Смена лидеров – это не новый вопрос для посткоммунистических государств Центральной Азии. Тот факт, что советское поколение лидеров удерживало власть более десяти лет, не значит, что они не задумывались о преемниках. Фактически, их больше всего беспокоит вопрос о будущем лидере, потому что они превыше всего ставят собственную власть и благополучие и делают все возможное, чтобы предотвратить появление нового лидера.
Монополистическая структура власти породила стабильные политические режимы, но при этом есть сомнения в их жизнеспособности и долговременной стабильности. Добравшийся до власти политик изменяет институциональные и конституционные механизмы так, чтобы обеспечить себе политическое долгожительство, но при этом он устраняет потенциальных преемников и уничтожает механизмы, которые могли бы сделать смену власти прозрачным и предсказуемым процессом.
Но неготовность к критическим ситуациям вовсе не означает, что такие ситуации не возникнут. Напротив, она повышает вероятность того, что критические ситуации будут иметь разрушительные последствия. Так что, когда смена власти оказывается неизбежной, отсутствие правил выбора преемника или отсутствие готового преемника в стране вроде Узбекистана, где существует режим личной власти, может привести к массовым беспорядкам и дестабилизации целой страны. Учитывая природу границ в Центральной Азии, где русские и советские властители проводили их без учета исторических традиций и этнической принадлежности населения, подобная дестабилизация может выйти за условные границы государств и охватить весь регион.
Вопрос о преемственности власти разделяет Соединенные Штаты и их среднеазиатских партнеров и союзников в войне с террором. С точки зрения американских политиков, несменяемость власти грозит чудовищными последствиями региону, его соседям и американским интересам в этих краях. Более того, вопрос о преемственности – это самый дискуссионный вопрос в программе среднеазиатских реформ, поддерживаемых Соединенными Штатами; это лишь вершина айсберга, а под поверхностью пребывает основная масса политических и социальных изменений, которые тщательно обходят правящие элиты Центральной Азии.
Для Соединенных Штатов вопрос о политической преемственности в Центральной Азии является нелегкой проблемой, ставящей перед очень неприятными решениями. В силу своего военного присутствия и политического участия в делах региона Соединенные Штаты рискуют превратиться в гаранта безопасности существующих режимов, режимов ретроградных, коррумпированных, противящихся проведению политических и экономических реформ, но поддерживаемых Соединенными Штатами и Западом в целом. Вероятность того, что США используют свое военное присутствие и политическое влияние для продвижения политических и экономических реформ, довольно мала. Зато велика опасность того, что существующие режимы используют свою роль в войне с терроризмом как предлог избежать всяких изменений.
Кризис американской политики в отношении Центральной Азии был ускорен жестокими столкновениями в Андижане в мае 2005 г. между правительственными войсками и силами безопасности с одной стороны и митингующими гражданами – с другой. Применению силы предшествовал ряд мирных протестов в поддержку местных бизнесменов, арестованных по обвинению в исламском экстремизме; протесты постепенно делались все более массовыми и закончились тем, что антиправительственные силы захватили тюрьму. Сообщалось, что в результате применения силы несколько сот человек были убиты, в том числе невооруженные гражданские лица. Правительство США обвинило власти Узбекистана в чрезмерном использовании силы и призвало к проведению независимого расследования с участием международных экспертов55. Правительство Узбекистана ответило, что сила была адекватным ответом на выступление террористов, что нет никакой необходимости в международной комиссии для расследования инцидента и что узбекские власти проведут расследование своими силами56.
События в Андижане вызвали настоящий кризис в политике США в Центральной Азии. Для Вашингтона резкое ухудшение отношений с Узбекистаном, последовавшее летом 2005 г. за обменом взаимными обвинениями, имело весьма ощутимые и далекоидущие последствия. В июле 2005 г. правительство Узбекистана потребовало, чтобы военный персонал Соединенных Штатов покинул базу в Карши-Ханабаде, которая сыграла важную роль в военной кампании в Афганистане в 2001 г. и в дальнейшем использовалась для поддержки американских операций в этой стране. Соединенные Штаты вернули базу под узбекский контроль задолго до истечения установленного Ташкентом шестимесячного срока.
С точки зрения интересов США в регионе потеря базы являлась весьма неприятным поворотом событий. Это была одна из двух баз, созданных Соединенными Штатами в центре Евразии, у самых границ Афганистана. Отделенный от Индийского океана Индией и Пакистаном, Афганистан не имеет сети железных дорог, его дорожная сеть разбита из-за гражданской войны и многолетнего отсутствия всякого ремонта, а аэропорты не справляются с приемом грузов, необходимых для снабжения вооруженных сил США и их союзников. Доступность дополнительных аэропортов в регионе имеет очень большое значение для продолжения операций в Афганистане57.
Среднеазиатская элита сочла поразительной наивностью то, что Соединенные Штаты пожертвовали важной для них базой К2 и своими отношениями с Узбекистаном (прифронтовым государством в войне с террором) ради прав человека и демократии. Такой оборот событий оказался шоком для всего региона. То, что Соединенные Штаты станут действовать таким образом непосредственно после революции тюльпанов в Киргизии – где расположена последняя база США в регионе и где было еще далеко до стабильности, – было четким посланием о приоритетах США.
Послание было тем более убедительным, что на протяжении 1990-х гг. Соединенные Штаты указывали на киргизские реформы и прогресс как на образец для подражания всему региону. Узбекистан при этом считался ключевым союзником в войне с террором, оказавшим неоценимую помощь после 9/11. Тем не менее здесь не могло быть никакой двусмысленности: Соединенные Штаты не намерены жертвовать своими принципами и решимостью продвигать демократию и реформы.
Среднеазиатских властителей встревожило, что Соединенные Штаты намерены поддерживать – некоторые говорили, даже поощрять – волну мирных революций, прокатившихся по Грузии, Украине и Киргизии. То, что американцы поддержали эти революции и содействовали демократизации, явилось для среднеазиатской элиты сигналом, что Вашингтон вовсе не опора стабильности, а агент изменений, что они не смогут рассчитывать на поддержку американцев в случае внутренних беспорядков и что если они не смогут сами справиться с риском волнений, то им придется искать поддержку в другом месте.
Им не пришлось бы слишком далеко ходить за поддержкой.
Новые геополитические реалии после 2005 г
Новый интерес американцев к Центральной Азии, подстегнутый террористическим нападением 9 сентября 2001 г. и военной кампанией в Афганистане, возбудил растущий интерес ряда соседних государств. Этот интерес, в свою очередь, запустил новый раунд соперничества за влияние в регионе. В отличие от предыдущего этапа, когда американское руководство заявляло о том, что стремится к превращению Центральной Азии в зону, свободную от великих держав, отличительной чертой нового этапа стало военное присутствие Соединенных Штатов и главенствующая роль этой единственной мировой сверхдержавы. Региональные державы, прежде всего Россия и Китай, поспешили с политикой противодействия американскому влиянию. Индия тоже возгорелась желанием утвердить свое присутствие в этом регионе. Борьба за влияние дала среднеазиатским лидерам новые возможности для выбора партнеров и смены геополитической ориентации.
Конец ознакомительного фрагмента.
