— Не возьмешь! — шептал Вовка сквозь зубы. На глазах наворачивались слезы. Пару раз ветер так нещадно накидывался на крохотную жертву, что Вовке приходилось замирать и обхватывать ствол руками, чтобы не упасть. В такие моменты сердце Вовкино колотилось с бешеной силой.
Но вот он поднялся так высоко, что увидел макушки других деревьев. Голубое небо раскинулось перед ним во всей своей красе, будто перевернутый над головой океан. Вовка увидел горизонт, покрытый изумрудными шапками деревьев, яркое полуденное солнце, облака. Это было так красиво, что Вовка забыл и о друзьях и о ветре и о раскачивающемся дереве, и несколько секунд смотрел вокруг, открыв рот от восхищения и удивления. Потом вспомнил, заерзал, повертелся — и разглядел крыши домов вдалеке. Действительно, идти придется долго. И угораздило же так далеко заехать…
— Я все увидел! — закричал Вовка вниз, но, конечно же, ребята его не услышали. Зато отозвался ветер, завыл, затряс дерево с новой силой.
Тогда Вовка поспешил обратно, вниз. Спускаться всегда труднее, чем подниматься, это вам скажет любой мальчишка. Спуск занял так много времени и отобрал так много сил, что, когда Вовка спрыгнул, наконец, в листву, у него дрожали руки и подгибались ноги. Вовка сел прямо под деревом, отдышаться.
— Нашел?! Видел?! — друзья склонились над ним, пытливо разглядывая.
— Нашел! — выдохнул Вовка, стряхивая капли пота со лба. — Видел. Ой, как далеко придется идти!
— Мы же одна команда! — Артем потряс в воздухе кулаком. — Мы выдержим!
Вовка отдышался и поднялся.
— Тогда в путь. — сказал он. — Буду вашим проводником! Если заведу вас в болото, можете поступить со мной, как поляки поступили с Иваном Сусаниным!
— Так просто не отделаешься. — пошутил Серега.
Ребята рассмеялись. Дружный смех снова разогнал усталость и страх — это лучшее лекарство от всех болезней. А потом все четверо углубились в лес.
Глава седьмая
— Послушай, Вовка, — сказал Артем. — Вот мы сейчас, по сути, не просто так идем по лесу, и даже не ищем дорогу домой, а совершаем самый настоящий подвиг, верно?
Вообще-то, они шли именно по лесу, и искали дорогу домой. В последние двадцать минут у Вовки закрадывалось подозрение, что они все же заблудились, потому что пора бы уже и тропинку какую-нибудь отыскать, а лес вокруг становился все глуше, все неприветливее. Звуки тонули в густоте листвы, туман растекался в оврагах, сухие ветки цеплялись за майку, за джинсы, мешали идти.
— Может быть и подвиг. — пожал плечами Вовка, огибая сухую корягу.
Вовкины кроссовки давно промокли, под ногами все время хлюпало. Похоже, новый виток простуды не заставит себя долго ждать.
— Смотря, что можно считать подвигом. — вмешался Толик. — В разные времена подвиги были разными, правильно? Вот, в одни времена подвигом было спасти принцессу от какого-нибудь чудовища. В другие времена подвиг — это вытащить из горящего дома детей, а сейчас если ты маме помог посуду помыть, то это тоже уже подвиг.
— Принцесс от драконов только в сказках спасали. — усмехнулся Артем. — А из горящего дома можно детей и сейчас вытаскивать — и это тоже подвиг будет. Но, согласись, что наше дело на подвиг тянет! Мы же солдат спасаем! Могилы их.
Серега запрыгнул на кривой пень, спрыгнул с него в листву.
— Вообще-то, я сильно сомневаюсь, что люди, которые совершали подвиги вот так целенаправленно об этом думали. — сказал он. — Ты, Артем, вечно преувеличиваешь!
— Я рассуждаю. Подвиг мы совершаем или не подвиг?
— Может быть, просто хороший поступок. — сказал Вовка. — Хороший поступок не обязательно может быть подвигом…
— А вот любой подвиг — это хороший поступок! — оживился Артем. — Не бывает же так, что человек совершил что-то плохое, а потом оказалось, что это подвиг?
— Не бывает. — согласился Толик.
— А как определить границу между просто хорошим поступком и подвигом? В чем разница? Я, вот, книжку читал про то, как вампиры напали на город, а один человек их остановил и спас много жизней. В книжке, конечно, не говорится, что это подвиг, но, согласитесь, спасти город от вампиров — это больше, чем хороший поступок!
— Ну, раз от вампиров, тогда да. — рассмеялся Серега. — Тогда больше! Герой в книжках только подвиги и умеет совершать. Мыть посуду он точно не будет.
— И почему тебя так волнует, подвиг мы совершаем или нет? — удивился Толик. — Разве просто так сделать хорошее дело уже не годится? Вот, просто взять и никому потом не рассказывать, что это мы могилы нашли. Даже если предупредим бабушек, в милицию сбегаем. Ну, спасут погибших партизан от разграбления, ну, перезахоронят, ну посадят твоего дядьку и остальных хомяков на пару лет… а мы об этом молчок. Никому, значит!
— Как это?
— А вот так. Разве внутреннее осознание подвига — это хуже, чем всеобщая признательность?
Артем пожал плечами:
— Ну, ты загнул. — сказал он. — В вашей Москве только и могут, что по-умному разговаривать. Нормальные слова уже позабывали что ли?
— А ты не вертись, Артем, ты скажи, что думаешь. — хитро сощурился Серега. — Ведь Толик правду говорит. Разве подвиг становится менее значимым, если ты его совершил, ну, как бы для себя? Вот ты сидел дома, в компьютер играл, а потом взял и посуду вымыл, пропылесосил, мусор выбросил — и все это, пока мамы нет. Пришла мама, увидела, оценила, а ты не выпячиваешь свой поступок, а сидишь и дальше играешь в какой-нибудь call of duty. Вот и скажи, неужели от того, что ты дальше за компьютер сел, посуда станет менее чистой? Или мусор, может быть, обратно вернется, в мусорные мешки?
— Нет. А к чему вы клоните? Я же просто так спросил…. Ну, про подвиг. Мне интересно. Интересно, есть ли уровень подвига. Шкала, что ли.
— Так вот тебе и шкала. — хмыкнул Толик. — Чем выше подвиг, тем больше о нем говорят. И тем скромнее человек, этот самый подвиг совершивший.
— А самые великие подвиги совершают люди, которые ради этого жертвуют своей жизнью. — Артем задумался, поднял с земли сухую ветку и принялся рубить тонкую траву вокруг. Потом сказал. — Кажется, мы заблудились. Наш следопыт Вовка и правда оказался Иваном Сусаниным. Больше часа уже идем, а когда придем — неизвестно.
— И, правда. — Толик остановился. За ним остановились и все остальные. — Мне кажется, что где-то куда-то не туда свернули, идем в самую чащу. Я таких глухих мест никогда в лесу не видел. Похоже, что здесь и людей-то никогда не было.
— Так не бывает. Здесь грибников всегда полно. — сказал Вовка. — Все равно на кого-нибудь наткнемся.
Серега взял палку, швырнул ее вверх, распугивая птиц.
— Ходим, ходим. — сказал он тоскливо. — А есть хочется. И пить. Может, Вовка, еще раз на дерево слазаешь, посмотришь? Вдруг, правда не туда идем?
— Я в прошлый раз лазил. — нахмурился Вовка. — И у меня кроссовки сейчас мокрые, неудобно.
— Будем считать, что это твой, персональный подвиг. — сказал Артем. — Ведь тоже неплохо, а? Спасешь друзей!
— Я вас уже и так спасал. — отмахнулся Вовка. — Я что, среди вас самый ловкий, по деревьям лазать?
— Да, Вовка, самый ловкий. Именно поэтому мы тебя и просим. По-дружески. Ну, погляди.
Вовка вздохнул. Второй раз лезть на этакую высоту не хотелось. Тем более, начал подниматься ветер, погода портилась.
Но ведь и не бродить же по лесу до самой ночи?
Пришлось лезть. Вовку подсадили в три пары рук, он ухватился руками за скользкие, живые ветки и начал взбираться. Удовольствия никакого! Ветер холодил взмокшую майку, трепал волосы на голове, бил в спину. Дерево тихо и глухо стонало, раскачиваясь, будто собиралось вот-вот рухнуть. Под ногой Вовки предательски хрустнула ветка. Вовка попытался ухватиться руками за ствол, но пальцы соскользнули. Мир перевернулся вверх тормашками и стремительно завертелся. Солнце ударило в глаза. Вовка понял, что падает вниз — вздохнул, а выдохнуть уже не смог.
Кто-то вскрикнул. Вовка упал на спину, тяжело, болезненно. Грудь сдавило, в левую ногу будто воткнули раскаленный прут. А под шею, за шиворот начала медленно затекать ледяная родниковая вода.
— Вовка! — подбежал Толик, наклонился, потрепал за плечи. — Вовка! Ты как? В порядке?
Вовка захрипел. Легкие никак не желали отдавать бесценный глоток воздуха. В глазах потемнело.
— У него кровь! — завопил Артем. — Вся нога в крови!
— Да он не дышит, а ты о ноге!
Вовке казалось, что он словно рыба, выброшенная на берег, лежит и беззвучно шевелит губами. Хотелось выдохнуть, а потом снова вздохнуть. Закружилась голова. Вовка перевернулся на бок — и боль в ноге заставила вскрикнуть. Воздух с шумом вырвался наружу. А потом пошло легче. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
— Что там с ногой? — спросил он, захлебываясь глотками воздуха.
— Да кто ж знает. — пробормотал Артем. — Крови много. Сильно болит?
