Том вылез из такси, расправил помявшийся плащ, расплатился, подхватил чемодан и побежал к подъезду. Он был рад, что сейчас увидит своего названого отца. Том ворвался в квартиру и с восторженным возгласом бросился к сидящему на диване человеку. Тот поднялся навстречу и протянул руки. Грег на миг замер. До чего же изменился Кребс! Голова стала совершенно белой. Он похудел. На лбу резче-обозначились складки. Глаза потускнели, он выглядел больным или смертельно усталым.
— Да что с вами? — воскликнул Грег.
— Плохо, мальчик, плохо. — Кребс положил свои большие руки ему на плечи. — Очень плохо. Давай присядем.
— Хорошо. Присаживайтесь, Я приготовлю кофе. Принесу шлепанцы.
Кребс снял мундир, сунул ноги в подставленные Томом тапочки, слегка постукивая горлышком бутылки о край рюмки, налил себе коньяк, выпил, облизнув губы и, отхлебнув из чашки горячий кофе, поставил ее на столик.
— Разговор, как я уже тебе говорил, предстоит долгий. Постарайся не перебивать меня, иначе я собьюсь. Мне понадобилась твоя помощь. Помощь криминалиста, сыщика, детектива и человека, которому я полностью во всем могу доверять. Да, да, не удивляйся, пожалуйста. И если уж я, бывший комиссар, один из лучших когда-то комиссаров, пришел за помощью, значит, действительно дело дрянь. Мне известно — ты с отпуска не читаешь газет, а тем более находясь далеко за океаном. Поэтому слушай. Все началось дней десять назад, в субботу. Если мне не изменяет память — сейчас это бы было неудивительно, — ты как раз только что улетел на Гавайи.
— Совершенно точно, — подтвердил Том. — Я проводил Джин и днем уже порхал в воздухе.
— Так вот. Я сидел, как обычно, дома, когда позвонил дежурный и передал приказ немедленно прибыть к собору Благодарения, ибо там, как он сказал, творится что-то неописуемое. Приближаясь к собору, я увидел огромную возбужденную толпу. Нет, это не была демонстрация, сборище хулиганов или что-либо подобное. Никаких флагов, плакатов, камней и пустых бутылок. Толпа зевак — лучше не назовешь. У подъезда впритык стояли полицейские и санитарные машины. Повсюду масса наших ребят — в форме и штатском. Как только я выскочил из автомобиля, ко мне подбежал младший инспектор Брайс. Если бы ты его видел! Этот безусловно храбрый человек был бел как молоко, трясся и заикался. Да, да, заикался. Ты только представь — заикающийся гигант Брайс. Он, сбиваясь, доложил мне следующее: в церкви состоялось бракосочетание известного мультимиллионера, короля химической промышленности, знаменитого Дика Робинсона и Кристины Хупер. Все было подготовлено по самому высшему классу. Среди друзей и знакомых, почтивших своим присутствием столь важную церемонию, находилось много весьма влиятельных особ нашего города, десятки журналистов, фото-, кино-, радио- и телерепортеров. И вот, когда наступил самый торжественный момент, в храме погас свет. Правда, он почти тотчас вспыхнул снова. Но по мне лучше бы он и не зажигался вовсе. — Кребс взял бутылку и налил коньяк, опять горлышко, предательски выдавая дрожь пальцев, стучало по рюмке. — Как только стало светло, ты даже не можешь вообразить, что там творилось. Боже мой!
— И что же там было? — спросил Том.
— Ни-че-го, — отчеканил Кребс и прикрыл на миг веки.
— То есть как ничего?
— Представь себе: на них ничего не было. На женихе, невесте, гостях и прочих. Они стояли, вернее метались, голые, в чем мать родила. Кто-то раздел их за те мгновения, покуда было темно. В церкви началась паника, некоторых в суматохе изрядно помяли, а иных и совсем задавили. Это был настоящий бедлам. Орали люди, орали полицейские, орали журналисты. Кто-то истерично хохотал, кто-то выл, кто-то исступленно чихал. Занимались своим делом фотографы и операторы телевидения, уж они-то погрели на этом руки. С огромным трудом удалось навести относительный порядок. На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и пикантными, если можно так сказать, снимками. Разразился скандал, какого еще не видывал город. Оппозиция захлебнулась от восторга — уж такой шанс перед баллотировкой упустить нельзя.
Они несколько минут сидели молча. Затем Кребс опять потянулся к бутылке и тихо, почти шепотом произнес:
— Но на этом не кончилось. Как бы не так. Спустя два дня то же повторилось на выставке декоративных цветов, организованной этой самой Хупер, теперь уже миссис Робинсон. В павильоне экзотических растений одиннадцать человек — среди них восемь женщин — снова расстались со своей одеждой. Пресса визжала от восторга, заполняя прилавки киоскеров специальными выпусками и фотоприложениями. Оппозиция, наверное, ставила сотни свечей этим гангстерам, столь удачно и своевременно пришедшим им на помощь.
— Подождите, а не могли они это подстроить сами, кто-то из их рядов? Из тех, кто претендует на посты в новом правительстве?
— Я тоже сначала подумал так, — ответил Кребс. — Это было бы вполне закономерно. Но одно обстоятельство смешало мне все карты. Если о двух предыдущих происшествиях я информирован через других лиц, то третьему был свидетелем сам. Да, да, настоящим свидетелем с начала и до конца. — Он осушил одним махом рюмку и, вытерев губы ладонью, сказал: — Позавчера. В театре-варьете «Голубые тени». Излишне напоминать — всю полицию после этих событий поставили на ноги, шпиков, филеров. Даже вызвали несколько воинских подразделений: Всех инспекторов разослали в наиболее оживленные места, где обычно коротают досуг сливки общества и богатеи. Я очутился в варьете. Был в штатском, сидел в ложе осветителей, справа от сцены. Представление шло как обычно — все было нормально. На сцене три десятка девчонок исполняли бойкий танец. Опять погас свет. Правда, это никого не встревожило и не насторожило — все так и должно было следовать по ходу действия.
Вспыхнул свет.
— Я смотрел на сцену — ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ, но по долгу службы наблюдаю. Музыка гремела, а девахи не плясали. Да, мой милый. Они подошли к самой рампе и захлебывались от смеха. Гоготали во всю глотку, буквально ломались пополам и тыкали пальчиками в зал. Я взглянул туда и тоже захохотал, хотя, поверь, уж мне-то было никак не до смеха. Все смахивало на то, что зрители и актеры поменялись ролями. Первые два ряда — самые дорогие места — были сплошь заполнены голыми людьми. Они дергались, визжали, лезли под кресла, пытались чем возможно прикрыться. Это, я тебе скажу, была небывалая картина. Джаз наигрывал что-то очень быстрое, на сцене ржали артистки, а в партере мельтешили, не зная куда податься, обнаженные люди.
— Но почему же именно этот случай смешал все ваши карты и отвел обвинение от оппозиции? — спросил Том. — Мне думается, он их только укрепил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
