– Мяк!
Дрозд со стуком приложил чашку об стол.
– Света! Это что?!
Она пожала плечами:
– Я ведь предупреждала. Он хочет общаться. А общается он обычно с людьми. С кем же еще?
– Ты что, подаешь ему сигналы? – заподозрил Дрозд.
– Да какие сигналы! Он сам по себе такой болтливый, от природы.
– Мяу, – согласился Тихон.
– А заткнуть его как-нибудь можно? – в отчаянии спросил Дрозд. Котенок фыркнул.
– Ты же любишь котов, – ехидно заметила Света. – Кто мне твердил, что у каждого человека в доме должен быть минимум один кот?
– Так кот, а не попугай!
– Мняу? – оскорбился Тихон.
– Это комплимент, – бросила в его сторону Света. – Попугаи очень мудрые птицы.
Тихон промолчал.
– Что насчет отвлечь? – настаивал Дрозд. – Он мешает полету моей мысли.
– На моей памяти, переключить его удалось единственный раз, – со скрытым злорадством сообщила Света. – Когда я упала с унитаза и чуть не сломала ногу.
Дрозд поперхнулся кофе.
– Я понимаю, от тебя всего можно ожидать, – сказал он, откашлявшись. – Но объясни мне, как можно упасть с унитаза? Или ты надралась?
– Надираться – это твоя прерогатива, – с достоинством парировала Света. – Я всего лишь залезла на унитаз, чтобы добраться до бачка.
Если бы в эту секунду Дрозд мог во что-то превратиться, он бы стал большим вопросительным знаком.
– Стремянка сломалась, – оправдалась Света. – Стул тащить было лень. А иначе я не достала бы, он у меня высоко.
Дрозд просвистел короткий мотив.
– У «Несчастного случая» есть песня про радио, а в ней такие слова: «Зачем ты полезла в траншеекопатель, если отчизна тебя не просила?»
Света казалась искренне удивленной его недогадливостью.
– Потому что на бачке сидел Тихон. Он туда запрыгнул, а слезть боялся. Ну, знаешь, как это бывает с котами.
– Не знаю, – сказал Дрозд. – У меня были разные коты. Но чтоб на бачок мог, а с бачка нет, я слышу впервые.
– Поверь мне на слово. Он сидел там и рыдал. Было два часа ночи, я хотела только одного: выключить ему звук. Как только я пришла, он страшно обрадовался и начал со мной разговаривать. Вот так: я-мняу-умняу!
– Умняу! – презрительно сказал Дрозд. – Тупняу и дурняу. Я понял: ты полезла снимать его с бачка и соскользнула с унитаза. Знаешь, ты меня прости, конечно, но на правах старого боевого товарища скажу: вы друг друга стоите.
– Мя! – согласился Тихон, внимательно слушавший их.
– Мя, – поддакнула Света.
Дрозд посмотрел на них и осторожно отодвинулся подальше вместе со стулом.
Человек, дожидавшийся фотографа во дворе, беспокойно переступил с ноги на ногу и сел на скамейку. До чего же паршиво, что о планах этой девахи ничего не известно.
Время, время – вот что его терзало. Время уходит стремительно. Что там с расхожей метафорой? Утекает сквозь пальцы? Если бы! Время не утекает, оно разбивается вдребезги на тысячи минут, и не успеешь обернуться – а ничего уже и нет. Только что был владельцем целого мешка звонких отборных минуток, почти невесомых секунд и увесистых часов. А теперь? Стоишь, как нищий, с пустым мешком, и не можешь понять, что ты приобрел за отданное время.
Или попросту потерянное?
Сегодня пришлось загримироваться. И на это тоже уходят бесценные часы, но без маскировки нельзя: фотографиня перепугалась до смерти, она будет очень осторожна. Довольно сложный грим превратил того, кто дожидался ее, в пожилую оплывшую женщину. На таких никто не обращает внимания. Они из тех, кого запоминаешь не в лицо, а по породе семенящей рядом собачки. Если в один прекрасный день поменять женщину на другую, а собачку оставить прежнюю, соседи по-прежнему будут здороваться, не замечая подмены.
Люди невероятно любопытны и при этом до смешного ненаблюдательны.
Выйдет ли она сегодня? Или забаррикадируется в своей квартирке, станет заказывать еду на дом? Даже если так, ей никуда не деться от встреч с клиентами. Только бы она не перетрусила настолько, чтобы бросить все и уехать!
Человек во дворе поднял голову и посмотрел на окна пятого этажа.
Ему был виден кот, сидящий на подоконнике. Мерзкая кошачья рожа, прижавшаяся к стеклу. Зверь как будто рассматривал его сверху и насмехался.
Не зря он ненавидел кошек. Вонючие, самодовольные, тупые! Но зато теперь, когда он увидел кота, не осталось почти никаких сомнений: это ее окна.
«Выйди-выйди-выйди-выйди!» Человек во дворе повторял это как заклинание. Со стороны казалось, что пожилая, не очень опрятная женщина напевает колыбельную малышу, мирно спящему в коляске.
Случайный прохожий, взглянув на нее, мог решить, что это няня. Может быть, он и задумался бы, зачем няня закрывает коляску пологом, когда солнце уже низко. Но, скорее всего, он не обратил бы на это внимания. Так же, как и на профессиональные беговые кроссовки, стоившие дороже, чем две коляски. И на слишком резкие движения няни, от которых младенец давно должен был проснуться и раскричаться.
Большинство людей до смешного ненаблюдательны.
В окно били лучи заходящего солнца и Дрозд задернул шторы, мельком взглянув вниз. Во дворе тихо и спокойно. Только одинокая няня качает коляску, да пара мальчишек лениво гоняет мяч в узком проходе между домами.
Что-то словно слегка царапнуло его, пока он смотрел в окно. Мелкая неправильность в происходящем… Нет, ерунда, какая еще неправильность? Разве что мальчишки двигаются со странной медлительностью. Но попробуй сам побегай по асфальту, выдыхающему накопленный за день жар. Все в порядке.
Дрозд поправил штору и вернулся на место.
– О чем мы с тобой говорили?
– О том, что Олег когда-то был актером. Постой…
Света поняла, что не задумывалась над этим. Но Дрозд прав: Рыбаков не только писал для театра, но и играл в нем.
Значит, и Анна Васильевна должна быть хорошо знакома с ним. Но тогда странно…
– О чем думаешь? – спросил Дрозд, наблюдавший за ней.
– О том, что Стрельникова никак не отреагировала, когда я упомянула о Рыбакове, – медленно сказала Света.
– А ты упоминала?
– Да. То есть нет. Сначала она объяснила, что репетирует пьесу, и назвала фамилию автора. Я что-то ответила, и мы переключились на другую тему. И больше про Рыбакова не было сказано ни слова. И, понимаешь, это-то странно!
– Что именно?
Света всплеснула руками.
– Ну как же! Представь, что убили автора пьесы, в которой ты играешь главную роль. Ты разговариваешь с посторонним человеком и выясняешь, что тот знает убитого. Пусть не лично, пусть только слышал его имя. Но неужели ты не скажешь: «а вы в курсе, что он умер?» Обязательно скажешь! Разве не так? А Стрельникова ничего мне не сказала. Она вела себя как ни в чем не бывало.
– Ну подожди! Она могла не слышать о его гибели. Ты же не слышала.
– Леш, не могла! Она не могла не знать! Он работал с ними бок о бок несколько лет! Известие о его смерти должно было разнестись моментально. Это я ни о чем не знаю, потому что сижу в информационном вакууме. Но театр должен был гудеть!
– Лишнее доказательство в копилку виновности Стрельниковой, – подытожил Дрозд. – Знаешь, у меня появилась идея. Следователь оставил тебе свой телефон?
– Конечно.
– Позвони ему и поделись нашими соображениями. Всеми, даже самыми дурацкими.
– Он меня высмеет, – робко заикнулась Света.
– Не высмеет, – заверил Дрозд. – Наоборот, будет тебе очень признателен за то, что навела его на связь с убийством Рыбакова.
Подумал немного и хмыкнул:
– Впрочем, это я ерунду спорол, конечно. Благодарен он тебе не будет. Потому что теперь свалить стрельбу на подростков не получится.
– Это и есть твоя идея?
– Нет. Идея моя в другом. Ты хорошо запомнила дорогу до Малиновки?
Глава шестая,
в которой нет Кота, но зато есть Коза
Капитолина Григорьевна Чернова, а по-простому – Капа, вышла из дома, чертыхаясь и бранясь. Что-что, а ругаться Капитолина умела. Характер она имела вспыльчивый, а жизнь в Малиновке хоть и была на первый взгляд тиха, но каждый день давала поводы для гнева.
Вот, скажем, сын председательши сельсовета! Сама председательша – тетка дельная, с этим Капа спорить не могла. Но отрок ее, великовозрастный балбес Степка, пошел не в мать, а в своих отдаленных предков, висящих на ветвях и дико хохочущих на весь лес. Чем еще объяснить его тягу к зубоскальству?
Только третьего дня Капа на всю улицу чехвостила подлеца. А все почему? Потому что Степка, собачье отродье, забежал с утра к Капе и предупредил, что в Малиновку везут студентиков-филологов, собирающих фольклор. Она не удивилась. Студентики появлялись раз в пару лет, обходили дома и с внимательными лицами слушали старух и стариков. Раньше, как помнилось Капе, записывали за ними в блокнотики и тетрадочки, а в последнее время обленились, стали с диктофонами приходить.
– ТетьКап, интеллигенцию везут! – крикнул Степка. – Фольклору хотят! Ядреного, народного! Говорят, состязание по селам устраивают. Не посрамите честь Малиновки, тетьКап, христаради!
