В результате внезапности к полудню первого дня войны, 22 июня, советские Военно – воздушные силы потеряли 1200 самолетов, из них 900 было уничтожено на аэродромах и 300 – сбито в воздушных боях. Особенно тяжелые потери понесла авиация Западного особого военного округа, на территории которого 525 самолетов было уничтожено на земле и 210 – в воздухе.
Потрясенный масштабами потерь подчиненных авиачастей, понимая свою меру ответственности за происшедшее, командующий ВВС Западного особого военного округа, Герой Советского Союза и герой Испании И. И. Копец застрелился.
Очень жаль этого, безусловно, не только вдающегося летчика, но и исключительного порядочного человека. По крайней мере, в отличие от многих генералов и даже маршалов, Иван Иванович Копец не искал виновников происшедшей трагедии среди подчиненных, а свою и чужую вину принял полностью ее на себя. Оставаясь живым, он мог бы внести весьма существенный свой личный вклад в дело достижения Великой Победы. Хотя в то время, скорее всего, у него такой возможности могло и не быть, за такие дела тогда не прощали.
Вместе с тем, чтобы представить читателю масштабы общих потерь нашей авиации, приведем некоторые статистические данные. В начале войны советские авиационные дивизии состояли из 3–5 авиаполков, а уже с августа 1941 г. состав каждой такой дивизии уменьшился до двух авиаполков. Следовательно, количество самолетов в авиационных дивизиях за это время сократилось в несколько раз: с 150–180 до 40–50 единиц.
Таким образом, используя эффект внезапности и беспечность наших военачальников, немцам в течение 7–8 часов удалось уничтожить около 20 полнокровных авиационных дивизий ВВС Красной Армии.
Однако это еще не все. Как известно, одна беда не приходит. За огромными потерями истребителей последовали и крупные потери в бомбардировочной авиации. И это несмотря на то, что она была расположена сравнительно далеко от границы, поэтому ущерб, нанесенный ей в первые минуты и часы войны, был значительно меньшим, чем истребительной авиации.
Советское высшее командование, стремясь хоть как-то реабилитировать себя за провал начала войны в глазах И. В. Сталина, совершает очередную крупную ошибку: издает Директиву № 2, подписанную Тимошенко, Маленковым и Жуковым. Указанные лица, из-за потери связи абсолютно не представляя себе реальной ситуации на границе, однако в 7 часов 15 минут первого дня войны отдают приказ Ленинградскому, Прибалтийскому
Западному, Киевскому и Одесскому военным округам: «мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км. Разбомбить Кенигсберг и Мемель».
Таким образом, указанный удар должен был наноситься немедленно, то есть в светлое время суток и без прикрытия истребителей, поскольку к этому времени почти вся истребительная авиация, расположенная близ границы, уже была уничтожена немцами.
В результате многие наши тихоходные бомбардировщики ТБ-3, ДБ-3ф и СБ всех приграничных военных округов стали легкой добычей для «мессершмиттов» и зенитной артиллерии немецких частей ПВО в первые часы и дни войны.
Однако и это еще не все. Потеряв в самом начале войны практически всю фронтовую штурмовую авиацию (к тому же тогда еще не многочисленную: всего 100 самолетов), советское командование решило использовать бомбардировщики в качестве штурмовиков для уничтожения проникших глубоко на нашу территорию танковых колонн немцев.
Поскольку бомбить с большой высоты малоразмерные цели бесполезно, чтобы повысить эффективность своих ударов, наши летчики вынуждены были снижаться до предельно низких высот. Но на таких высотах не имеющие никакого бронирования бомбардировщики были весьма уязвимы от всех средств ПВО противника, включая даже пуль обычных армейских винтовок, при попадании их в наиболее ответственные части самолета, например, в бензобак, мотор и т. д.
В результате такого применения нашей бомбардировочной авиации гибли не только дорогостоящие самолеты, но и, что самое главное, – высоко – подготовленные экипажи боевых машин.
Так погиб капитан Гастелло Николай Францевич (1908–1941), Герой Советского Союза (1941, посмертно), который, будучи командиром эскадрильи 207 авиаполка, 42–й бомбардировочной авиадивизии, 26 июня 1941 г. получил задачу нанести удар по танковой колонне немцев на участке дороги Молодечно – Радошковичи, Западный фронт, Белоруссия.
Бомбардировщик Гастелло Н. Ф. при заходе на цель был элементарно, по указанной причине, подбит. Возник пожар, и командир, предпочитая смерть плену, направил горящий огромный самолет на вражескую технику. Вместе с командиром бомбардировщика погиб его весь экипаж: лейтенанты А. А. Бурденюк, Г. Н. Скоробогатый и старший сержант А. А. Калинин.
Вот что пишет о масштабах потерь бомбардировщиков в начальный период войны будущий Главный маршал авиации А. Е. Голованов (с февраля 1941 г. командир 212–го дальнебомбардировочного авиаполка) в своих мемуарах: «К концу дня 29 июня 1941 г. из 72 осталось только 14 машин».
Таким образом, уже в первые часы и дни войны ВВС наших западных военных округов потеряли почти всю свою не только истребительную, штурмовую, но и бомбардировочную авиацию.
Огромные потери наших самолетов и летчиков в начале войны, безусловно, явились одной из главных причин, что советская авиация, несмотря на самолеты, сохранившиеся в восточных и южных военных округах страны, надолго, примерно до лета 1943 года, потеряла господство в воздухе. А это, в свою очередь, самым отрицательным образом отразилось на ходе боевых действий не только в воздухе, но и на земле.
Так, например, уже на другой день войны, 23 июня, в районе Луцк – Броды – Ровно развернулось самое крупное в начальный период войны встречное танковое сражение. По количеству участвующих этом сражении танков оно сопоставимо с Курской битвой.
Тогда, с целью разгрома немецкой группы армий «Юг» генерал – фельдмаршала К. Рундштедта, включая 1–ю танковую группу (по существу – танковую армию) генерал – полковника Э. Клейста, командующий Юго – Западным фронтом генерал – полковник М. П. Кирпонос вместе с генералом армии Г. К. Жуковым организовали контрудар. (К этому времени Г. К. Жуков как представитель Ставки Главного командования был направлен И. В. Сталиным на Юго – Западный фронт для оказания помощи в начальный период войны, когда было потеряно управление войсками). Для решения поставленной задачи, включающей также и захват стратегической инициативы, указанными военачальниками, наряду с советскими общевойсковыми соединениями, было привлечено большое количество танков – 6 механизированных корпусов.
Однако стремление, как можно быстрее отличиться, разгромить крупную группу немецких армий в условиях сильной распыленности собственных сил, привело к тому, что наши корпуса не смогли сосредоточиться к установленному сроку для согласованного удара по противнику. Поэтому советские войска вступали в сражение неорганизованно: по частям, в спешке, без должной разведки, и особенно – без налаженной связи.
По штату механизированный корпус должен был иметь 36 080 человек личного состава, 1031 танк (в том числе 420 Т-34), 268 бронемашин, 172 орудия, 186 минометов, 5165 автомашин, 352 трактора и 1672 мотоцикла. Однако на 22 июня 1941 г. из двадцати мехкорпусов Западных приграничных округов только три было укомплектованы согласно штату. Формируемые мехкорпуса были обеспечены материально – технической частью всего на 30 процентов, особенно острый недостаток ощущался в транспорте: не хватало 300 тыс. автомобилей и 43 тыс. тракторов. Этот транспорт предполагалось получить из гражданских организаций после начала войны. И все же не это, как будет показано ниже, было решающим в тех событиях начального этапа войны.
Беспрекословно повинуясь, как и должно быть в армии, срочным приказам вышестоящих военачальников, огромные массы наших людей и техники, прежде чем вступить в бой, вынуждены были совершать длительные марши, на расстояния до 500 километров, в самых не благоприятных условиях. Конец июня, время самых коротких ночей года, когда темного времени в течение суток по – настоящему и не бывает. В этот период года на скрытное передвижение войск рассчитывать было нечего.
Кроме того, танки и другая гусеничная техника на маршах при движении поднимала огромные облака пыли, поэтому для немецкой авиационной разведки не было никаких проблем определить: где, когда, сколько, куда и какая техника движется.
Таким образом, в условиях полного господства в воздухе немецкой авиации, марши наших механизированных корпусов осуществлялись под контролем немцев и, следовательно, при активном их противодействии.
А из этого следует, что о внезапности наших ударов по немецким войскам не могло быть и речи. В указанных условиях наши механизированные корпуса каждый раз при соприкосновении с противником наталкивались на сильную, заранее подготовленную немцами противотанковую оборону, включая минные поля, неся при этом огромные неоправданные потери танков.
