— Тесси.
Она вздрагивает, внезапно защищаясь.
Ее жизнь. Ее ребенок. Ее рассудок.
Позволить кому-то другому разрушить ее лучшие планы? Ни в коем случае. Она этого не допустит. Она пытается понять, как ей быть работающей матерью, а тут еще этот ворчливый человек с горы предъявляет все эти требования, врывается в ее жизнь, заставляет ее напрягаться. Это ее мир, и в него не входит громоздкий дровосек, выводящий ее из равновесия.
— Тебя не было рядом. Не вини меня за то, что я строю планы.
Он провел рукой по волосам. От него исходит убийственная энергия, голубые глаза горят гневом.
— Меня не было рядом, потому что я, черт возьми, не знал.
— А я не знала, где тебя искать, — бросает она в ответ.
Они смотрят друг на друга до тех пор, пока не появляется официантка.
— Перчика? — спрашивает Луиса, протискиваясь между ними с трехфутовой мельницей для перца, похожей на гигантский кальян. Или фаллоимитатор.
Тесси не может с уверенностью сказать, что больше подходит к данной ситуации, потому что и ее, и Соломона здесь трахают. Как они сюда попали? Когда они ушли от приятной беседы и погрузились с головой в грозное молчание?
Все еще глядя на Тесси, Соломон выдавил из себя:
— Нет. — Его руки, лежащие на столе, сжаты в кулаки, костяшки пальцев побелели.
Напряжение режет воздух, как нож.
Передернув плечами, Соломон пытается повторить попытку, после того, как их оставляют в покое.
— А что, если... ...каждое лето...
Она задыхается и проводит ладонью по животу.
— Я не буду отдавать своего ребенка каждое лето.
— Нашего ребенка, — тихо поправляет ее Соломон.
Пристыженная, Тесси смаргивает горячие слезы, беспокойство скручивает ее желудок. Ее нижняя губа дрожит.
— Но. Он еще долго будет маленьким. Он просто не может быть без меня. — Ее руки сжимаются на животе, и она опускает взгляд на крабовый пирог на своей тарелке. Паника перехватывает дыхание и вызывает слабость в коленях. Мысль о том, что она может потерять Мишку. Разлучиться с ним.
— Я не хочу, чтобы он был без тебя, Тесси. Я хочу...блядь. — Резкий взрыв проклятия Соломона заставил ее поднять глаза. Он снова провел рукой по своим черным волосам - его обычная реакция, когда он расстроен, полагает она, - и стиснул стальную челюсть. С выражением досады и злости он спрашивает: — Как, черт возьми, люди это делают?
Она качает головой.
— Я не знаю. Но мы узнаем, хорошо? — Наклонившись, она протягивает руки. — Никаких адвокатов. Пожалуйста? Мы что-нибудь придумаем.
Адвокаты означают, что они в ссоре. Означают, что Мишку втянут в неприятную борьбу за опекунство. Это значит, что кто-то пытается отнять его у нее.
От этой мысли у нее сводит желудок.
Это ее сын. Она не может понять, какую любовь испытывает к Мишке. Может быть, потому что она врожденная. Безусловная. Ее. Он - ее. Она может лучше, чем ее отец. И это так. Никто не отнимет его у нее. И уж точно она никогда не уйдет.
Соломон одобрительно хмыкнул и выдохнул.
Она медленно потягивает свой коктейль, не торопясь анализировать выражение его лица. Она не может его прочитать. Да и зачем? Она едва знает этого человека.
— Ты злишься? — спросила она через мгновение, быстро отставив бокал. — Ты выглядишь сумасшедшим. Твое лицо. ...как будто... ...тает.
Он качает головой, мускул дергается на его суровой челюсти.
— Я не злюсь, Тесси. Я расстроен.
У нее вырывается смешок.
— Ну, я тоже.
Соломон не отвечает. Он молчит. Изучает ее лицо. Но прежде чем он успевает что-то сказать, у нее срабатывает телефон.
Она вскакивает, испугавшись громкой вибрации входящего сообщения.
Взглянув на телефон, лежащий рядом с тарелкой, Тесси выругалась. Она просила Атласа дать ей вечер, прежде чем она закончит свою доску настроения, но, видимо, он не смог сделать даже этого.
У нее потеплело в глазах.
Внезапно она больше не хочет есть. От того, что она делила своего ребенка, как закуску, у нее в животе появилась кислая боль.
Собрав салфетку, она бросает ее на стол и встает. Перемирие. Больше нет. Не сегодня. Между требованиями босса и Соломона все кончено. Она не хочет, чтобы ворчливые мужчины мешали ее островному настроению. Она хочет уехать. Ей нужны компрессионные носки, проигрыватель и восемь часов беспрерывного сна.
— Я возвращаюсь в номер.
Она поворачивается, слезы текут по ее щекам.
Но вдруг Соломон встает. Электричество щелкает, когда он проводит широкой мозолистой ладонью по ее обнаженной руке и хватает ее за запястье. Он останавливает ее, разворачивая к себе.
— Тесси.
Она фыркает. Наклоняет подбородок, чтобы видеть его.
— Что?
Его темно-синий взгляд обшаривает ее лицо, задерживаясь на слезах. Он сглатывает, его горло перехватывает от невысказанных слов, на его суровом лице появляется противоречивое выражение.
— Твоя еда.
Она заставляет себя улыбнуться и прогоняет слезы.
— Упакуй ее для меня, хорошо? Я съем ее позже.
Оглядев ее в последний раз, Соломон отпускает ее запястье, и Тесси поворачивается. С телефоном в руке она отправилась на пляж, даже не пытаясь сдержать слезы.
Они говорили, они пытались, но что, если это безнадежно?
Что если они просто незнакомые люди, которые ненавидят друг друга?
ГЛАВА 9
Что-то теплое и сырое кипит в груди Соломона, когда Тесси поспешно отходит от него.
Она не хочет, чтобы он был рядом.
Но кто может ее винить? Он заставил ее плакать. Он заставил плакать беременную женщину. Господи. Какой же он мудак.
Да, он сорвался на нее, и разговор стал напряженным. Все это время он скрежетал зубами. Не из-за Тесси, а из-за того, что они не могли принять ни одного чертова решения, потому что ничто в их ситуации не было нормальным.
И он видел это по ее лицу.
Совершенно ясно, что Тесси Трулав не хочет иметь с ним ничего общего.
Для нее он - помеха. Угроза. Ворчливый ублюдок.
Хуже того, она думает, что он заберет у нее ребенка.
От этой мысли он почувствовал себя мудаком высшего сорта.
Он ни на секунду не допускает мысли о том, чтобы отнять у нее ребенка. Она чертовски сильна и полна решимости растить ребенка в одиночку. Он уважает ее за это. Но он хочет быть в жизни своего сына. Как ему это совместить? Как ему совместить свою спокойную жизнь на Аляске с крысиными гонками Тесси в Лос-Анджелесе? Все это нелегко, но в этом нет сомнений: они должны разобраться.
У него осталось два дня.
Он чувствует себя еще хуже, когда мимо него проскальзывает официантка, чтобы доставить им еду. При виде свежей рыбы, недоеденной Тесси, Соломон хмурится. Она должна была съесть больше. Внезапно ему захотелось вернуться в Чинук, на свою собственную чертову кухню, приготовить ей что-нибудь полезное и вкусное, а не этот дерьмовый зеленый салат на ее тарелке.
Вдалеке Тесси остановилась возле пальмы, чтобы снять каблуки. Он может разглядеть ее фигуру, длинные светлые волосы, ярко-синее платье, обтягивающее небольшой живот. Даже в тусклом лунном свете она сияет золотом, как в ту ночь, когда они впервые встретились. Красивая.
Соломон провел рукой по лицу и застонал, наполовину поддавшись искушению пойти за ней. Ему не нравится, когда она бродит в темноте. Это слишком близко к той ночи. Той проклятой ночи, от которой его мир слетел с оси.
Это курорт, Сол. Здесь безопасно. Никакого снега. Нет льда. Никаких машин.
И все же он ничего не может поделать. Такова природа - следовать за ней. Проклиная себя, свою чрезмерную опеку, он движется за ней по дощатому настилу, чувствуя себя в тени. Его тело автоматически тянется к ней, а бешено колотящееся сердце не может успокоиться, пока она не доберется до места назначения в целости и сохранности. Он держит ровный и эффективный темп, следит за ней и в то же время отдаляется от нее.
