— Отпусти, сучка! — кричала «дама» хриплым голосом. — У тебя будут большие неприятности.
За «сучку» пришлось двинуть его костяшками пальцев по ребрам. У мистера «Би» перехватило дыхание.
Я обратилась к работникам ресторана:
— У вас есть какая-нибудь комната?
Те тут же бросили бычки в плевательницу.
— Пройдемте…
Убийцу повели через зал. Посетители с удивлением глядели на эту сцену. Со Спичниковым вел беседу администратор, видимо, пытаясь содрать денежки за нанесенный ущерб. Тот уверял официальное лицо, что ни в чем, собственно, не виноват.
Гомика втолкнули в комнату администратора и усадили на стул.
— Можно позвонить? — спросила я.
Никто не возражал.
В комнату ворвался «герой дня».
— Может быть, вы объясните мне, что происходит?
Я молча кивнула.
— Сейчас приедет милиция, и мы вам все объясним.
Расторгуев в сопровождении троих крепких ребят и пожилого человека с небольшим кожаным чемоданчиком прибыл через десять минут.
— Где он?
Борис зашел в кабинет, кивнул мне и тут же перешел к делу:
— Старший оперуполномоченный Расторгуев, управление внутренних дел. Ваши документы?!
Сексуал молчал.
Борис не стал настаивать. Он повернулся к помощникам:
— Пусть молчит. В управлении разберемся.
Гомика обыскали с ног до головы, но не нашли ничего, кроме номерка в гардероб. Один из помощников Расторгуева сходил в мужской туалет и вернулся в кабинет, держа в руках ворох женской одежды и светло-рыжий парик.
— Это обнаружено в месте общего пользования.
Борис тщательно перетряхнул тряпье.
— Ловко придумано — предусмотрен путь для отступления. Забегаешь в туалет, скидываешь платье, распускаешь штанины, и никто не догадывается, что всего минуту назад перед нами была роскошная блондинка.
Он нащупал какой-то предмет.
— Э, а это что?
В куче тряпья оказалась заостренная вязальная спица.
Борис почесал пальцем в затылке.
— Ладно, разберемся.
Затем Расторгуев повернулся ко мне:
— Рассказывай.
Я кивнула на притихшего Спичникова.
— Ему в кофе было подсыпано какое-то вещество. Я свидетель.
Борис кивнул и обратился к пожилому человеку с чемоданчиком.
— Николай Иванович — пройдите с девушкой и возьмите пробы.
Мы вышли в зал.
Какой кошмар!
Я с ужасом увидела, что официантка снимает со стола испорченную скатерть.
— Подождите!
Та застыла на месте, будто породистый пойнтер.
— Нам нужна эта скатерть!
— Зачем?
Эксперт осторожно тронул меня за руку.
— Минутку, девушка… Скатерть нам не нужна.
— А что же? — удивилась я.
— Чашка с остатками кофе.
— Так она же пустая! Я лично опрокинула содержимое на стол.
— Неважно, мне много не надо.
Я повернулась к девчонке:
— Где чашки с этого стола?
— На кухне, — недоуменно ответила та. — Я только что отнесла посуду на мойку.
Словно гончая, я кинулась во внутреннее помещение ресторана и едва успела выхватить чашку, из которой пил Спичников, из рук молоденькой посудомойки, которая чуть не упала в обморок от страха.
— Это она? — спросил эксперт.
— Что?
— Чашка — та самая?
Я стала сомневаться. А вдруг это другая чашка?
Посудомойка, слушавшая наш разговор, вздохнула.
— Девушка, вся остальная посуда — сплошь рюмки. Это единственная кофейная чашка за весь этот вечер.
Глава 17
На следующий день я созвонилась с Расторгуевым, который сообщил, что в остатках кофе обнаружено снотворное вещество.
— Какое именно?
— Барбитал.
— Значит, человек засыпает за рулем и попадает в автокатастрофу?
— Может, так, а может, и нет. Возможно, что у человека снижались рефлексы, как при сильном опьянении. Все остальное зависело от обстоятельств.
— Троим погибшим в автокатастрофе делали вскрытие?
— Да, но искали признаки опьянения, а не следы снотворного вещества, которое к тому же в организме растворяется бесследно.
— Борис! А спица, которую ты нашел?
— У меня есть одна версия.
— Какая?
— Назову ее так: «контрольный выстрел».
Я все поняла.
— Значит, — произнесла я, — в случае неудачи или сомнения убийца использовал острие спицы?
— По-моему, так. Во всяком случае, это его изобличает. Вспомни Александрова.
Да уж, деваться некуда.
Я решила спросить о том, что было для меня самым главным:
— Борис, что говорят ваши эксперты — барбитал может искусственно вызвать сердечный приступ? Да еще со смертельным исходом?
Расторгуев искренне удивился, это поняла даже телефонная трубка.
— Ты меня об этом спрашивала? Прости, но я не успел навести справки!
Мерзавец. Пользуется тем, что я слаба в медицинских познаниях.
— Я просто не могу понять случая с Пономаренко.
— Никакого случая не было…
— Как?! — удивилась я.
— У него алиби. Двадцатого октября твой гомик был со своим постоянным партнером. Мы проверили, хотя очень неприятно было влезать в это дерьмо.
— Это что еще за постоянный партнер? Кто он?
Борис нервно завозился там, на другом конце.
— Тебе лучше этого не знать, чтобы не расстраиваться. Это один из больших чиновников города. Мне бы теперь на работе удержаться. И все из-за тебя!
Нет, вы видели? Хорош гусь! Сколько времени не могли раскрыть несколько преступлений — и на тебе, никакой благодарности! И потом…
— Что же ты о самом главном не сказал? — рассвирепела я. — Ходишь вокруг да около!
— Ты не спрашивала!
Я бросила трубку, чуть было не разбив аппарат на молекулы!
Правы были мои кости — результат будет не тот, какой нужен мне. Повезло только нашей доблестной милиции — все-таки они взяли убийцу. И какого!..
* * *
Информация, полученная от Расторгуева, загнала меня в тупик, из которого был только один выход — на свалку. Версия с треском провалилась.
Наступило первое декабря. На улицах города лежал снег, который шел всю ночь. Целые отряды дорожных рабочих занимались уборкой, освобождая дороги от снежного одеяла.
Оставалось одно: продолжить игру в послания.
На следующий день я отнесла в редакцию купон с очередным шедевром:
…
«ТОМУ, КТО ТРЕБУЕТ ОТВЕТА:
Свое скажу теперь я мненье:
Мужчина более способен на прощенье.
ДЕТЕКТИВ».
Мне все больше не давала покоя мысль, что в деле об убийстве Пономаренко не обошлось без женщины. Я вспомнила роман Дюма «Могикане Парижа», где полицейский Жакаль методом своего расследования провозгласил: «Ищите женщину!» Может быть, смерть Александра Пономаренко — такой же случай?
Еще одна ниточка — мальчишка-посланец, который сбежал у меня из-под носа. Пока убийца готовит ответ на мое послание, я могу заняться поисками сорванца. А может быть, сработает!
Наблюдательный пункт я устроила в салоне своей машины, припарковав ее на улице Первомайской, в двух кварталах от здания, где располагалась редакция газеты бесплатных объявлений.
Я с тоской наблюдала, как снежинки величиной, как мне казалось, с яблоко методично опускаются на лобовое стекло и постепенно отделяют меня от окружающего мира. Время от времени я заставляла «дворники» скрести по стеклу, издавая звук скрипучей двери, и сгребать снег на капот. Это мало помогало, поэтому приходилось вылезать из салона с замызганной тряпкой в руке и смахивать раскисающую массу на землю.
В такой вот жуткой обстановке я провела три дня.
* * *
Мальчик Никита возвращался из школы номер 11, находившейся через две улицы от его дома.
Он был мрачен, как Павлик Морозов, которому не дали настучать на своих ближайших родственников и тем самым превратить их во «врагов народа». Никите вкатали двойку по русскому языку, потому что он лопухнул домашнее задание, проигнорировав его выполнение.
Мальчик поднялся на второй этаж разваливающегося по кирпичику двухэтажного «жактовского» дома и протянул руку к кнопке звонка.
— Пригласишь в гости? — услышал он и от неожиданности дернулся, как безнадежный больной в кресле стоматолога.
Перед ним стояла спортивного вида девушка в джинсах и легкой куртке светло-оранжевого цвета.
— Меня зовут Татьяна, и мне просто необходимо поговорить с тобой. Звони, пусть мамочка открывает. И не смотри по сторонам — на этот раз сбежать тебе не удастся.
Ручонка Никиты медленно потянулась к звонку.
* * *
Двухкомнатная квартирка, с узкой прихожей и маленькой кухонькой, кричала во все горло, что в ней живут малообеспеченные, к тому же малоуважающие себя люди. В большой комнате была довольно скудная обстановка: старенький диван, покрытый протертым в нескольких местах желтым покрывалом в цветочек, телевизор «Весна» выпуска семидесятых годов и старомодный буфет, по-видимому, брошенный вместе с клопами прежними обитателями этой квартиры, когда они переезжали, оставляя здесь весь этот хлам.
