Дэвид Прауз утверждает, что ему «вешали на уши лапшу» – мол, не хотели, чтобы Дарт Вейдер изъяснялся с английским акцентом… (Среди членов съемочной группы, кстати, даже звучало мнение, что акцент Прауза – не английский, а шотландский, «странный какой-то».)
Прауза эти отговорки не убедили:
«Я не вижу большой разницы между моим акцентом и речью других английских актеров, снимавшихся в этом фильме», – отрезал он.
Впрочем, что сделано – то сделано. Голос Дарта Вейдера – «темный голос с берегов Миссисипи» – отлично сочетался с образом величественного и могущественного злодея.
А знаменитое астматическое дыхание Дарта Вейдера создавалось при помощи записи микрофона, прикрепленного к клапану акваланга. В маску дышал сам звукооператор.
Сам Дэвид Прауз считает лучшим эпизодом не четвертый, а пятый – «Империя наносит ответный удар», и лучшим режиссером «оригинальной» трилогии – Ирвина Кершнера. Впрочем, Кершнера отмечают все участники проекта – он действительно был прекрасным режиссером старой школы. Его стиль работы отличала тщательность – и, кроме того, он с огромным вниманием в первую очередь относился к тому, что Харрисон Форд будет (возможно, вслед за ним) именовать «человеческим измерением» фильма.
Ирвин Кершнер сосредоточился на раскрытии внутреннего мира персонажей. Он должен был представить не столько вселенную «Звездных войн» (с далекой-далекой галактикой мы уже в общих чертах познакомились в «Новой надежде»), сколько населяющих ее людей в их сложности – насколько вообще допустима «сложность» в отношении персонажей приключенческого жанра.
Так, Дэвиду Праузу Кершнер дал такое задание: «Я хочу, чтобы ты был думающим Вейдером. Не надо этого „бей, круши и рви на части!“, как в первом фильме».
Работать с Кершнером оказалось для Прауза гораздо легче, чем с Лукасом. Лукас, как, опять же, отмечают все, исключительно молчалив. Актеры практически не получали от него никаких указаний и уж точно не обсуждали с ним внутренние побуждения персонажей. Джордж был конкретен и лаконичен: «Идешь до этой отметки против камеры. Произносишь реплику. Потом обратно».
Дэвид Проуз – английский актер, а также бывший бодибилдер и тяжелоатлет, наиболее известный как исполнитель роли Дарта Вейдера
У Кершнера же была совершенно иная манера. Он садился с актером и подолгу обсуждал с ним все, что связано с ролью. Рассказывал, как видит персонажа, объяснял, почему герой должен поступать так, а не иначе. Погружался вместе с актером в эмоциональный мир героя. Это было интересно и во многом ново.
Съемки пятого эпизода проходили в условиях строжайшей секретности. Даже исполнителям главных ролей не ведомы были все сценарные откровения. Обычно актерам присылали диалоги накануне съемок. Прауз учил роль за ночь, а после съемки возвращал бумаги. В прессу не должно было просочиться ни словечка.
Однако не забудем, что Дэвид Прауз сам не озвучивал роль Дарта Вейдера. Поэтому коварному Кершнеру (точнее, коварному Лукасу, который действовал его руками) ничего не стоило подсунуть «главному злодею»… фальшивый сценарий. В решающий момент Дарт Вейдер – Дэвид Прауз – говорит Люку: «Присоединяйся ко мне. Я завершу твое обучение. Вместе мы будем править Галактикой вечно, отец и сын!».
Фразу «Люк, я – твой отец!» Прауз услышал только… на премьере фильма.
Марк Хэмилл, который сидел за двумя колонками напротив Прауза, комически перепугался: «Я боялся, что ты перепрыгнешь через колонки и съездишь мне по физиономии за то, что я скрыл от тебя правду!».
Харрисон Форд потом рассказывал, будто бы после премьеры Дэвид поднялся со своего места, подошел к Кершнеру, хлопнул его по плечу и спросил: «Почему вы утаили от меня, что я, оказывается, отец Люка?».
Прауз сердился и уверял, что в жизни такого не делал. Но так или иначе, а шок он испытал наравне со всеми простыми смертными, которые никак не ожидали подобного поворота событий.
Вообще вся эта история насчет «отца» была известна лишь Лукасу и Кершнеру. Страница сценария, где все было написано черным по белому, оставалась засекреченной, а содержание фильма Лукас сообщил своему режиссеру на ушко.
Прауза вся эта секретность страшно раздражала, он считал, что к актерам можно было бы относиться и с большим доверием.
Марк Хэмилл узнал о «тайне своего происхождения» за несколько минут до того, как включилась камера. Кершнер отвел его в сторону и сказал:
– Марк, сейчас будем снимать поединок с Дартом Вейдером. Так вот. Что бы ни говорил Дарт Вейдер – не обращай внимания, ему дали не текст, а болванку. Дарт Вейдер на самом деле – твой отец. Поэтому все его поступки ты должен использовать именно в этом смысле. Кричать «нет!», ужасаться.
Съемки начались. Сделали несколько дублей – и наконец Марк вошел в роль и сыграл то, что от него требовалось.
– Присоединись ко мне, – хрипит Дарт Вейдер, – и я завершу твое обучение.
И дальше добросовестный Прауз произносит те слова, которые он честно выучил, когда готовился к съемкам эпизода по «лжесценарию»:
– Ты не знаешь правды, Оби Ван убил твоего отца.
При переозвучивании было записано: «Я – твой отец».
Шоком это признание стало и для «голоса Дарта Вейдера» – Джеймса Эрла Джонса.
Впервые прочитав знаменитое признание Дарта Вейдера, Джонс не поверил: «Да он все врет!».
«Я и постарался это так сыграть – как будто Дарт Вейдер лжет»…
Но пришлось поверить.
Пятый эпизод остался у Прауза любимым, и не в последнюю очередь здесь имела значение работа с режиссером. От Джорджа Лукаса актеры не получали необходимой поддержки – только указания. Ирвин Кершнер же вызывал у них не только благодарность, но и любовь: «Чудесный человек», – говорит Прауз, и не найдется никого (включая Лукаса), кто оспорил бы это мнение.
Шестой эпизод не вызывает у Прауза никаких положительных эмоций. Иногда он прямо говорит, что «терпеть не может» «Возвращение джедая». С этим фильмом у Прауза связаны крайнее неприятные воспоминания – из-за сцены смерти Дарта Вейдера.
Эту сцену опять снимали в условиях строжайшей секретности в одной части студии, в то время как Прауз работал над другой сценой и в другом месте.
Умирающего человека в черной маске играет вовсе не Прауз. На эту роль пригласили очень пожилого актера по имени Себастьян Шоу (он умер через несколько лет после «Возвращения джедая»). И когда в финале с Энакина Скайуокера снимают маску, зрители видят лицо именно Себастьяна Шоу.
Прауз, страдая от обиды, подозревал и здесь некую интригу: «Возможно, дело в деньгах. Может быть, они подумали, что им придется заплатить мне больше, если зрители увидят мое лицо. Или же мне просто не хотели дать шанса вернуться к роли Энакина во втором и третьем эпизодах».
Афиша фильма «Звездные войны. Эпизод V. Империя наносит ответный удар»
Хотя здесь, в общем, можно поспорить. Например, ничто не помешало бы Праузу сыграть молодого Энакина, разве что возраст. Все-таки приквел снимали много лет спустя – а в те годы, когда вышел фильм «Возвращение джедая», ни о каком другом «возвращении» и речи еще не шло.
Так или иначе, но у Джорджа Лукаса никогда не возникало проблем, когда приходилось причинить боль кому-то другому, если дело, по мнению Лукаса, того требовало. Впрочем, так же беспощадно относился он и к самому себе.
А Дэвид Прауз, несмотря на внешнюю физическую мощь, – человек ранимый. «То, как Лукас обошелся со мной, то, как он это сделал… Это был один из самых болезненных моментов в моей жизни», – признавался Прауз.
Разумеется, он спросил у Лукаса, почему тот так поступил. В ответ Лукас «напустил туману». Сказал, что замысел был в том, чтобы показать настоящего Энакина, а не просто смерть Дарта Вейдера.
Рост и мускулатура, движения, харизма, огромная сила воли Дэвида Прауза наполняли жизнью фигуру Дарта Вейдера, но в финале необходимо было лицо пожилого, умирающего человека, так разительно не похожего на зловещую «черную статую».
«А мы-то надеялись увидеть вас», – «деликатно» говорили Праузу поклонники после того, как маска была снята и явилось «не то» лицо.
Еще худшую вещь сделал Лукас в позднейшей режиссерской версии.
Как мы помним, в финале «оригинальной» трилогии Люку являются могущественные призраки живущих в Силе всех трех его любимых джедаев: Оби Вана Кеноби, Учителя Йоды и Энакина Скайуокера. Трое друзей снова вместе – они никогда не оставят Люка своим посмертным покровительством.
В первом варианте фильма признак Энакина Скайуокера представлен тем образом, который мы увидели в сцене смерти Дарта Вейдера: это симпатичный пожилой Себастьян Шоу, благостный и улыбающийся. Тот, кого сын спас от духовной гибели – после того, как отец спас сына от гибели физической.
В «режиссерской» версии Лукас все испортил. Конечно, это его мир и он может там топтаться, как слон в посудной лавке, – его право, – но вводить вместо Себастьяна Шоу молодого Хайдена Кристенсена – это чересчур!
