решила некоторое время пожить в «Фонарном доме», где теперь сидела у постели своей дочери, читая ей вслух.
Вернее, рассказывая.
Созидая.
Сама не понимая, как это у нее получается.
Сказка про человека из плюща
Давным-давно в некоем царстве, некоем государстве, расположенном и очень далеко отсюда, и при этом совсем близко – поскольку иногда отдаленные края гораздо ближе, чем вам думается, и к тому же куда более похожи на наши, – жил-был один человек, которого звали Якоб. У него была небольшая ферма, но он мечтал о более крупной. Он был женат на хорошенькой женщине, но втайне мечтал жениться на еще более красивой. У него был тихий, образованный и обходительный сын, но он предпочел бы иметь в сыновьях сильного, напористого мужчину.
Эти желания Якоб держал при себе. Может, им и двигало стремление заполучить все, чего у него не было – или же он просто думал, что у него всего этого нет, поскольку желание порой ослепляет, – но он не был злонамеренным человеком и не желал зла своей семье. Лишь оставшись совершенно один в лесу, где никто его не слышал, Якоб позволял проявиться своему тоскливому разочарованию и тогда давал волю своим истинным чувствам, рассказывая о них вслух коре, веткам и листьям.
Однажды осенним днем, когда Якоб целый час рассказывал природе о своих желаниях, он вдруг услышал голос, зовущий его по имени. Огляделся по сторонам, но лесная поляна была совершенно пуста – ни единая птица не парила в воздухе, ни одно даже мельчайшие насекомое не копошилось в земле.
– Кто там? – крикнул Якоб. – Перестань прятаться и покажись!
– Присмотрись повнимательней, – ответил голос, – и тогда ты увидишь. Посмотри на деревья.
Якоб сделал, как велел ему голос, сначала пристально всматриваясь в кроны деревьев, а затем заглядывая за их стволы, пока наконец не подошел к старому раскидистому дубу, кора которого густо поросла плющом. И там, в самом сердце зелени, он увидел лицо, образованное листьями. Вместо глаз у того была лишь темнота, а вместо рта – пустая дыра, и все же это несомненно было лицо, хотя можно было запросто не заметить его, если только специально не вглядываться. На глазах у Якоба листья у рта этого зеленого лица зашевелились, и голос послышался снова – сухой шепот, похожий на шелест опавших листьев, гонимых ветром.
– Я не прятался, – прошелестел голос. – Одно дело прятаться, другое – оставаться незамеченным.
– Кто ты? – спросил Якоб. – Кто ты такой?
– Полагаю, меня можно назвать духом. Некоторые могли бы даже именовать меня божеством.
– Но как тебя зовут? – не отставал Якоб.
– О, у меня много имен, и некоторые из них никогда не произносились людьми вслух. Сегодня, ради тебя, позволь мне зваться Естильнет.
– Естильнет так Естильнет, – сказал Якоб, хотя и подумал, что имечко довольно чудно́е, поскольку относилось оно к месту с примятой травой и путаницей кривых зеленых веток. Хотя, с другой стороны, и существо это было более чем чудное, чем бы оно ни было.
– И давно ты тут? – спросил он.
– Достаточно давно, чтобы услышать твои жалобы, – ответил Естильнет. – Причем не только сегодня, но и во все прошедшие дни. И достаточно долго, чтобы ощутить жалость к твоему незавидному положению.
– Жалость? – переспросил Якоб.
– Ты заслуживаешь лучшего, хоть это верно и для многих людей. Что усложняет тебе жизнь, так это твое знание того, что ты заслуживаешь лучшего. Другая, более изобильная жизнь совсем близко – стоит только руку протянуть. Если б она была дарована тебе, я не сомневаюсь, что ты дорожил бы ею и еще больше ценил свое время на этой земле. Ты бы больше не тратил время на тоску по тому, чего у тебя нет, поскольку все, чего ты желаешь, было бы твоим. Тогда ты был бы доволен жизнью, не так ли?
– Это да, – сказал Якоб. – Земля, которую я обрабатываю, – хорошая земля, но ее могло быть и больше. Моя жена любит меня, но, боюсь, годы не слишком-то по-доброму обошлись с ней. Моего сына все любят, у него добрая и нежная душа, но мир наш далеко не добр и не нежен, так что лишь сила и напористость позволят ему чего-то добиться в нем.
– Итак, чего бы ты от меня хотел, – спросил Естильнет, – если б в моей власти было что-то изменить для тебя?
– Чтобы ты отдал мне землю моего соседа, – сказал Якоб, – и я мог бы снимать с нее более богатый урожай и разводить больше скота – но не настолько много акров, чтобы управляться с нею было обузой. Чтобы ты сделал мою жену такой же красавицей, какой она была, – а если это невозможно, подарил мне другую, тоже красивую, но которая любила бы меня так же, как старая жена. Хотя я бы не хотел, чтобы она была настолько красива, чтобы другие мужчины могли возжелать ее, и попросил бы тебя снабдить ее верным характером, просто на всякий случай. И чтобы ты взял часть доброты моего сына и заменил ее крепостью тела и духа – но не настолько, чтобы в результате он отверг меня в старости.
– И тогда ты был бы доволен жизнью? – спросил Естильнет.
– Тогда я был бы доволен, – подтвердил Якоб.
Произнося эти слова, он верил всему, что говорил, – но только лишь потому, что давно убедил себя в этом. Вот так-то и можно стать лжецом, держа себя за честного человека.
– А как же твой сосед? – спросил Естильнет. – Разве он тоже не ценит свою землю? Что с ним станет, если я откажу его акры тебе?
– Оставляю это на твое усмотрение, – сказал Якоб, – но я не желаю ему потерь.
– А твоя жена? Что ей делать, если ее место займет другая?
– Оставляю это на твое усмотрение, – сказал Якоб, – но я желаю ей счастья.
– А твой сын? Должен ли я заставить его забыть себя прежнего? А что, если он доволен тем, какой он есть?
– Оставляю это на твое усмотрение, – сказал Якоб, – но я желаю ему только одного – быть лучше подготовленным к суровым превратностям жизни.
К этому времени солнце уже садилось, отбрасывая золотистый отблеск на Естильнета среди зарослей плюща, так что казалось, будто он охвачен пламенем. И если б Якоб не был настолько пленен своими собственными желаниями, не был так ослеплен перспективой лучшего будущего, то мог бы заметить, что лицо у Естильнета совсем
