— Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй, слишком. Кто он такой?
— Его зовут Кровавым Стервятником.
— Он пытает заключенных, — сказала Милли.
— Кажется, я с ним подружилась.
— На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал, — сказал доктор Гассельбахер.
Они сдвинули столики. Оба летчика поклонились и назвали трудно произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым ужасом:
— Вы пьете кока-колу!
— Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль.
Уормолд заметил:
— Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского. И еще кока-колы.
— Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс?
— Я бы выпил стаканчик «болса» [21], — сказал тот, который был помоложе.
— Не раньше Амстердама, — твердо заявила стюардесса.
Молодой пилот шепнул Уормолду:
— Я хочу на ней жениться.
— На ком?
— На мисс Пфунк.
— А она?
— Она не хочет.
Старший голландец сказал:
— У меня жена и трое детей. — Он расстегнул верхний карман. — Вот.
Он протянул Уормолду цветную фотографию, на которой девушка в туго облегающем желтом свитере и купальных трусиках пристегивала коньки. На свитере было написано «Мамба-клуб», а ниже Уормолд прочел: «Гарантируем массу удовольствий. Пятьдесят красавиц. Вы не останетесь в одиночестве».
— Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, — сказал Уормолд.
Молодая женщина — у нее были каштановые волосы и, насколько можно было разглядеть при неверном освещении, карие глаза — сказала:
— Давайте потанцуем.
— Я неважно танцую.
— Не беда.
Он прошел с ней круг.
— Да, вы были правы, — сказала она. — То, что они играют, называется румба. Это ваша дочь?
— Да.
— Какая хорошенькая!
— Вы только что приехали?
— Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого не знаю.
Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос; иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на пальце обручальное кольцо. Она сказала:
— Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.
— Моя — Уормолд.
— Значит, я ваш секретарь, — сказала она.
— То есть как? У меня нет никакого секретаря.
— Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?
— Нет.
Ему не нужно было спрашивать, кто «они».
— Но я сама отправляла телеграмму.
— Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но ничего в ней не понял.
— А какое у вас издание «Шекспира для детей»?
— «Эвримен».
— Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все перепутано. Но я рада, что вас нашла.
— И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?
— В «Инглатерре», но завтра я перееду.
— Куда?
— Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в одном из кабинетов.
— Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.
— Но есть же комната для секретаря.
— У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.
— Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.
— Конспирация?
— Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря? Давайте сядем.
Какой-то человек во фраке, — в этих тропических зарослях он напоминал английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к обеду, — вышел вперед и запел:
Почтенные люди живут вокруг.
Они все осмыслят, отмерят, взвесят.
— Они твердят, что круг — это круг,
И мое безрассудство их просто бесит.
Они твердят, что пень — это пень.
Что на небе луна, на дереве листья.
А я говорю, что ночь — это день,
И нету во мне никакой корысти.
Ты не верь им, прошу тебя…
[22]
Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось постукивание шариков рулетки.
Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.
— Если бы я знала, что я ваш секретарь, — сказала она, — я бы ни за что не окатила из сифона полицейского… без вашего разрешения.
— Не огорчайтесь.
— Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.
— Капитан Сегура нам не опасен.
— Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.
— А-а…
— Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь. Пускай лучше это произойдет со мной.
— А мне было бы обидно, если бы сорвали…
— Не понимаю…
— Простите, я думал о другом…
— Да, — сказала она, — раз телеграмма была искажена, вы ничего не знаете и о радисте.
— Не знаю.
— Он тоже остановился в «Инглатерре». Его укачало. Придется найти жилье и ему.
— Если его укачивает, то может быть…
— Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.
— Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.
— Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда и послали.
— В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, — сказал Уормолд. — А вам помогают новены?
— Какие новены?
— Не знаете? Слава богу хоть за это.
Человек во фраке как раз кончал свою песню:
А я говорю, что зима — это май,
И нету во мне никакой корысти!
Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети, пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось разбить их надежду повеселиться.
2
Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил — ее устами говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его агенты!..
Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение — 500 песо — за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и главный механик с «Хуана Бельмонте», который пил испанский коньяк в Сьенфуэгосе, — эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес, который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса, танцовщица из «Шанхая», зарегистрированная как любовница министра обороны и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог). Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса — ведь каждый, кто хоть немножко знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой, его Мата Хари [23]. Трудно было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в «Шанхай», где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц показывают три порнографических фильма.
Рядом с ним села Милли.
— Что это за карточки? — спросила она.
— Клиентура.
— Кто эта вчерашняя девушка?
— Она будет моим секретарем.
— Очень уж ты стал важный.
— Она тебе нравится?
— Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты вашими танцами и флиртом.
— Я с ней не флиртовал.
— Она хочет за тебя выйти замуж?
— Господи, с чего ты взяла!
— А ты хочешь на ней жениться?
— Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.
— Мари — одна француженка, она учится у нас в монастыре — говорит, что всякая настоящая любовь это coup de foudre [24].
— Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!
— Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.
— У какой сестры Агнесы?
— Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.
— Это она сама рассказала Мари?
— Конечно, нет. Но Мари знает. У нее самой было уже две несчастных coup de foudre. Они поразили ее сразу, как гром среди ясного неба.
