сделку?
Он опёрся ладонью о дверной косяк. Улыбнулся. Блеснули крупные острые зубы.
– Да.
Сейчас он мне напоминал хищника, а не птицу. Долговязый, поджарый… Волк. Точно. Вот прям сейчас задерёт лицо и завоет на луну. Я с опаской нырнула в дверь. Меня знобило и, кажется, начинался жар. Приключения не прошли даром. Да и не могли не пройти хотя бы потому, что всё это время, и в холодном подвале тоже, я была одета в одну лишь сорочку. Зубы клацали. Я протянула мужчине его плащ.
– Я п-подумаю. Н-не сейчас. П-пожалуйста.
Он взял у меня плащ, кивнул.
– Хорошо. Не откладывай надолго.
Развернулся и чёрной тенью скользнул вниз. Я плотно-плотно прикрыла дверь, скинула сорочку, постаралась рассмотреть, нет ли на ней пятен. Пятна, конечно, были. Ещё бы! Красные, яркие. Пятна, брызги… Тогда я взяла догорающую свечу, растопила камин пожарче и бросила сорочку прямо в огонь. Понадобилось ещё некоторое время, чтобы убедиться, что тряпка прогорела, и перемешать золу.
Голенькой я забралась под ворох одеял, закуталась. Но меня всё равно бил озноб. Столько опасности, столько трудов и всё напрасно! Понятнее ничего не стало. Или стало? Жизнь на жизнь поменять… Что это значит? Неужели для того, чтобы покинуть этот страшный сказочный мир, мне нужно кого-то убить вместо себя? Но – кого? Или вообще любого? А если… ну, не человека. Курицу там какую-нибудь… Или мышь? Меня передёрнуло. Мышь было жалко. Я – городской житель, я могу только комаров убивать. Да и тех стараюсь выпускать на волю, а с тех пор, как на окнах установили антимоскитные сетки, даже этим не грешу.
Или обратиться всё-таки за помощью к Румпельштильцхену? Вот только… Не пожалею ли потом о заключённой с ним сделке? С тыквой и дураку понятно: промо-вариант. Ему хотелось усыпить мои подозрения. Я снова вспомнила потрескавшееся лицо, раздвоенный язык, когти и золотые глаза с вертикальными зрачками. Бр-р-р…
И, уже проваливаясь в тяжёлый, душный, жаркий сон, вдруг поняла: с Анечкой всё хорошо… У меня есть время. А, значит, я всё смогу. Последним проблеском сознания стянула волшебное колечко и даже запихнула его под высокий матрас.
***
Утро встретило меня причитаниями Чернавки и дикой головной болью. Кажется, я и в самом деле заболела. Открыв распухшие, покрасневшие глаза, я попыталась выползти из кровати и осознала, что сорочки у меня больше нет.
– Чернавка, – простонала хриплым, пропитым-прокуренным голосом, – вчера мне так жарко было… Я не помню, куда подевала рубашку… Боже, кошмар какой… Поищи, сделай милость… Может она под кроватью?
Девушка добросовестно перерыла все одеяла, залезла под кровать, пересмотрела все углы.
– Не могу найти, госпожа.
– Ну не съела же я её, – недовольно протянула я. – Ты плохо ищешь.
Прости, милая. Мне нужно алиби.
– Позвольте, госпожа, я принесу вам другую рубашку. Всё равно ту пора было уже стирать…
Я вздохнула.
– Ну хорошо.
Вытянулась на кровати, чувствуя себя совершенно разбитой. И вздрогнула всем телом.
Сегодня. Моя. Свадьба.
Чёрт! Нет, я, конечно, выкрутилась из привычной для жён Синего бороды ситуации, но… Это никоим образом не отменяет первую брачную ночь. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я совершенно не хочу ложиться в кровать с маньяком!
Вскочила, схватила графин и принялась жадно глотать тёплую воду.
Что делать?! Что делать… Может сказаться больной? Хотя, я ведь и так больная, разве нет? Голова готова треснуть, тело ломит, и жар…
Дверь хлопнула. И, раньше, чем я обернулась и столкнулась с обалдевшим взглядом зелёных глаз, я уже догадалась, кого увижу.
– Будь добр, закрой дверь с той стороны.
Я могла по праву гордиться своей выдержкой: не завопила. Не завизжала. Не швырнула в Бертрана подушкой. Хотя зря. Подушкой можно было бы и зафинтилить.
– Сколько, ты говорила, у тебя детей? – хрипло уточнил Кот, не отлипая жадным взглядом от моего обнажённого естества.
И тогда подушка в него всё же полетела на всей возможной скорости. Но реакция у красноволосого оказалась на зависть мгновенной: подушка врезалась в уже почти совсем закрывшуюся дверь. Я завернулась в одеяло. Не спальня, а проходной двор какой-то.
«Потому что они все понимают: я не только не буду королевой, но даже и женой по-настоящему не буду», – напомнила сама себе и помрачнела. Тревога за дочку немного отпустила, а вот за себя стало тревожно до крайности.
В дверь поскреблись.
– Что ещё? – рявкнула я.
– Госпожа…
Чернавка. Опять я на неё кричу. Не получается у нас нормального диалога. Девушка помогла мне одеться, затянула корсет. Причесала и уложила волосы, затем принесла завтрак, и в дверь снова заскреблись.
– Войди, Кот… Бертран, то есть, – устало выдохнула я.
Парень вошёл и опасливо покосился на меня.
– Доброе утро.
В голосе его сквозила настороженность.
– Доброе, – мрачно произнесла я.
А ещё раннее. А ещё это утро моей свадьбы. Я застонала и сжала голову руками. Кот осторожно подошёл и положил тёплые руки на мои волосы.
– Хотел сказать тебе, чтобы ты не заключала никаких сделок с Румпелем. Он любит это.
– Знаю.
Как же болит голова! Как мне плохо! И, кажется, начинает знобить. Самая отвратительная свадьба в моей жизни! И, печально, что единственная.
Бертран стал аккуратно массировать мне виски. От его горячих пальцев по телу словно разливался приятный… ток? Тепло? Не могу подобрать слова. Как будто тёплая волна чего-то обезболивающего.
– Знаешь? Откуда?
Я вздохнула. Брякнула, не подумав, теперь предстоит выкручиваться.
– Кажется, кто-то говорил… Ну или… Отстань, Кот. Мне так плохо! Я вообще не хочу замуж. И брачной ночи этой вашей не хочу… В моём королевстве всё не так происходит.
– А как?
– Рыцарь приглашает даму куда-нибудь… Ну там кафе, кино… Дарит цветы. Бедный рыцарь гвоздику какую-нибудь подарит и ладно. А
