class="p1">Илья решил, что если подыхать, то с музыкой. Поковырялся в памяти, ища что-то пафосное, соответствующее моменту. И обнаружил, что в его репертуаре нет даже годных текстов, которые могли бы тронуть душу. Все знакомые песни — не песни — политические лозунги, а политические лозунги ему сейчас были ни к чему. Или танцевальный стеб в годной ритмике в духе:
«Я съел деда, в чем проблема?».
Скоро его разорвут на части. Скоро он будет разрывать на части, и на границе угасшего сознания станет чужим сам себе.
Когда он уже совсем было отчаялся — из памяти всплыло что-то живое. В начальной школе, на уроках музыки престарелая учительница, восхищавшаяся вокальными данными Ильи — его чудесным тенором, каждый раз просила его в конце занятия исполнить ее любимую песню «на все времена»: «Черный ворон». Это сильно подбешивало одноклассников, за что Илью неоднократно поколачивали, но это его тогда совсем не трогало.
Илья напрягся, вспоминая слова. Прикрыл глаза, затянул:
— Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ты вьёшься надо мной? Ты добычи не дождешьсяЧёрный ворон, я не твой!
Как ни странно, напев подействовал успокаивающе.
Что там дальше?
Он открыл глаза, пытаясь припомнить, и тут же снова зажмурился — от увиденного затошнило. Серые, разлагающиеся зомбаки стремительно надвигались на него, попутно разрывая друг друга на части, так, что некоторые тела шли без голов и рук, а некоторые головы и конечности обходились без тел.
А вот как…
— Что ты когти распускаешьНад моею головой? Иль добычу себе чаешь? Чёрный ворон, я не твой!
Самое гадкое — Илья знал, что на него надвигалось, и это было страшнее смерти, страшнее полного забвения. Это сама бездна, сам голод, сама пустота. Он жил в плену этого всю жизнь. Наблюдая из клетки своего «Я» за тем, другим, пустым существом, управляющим его телом. Он видел, на что способно то, что к нему приближалось. Оно пожрет его. И его не станет. Он опять обернется в пустоту и голод.
И пусть сейчас его душу нещадно терзали боль, страх, стыд, ненависть, пусть эмоции путали мысли, сбивали с толку. Он не хотел потерять все это вновь. Он хотел жить и чувствовать жизнь во всей её полноте. Но не судьба ему… Ему не выпадет шанса обнять ту, которую любил, исправить сделанные ошибки. И от этого себя было жалко до слез.
Как-то там типо:
— Отнеси платок кровавыйК милой любушке моей. Ей скажи — она свободна, Я женился на другой.
Сквозь рыдания, ему показалось… Точно показалось. Не могло такого быть. Хотя так чудно показалось… Родные руки на горячих, мокрых щеках. И хорошо, что именно сейчас привиделось, напомнило, что не совсем уж зря он жил. И хорошо, что Аня воображаемая, а не настоящая. А то, как бы он выглядел в её глазах, распустившим нюни, распевающий жалостливую песенку.
— Калёна стрела венчалаСреди битвы роковой.
Надо смириться. Надо прекратить себя жалеть. Так или иначе, но Михаил прав — он заслужил это. На нем слишком много смертей, с такой тяжелой совестью нельзя просто взять и начать все заново. С его грузом на душе дальше существовать просто невозможно. Хотя существовать все равно хотелось. Пусть через боль. Но и в беге его жизни был какой-то резон. Там была Аня. И мама…
Убитая и растерзанная им мама. Аня, которую он сделал несчастной и подтолкнул к гибели.
Но ведь не он. Не он убивал, а то что жило в нем!
Но ведь и не остановил того. Как слабак, подергался и сдался…
— Вижу, смерть моя приходит, — Чёрный ворон, весь я твой.
Что-то ощутимо мазнуло по щеке. От неожиданности Илья распахнул глаза и вновь не поверил увиденному. И вновь подумал, что ему напоследок явился прекрасный мираж, чтобы облегчить его уход.
— Илья! Да посмотри же ты на меня?! Илья! — требовала Аня, давая ему очередную оплеуху.
— Ты не можешь быть здесь! — замотал головой Илья.
Она не могла, но была здесь. Волосы растрепались. Раскрасневшаяся, теплая, живая Аня. Его Аня. От того, что она видела, как он мотал на кулак сопли и распевал похоронные песни — стало так тошно, что захотелось провалиться сквозь землю. Но вместе с тем по телу расплылась нежность, перебитая страхом. Ведь бездна уже совсем близко. Привыкнет ли он когда-нибудь к этой каше в голове?
— Какого черта ты тут делаешь? — резко оборвал он собственные метания.
— Илья, они уже близко! — скороговоркой заговорила Аня. — Мне нужно как-то тебе помочь! Надо тебя отцепить и бежать!
— Аня! Ничего не надо! Уходи! — как можно тверже приказал он, но голос подвел, дрогнул.
— Я уйду только с тобой! — категорично заявила она. — Лучше скажи, где найти ключи от цепей?!
«Упертая», — с раздражением и восторгом пронеслось у Ильи. Он мельком глянул на болото, оценивая расстояние — зомбаки были слишком близко. Слишком большой риск, скорее всего — она и ему не поможет и сама погибнет.
— Меня уже не спасти! — трезво диагностировал он. — Они слишком близко. Беги, Аня!
— Я без тебя никуда не уйду! Поэтому заткнись, прекрати паниковать и вспомни, где можно взять ключи!
— Аня… ты не понимаешь…
— Чем дольше мы спорим, тем у нас меньше шансов! — жестко оборвала она. — Я не брошу тебя и уйду только с тобой!
Аня стояла перед ним, нетерпеливо скрестив руки. Было очевидно, что она действительно останется, что бы ни случилось. Хотя, кое-что сработало бы, но он не мог ей в этом признаться. Илья еще раз прикинул расстояние до коряги и подсчитал шансы на благоприятный исход, пока они были, хотя и мизерные. Он уступил.
— Ок, он бросил ключ вон к той коряге, — обреченно признался Илья, и не успел закончить фразу, как пожалел о сказанном. Твари, будто почуяв что-то, прибавили скорости. — Аня ты не успеешь!.. Пожалуйста!
Но Аня больше не слушала его. Она опрометью метнулась к болоту.
Илья заскрипел зубами, вспомнил, как однажды он поставил человека перед выбором: жизнь Вени или жизнь его девушки. Веня, не колеблясь ни секунды, выбрал девушку. А Илья так не смог — он по итогу выбрал себя.
[1] И. Гете «Прометей»
Вспышка 6. Границы свободы
Смердящее месиво из искалеченных останков надвигалось на них с чудовищной скоростью и отвратительным чавканьем. Сказать, что Ане было страшно — это ничего не сказать. Ей настолько было страшно, что в какой-то момент она перестала обращать на это внимание.
Самое главное, что она нашла Илью. Кто-то жестокий приковал его к скале и
