Рабочий дух ребят в связи с трагическими событиями не был сломлен, наоборот сборка замысла продвигалась семимильными шагами. Чуть Эван поправился, так сразу начал помогать друзьям, обещая родителям, что не будет более никуда залезать. Он ожидал от ребят, что они сразу начнут упрекать его, осмеивать, или вовсе исключат из Совета Зонтов, но к счастью сего непоседу приняли радушно. Хотя статус мыслителя отныне был им навеки потерян, ведь умный человек ни за что не решится калечить себя, когда так нужны каждые здоровые руки. Ныне, как и предполагалось, всем действом заведует Сэм. Всё же стоять и тупо смотреть, как кипит работа, Эван не хотел, поэтому с помощью одной руки помогал своим друзьям, но чаще просто шутил, тем самым поддерживая оптимизм трудящихся, который в Персифале на вес золота. Мокрый Джеф стал без преувеличения рок-звездой, без него не получилось бы ничего сносного, тот самолично сколотил корзину, скрепил брезент в виде сферы, в общем, делал почти всё сам. В это время Сэм постоянно только мешался, нудил, издавая нелепые приказания. А вот Анжелика, своим девичьим обаянием всех воодушевляла, подбадривала своим новым немного нежным характером. Взрослые, знаемо дело, не совались в их владения, в их строительные угодья. Только мистер Чарк иногда захаживал к ним и дивился постепенно появляющемуся воздушному шару, который выставили прямо над вентилем, дабы впоследствии шар взлетел, попав под струю толкающего воздуха, взметнутся в сторону, преодолев крыши и мостики.
Как хорошо, что Эван не утратил чувство умора. Он постоянно подтрунивал над своей больной рукой, говоря, что он якобы одной конечностью делает больше чем они все вместе взятые. И смеясь, на него никто не обижался.
Таким образом происходили последние приготовления к предстоящему полету на воздушном шаре.
Все дети строят чудесные домики на деревьях, всевозможные шалаши, для того, чтобы покинуть на время родительский кров, обзаведясь собственным личным местом, где всё устроено по их собственному желанию. Но это всё видится цветочками, по сравнению с настоящим воздушным шаром, который, сразу стоит обговорить, не был похож на картинку в энциклопедии. Однако некоторая братская схожесть имелась между ними, пускай, сразу не кидающаяся в глаза. Глянцевая поверхность шара, конечно, несколько скомкана, она вовсе не гладкая, да и корзина кое-где просвечивает, все мешки с песком в заплатах. Но это всё ерунда, ведь главным теперь было практическое использование шара, ведь теории и чертежи отныне остались позади.
Однажды после утомительной работы, Анжелика и Эван остались вдвоем, и у них завязался доверительный диалог.
– Ты же понимаешь что я теперь бракованный, меня задвинули глубоко в ящик ненужных вещей. И видимо я не полечу. – не в привычку пожаловался Эван.
– Тогда я тоже не полечу, пускай сами во всём разбираются. – сказала надувшись Анжелика.
– Сэм того не допустит, ведь его желание полететь с тобой велико, это его мечта, сулящая тому объятья в тесной корзине. Ведь он словно афиша, подходи, да и читай с его лба мелодраматичные планы. – покачал головой Эван.
– Впредь я не буду с ним общаться, фу какая глупость. Лучше я в море упаду. Или его вышвырну за борт. – гневно воскликнула девочка.
– Заманчиво звучит, но думаю, тебе не стоит отказываться от полёта. Ведь мы так долго к этому шли. Ведь мы хотим всех спасти. А ты вот так легко отрицаешь значимость нашей затеи. Ради этого стоит претерпеть ухаживания Сэма.
– Что и ты бы тоже терпел, будь ты девочкой, если бы он положил на тебя глаз? – теперь уже на него гневно воззрилась Анжелика.
– Нет, лучше сломать вторую руку. – заулыбался Эван.
– Поэтому-то и невозможно. – тут Анжелика заробела и произнесла. – Ты мне, правда, нравишься. Поэтому если я и полечу, то только с тобой.
– Приятно слышать. Ты тоже мне нравишься, ты очень милая, когда не пытаешься препирательствами обуздать мой супергеройский темперамент. – мягко произнес Эван. – Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, что импровизация мой конек. – тут он переменил тему разговора. – Как думаешь, там, на небесах, мы будем скучать по родителям?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Конечно, будем, пускай даже они такие снобы и зануды, но они нам дороги. И мы ведь обязательно вернемся к ним. – ответила девочка.
Мальчику в эти минуты доверительности было жутко странно, ведь девочка во всем с ним соглашалась, она нисколько не стесняла его мысли.
– Уже кажется, темнеет. Думаю нам пора возвращаться домой, как ты считаешь? – спросил мальчик.
– Да, думаю нам пора. Завтра главный день в нашей жизни, самый незабываемый. – сказала девочка.
– Да, но жизнь такая длинная, разве это самое важное событие?
– Не самое, но детство такое короткое.
Они переглянулись. Они попрощались. Они на время расстались.
Эван тихо и одиноко шел по мостикам средь домиков, а дождь как всегда барабанил по всему, что попадалось на пути падения его жестоких капель. “О, недолго вам осталось музицировать дружным оркестром. Скоро закончится ваше мокрое правление, воссияет солнышко, и люди вновь научатся улыбаться. Детям станут читать смешные сказки о таких же детях как мы, возмечтавших построить воздушный шар, сказки о мистере Чарке и о его зеленых питомцах. Восторжествует праздник воскресения, и настанут дни, когда проблемы испарятся подобно влаге, и проявления любви станут явными и осязаемыми, слова обретут доброту, а лица засияют миром и равноденствием” – восторженно думал Эван.
– И, я не сдамся, слышите! – прокричал Эван, скорее себе, чем городу или дождю.
Однако весь город определенно услышал его вопль, но привыкший к тем совестливым детским порывам, вечно прибывающий в ленивой дремоте, не откликнулся.
Глава шестая: Два билета в один конец. Взлет без падений, не считая одного. И как же здорово быть ребенком!
– Леонарду да Винчи такое и не снилось. – произнес Мокрый Джеф, разглядывая готовый построенный воздушный шар.
Все дети последовали его примеру, встали перед своим творением будто завороженные. Им даже не верилось. Они поначалу даже сомневались в реальности этого большого объекта представшего во всей красе. Гениальность маленьких рук этих детей была неоспоримо доказана, причем наглядно. Шар надувался от горелки, в его корзину было положено как можно больше припасов, особенно те которые подолгу не портятся, теплая одежда, аптечка и всякие мелочи.
– Громоотводно. – пробормотал Дизи.
– Вернее громогласно. – поправил его Мокрый Джеф. – Вот вы думаете, я такой умный и всё знаю. Но пришло время чистосердечно признаться – я всё делал не думая, на одном вдохновении, порою толком не понимания, что куда присоединить.
– Давайте тогда вдохновенно похлопаем всем нам в честь окончания. – радостно предложила Анжелика.
И все дружно бурно зааплодировали, кроме Эвана конечно, тот не смог хлопать по причине перебинтованной руки. Поэтому получилось, будто все хлопают и радуются ему одному. Может быть, девочка именно этого и добивалась. Разве поймешь этих девчонок? И самое интересное, что папа, будучи уже взрослым, говорит то же самое и о маме, будто с возрастом ничего не меняется.
Когда всеобщее ликование стихло, следующим этапом было выбрать кандидатов на полет. Очень сложный вопрос, им, однако, предстояло решить. Впрочем, Эван более не настаивал на своем участии после того падения. Он присмирел и старался стоять в стороне от любых споров, понимая, что любой может победить его как физически, так и морально, ибо он по-прежнему корит себя за тот глупейший поступок. Когда забыв о возложенной на него ответственности и забыв о своей спасительной миссии, поступил опрометчиво, за что и получил заслуженное наказание в виде болящей руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сэм, уже трепеща от победы, ухмылялся, вышагивал вдоль корзины, примеривался, видимо воображая, как будет происходить его первое свидание с девочкой. И много всего первого: первый полет, первый день без родителей, и насколько позволила его детская фантазия – первые романтические стихи. В том, что это скоро произойдет, он был почти уверен, хотя ни умением, ни представлением обо всем этом не располагал. Эвана он давно списал со счетов. Чувствуя восторг, Сэм ни в чем не сомневался, потому горделиво возвышался над другими.
