Затем что-то приостановилось, что-то высвободилось, и чувства мои хлынули к кульминации. Не эмоции, а скорее состояние нарастающей эйфории, наслаждения, удивления — все это переполняло меня, сливаясь с нарастающим беспокойством. Что-то росло и что-то растворялось — но что это было на самом деле, я не знаю. Угнетающая красота и прекрасная угнетенность — и я был ее частью. Словно я испытывал нечто такое, что еще не доводилось мне испытать, нечто космическое, величественное и вездесущее, но игнорирующее все окружающее.
И все это усиливалось и усиливалось по своим собственным законам, пока я не согнул пальцы левой руки настолько, что их лизнуло пламя.
Боль моментально прогнала наркотический транс, и я, вскакивая на ноги, щелкнул зажигалкой; звук, словно предупреждение, ударил по мыслям. Я повернулся и побежал через искусственный остров к маленькой кучке зданий, в которых располагались музей, библиотека и контора.
Но в этот момент на меня опять что-то накатило. Только уже не чудное музыкоподобное ощущение, как несколько секунд назад; теперь это было нечто зловещее, несшее страх, ничуть не менее реальный оттого, что, насколько я понимал, он был иррационален.
Все это сопровождалось полным искажением ощущений. Меня шатало на бегу. Поверхность, по которой я бежал, будто колыхалась, звезды, здания, океан — все плыло, накатывалось прибоем и отступало, вызывая приступ тошноты. Несколько раз я падал, но тут же вскакивал и рвался вперед. Какое-то расстояние я, по-моему, преодолел ползком. Закрыть глаза? Ничего хорошего из этого не вышло бы: все корчилось, смещалось и путалось не только снаружи, но и внутри меня.
И все-таки мне необходимо было преодолеть всего лишь несколько сотен ярдов, несмотря на все эти чудеса, и наконец мои руки коснулись стены. Я нащупал дверь, толкнул ее и вошел внутрь.
Еще дверь — и я в библиотеке. Казалось, прошла вечность, прежде чем я нашарил выключатель.
Шатаясь, я добрел до стола и сразился с его ящиком, вытаскивая оттуда отвертку. Затем, стиснув зубы, на четвереньках добрался до дальнего экрана Информационной сети. Налетев на консоль управления, я успешно щелкнул выключателем, пробудив машину к жизни.
Потом, все еще на коленях, держа отвертку обеими руками, я освободил левую сторону панели от крышки. Крышка упала со стуком, больно отдавшимся у меня в голове. Но доступ к деталям был открыт. Три маленьких изменения в схеме, и я мог передать нечто, что в конечном итоге вольется в Центральный банк данных. Я решил, что сделаю эти изменения и отправлю два самых опасных куска информации — о том, что, как предполагал, имеет место и в конце концов связано с чем-то остаточным, чтобы послужить однажды причиной возникновения проблемы. Такой проблемы, которая причинит большой ущерб человеку — тому, что сейчас так учил меня.
— Вот что я задумал! — сказал я громко. — А теперь прекрати свои фокусы, или я выполню угрозу!
…И как будто с моего носа сняли искажавшие окружающее очки: вокруг снова была самая обычная реальность.
Я поднялся на ноги и закрыл панель.
Вот сейчас-то, решил я, как раз самое время для той сигареты, которую я начал было закуривать. После третьей затяжки я услышал, как во внешнюю дверь кто-то вошел.
Доктор Бартелми, невысокий, загорелый, с сединой на макушке, жилистый, ступил в комнату — голубые глаза широко открыты, одна рука слегка приподнята.
— Джим! Что стряслось?
— Ничего, — ответил я. — Ничего.
— Я видел, как вы бежали. И видел, как вы упали.
— Ага. Я решил пробежаться. Поскользнулся. Немного растянул связки. Ерунда.
— Но почему вы так спешили?
— Нервы. Я все еще расстроен. Решил пробежаться или сделать что-нибудь еще, чтобы привести в порядок нервишки. Ну, к примеру, смотаться сюда и взять книжку — почитать перед сном.
— Дать вам успокаивающего?
— Нет, все в порядке. Спасибо.
— А что вы делали у машины? Не стоит баловаться с…
— Боковая панель отвалилась, когда я проходил мимо. Хотел поставить ее на место, — махнул я отверткой. — Должно быть, ослабли винты.
— О…
Я шагнул вперед и приладил панель. Когда я затягивал винты, зазвонил телефон. Бартелми подошел к столу, нажал кнопку и ответил.
Через мгновение он сказал:
— Минуточку, — повернулся ко мне, кивнул: — Это вас.
— В самом деле?
Я встал, двинулся к столу, взял трубку, кинул отвертку обратно в ящик и задвинул его.
— Да, — сказал я в трубку.
— Порядок, — отозвался голос. — Я думаю, нам лучше потолковать. Вы навестите меня?
— А где вы?
— Дома.
— Ладно. Сейчас приду. — Я повесил трубку и повернулся к Бартелми. — Ну вот, и книга теперь не нужна. Сплаваю ненадолго к Андросу.
— Уже поздно. Вы уверены в себе?
— О, сейчас я чувствую себя превосходно, — ответил я. — Извините, что потревожил.
Казалось, Бартелми успокоился. По крайней мере, уступил и мрачно улыбнулся.
— Может, это мне надо пойти и принять лекарство, — проворчал он. — Когда такое случается… Знаете, вы напугали меня.
— Ну, что случилось, то случилось. И кончено.
— Вы правы… Как бы то ни было, приятного вам вечера!
Он повернулся к двери, и я вышел следом за ним, погасив свет, когда проходил мимо выключателя.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Бартелми зашагал по направлению к домам, а я двинулся к причалу, решив взять «Изабеллу».
Чуть позже я отошел от берега, по-прежнему недоумевая. Все эти странности, в конечном счете, вполне могли естественным образом соотноситься с проблемой человека.
Случилось это в мае — не так уж давно, хотя сейчас кажется, что прошли годы. Я сидел в глубине бара «У капитана Тони» в Ки-Уэсте, справа у камина, потягивая свое обычное пиво. Было уже чуть больше восьми, и я решил, что на этот раз, похоже, зря только потерял время, когда в бар через широкую переднюю арку вошел Дон.
Он огляделся, скользнул по мне взглядом, отыскал свободный табурет в переднем углу бара, занял его и что-то заказал. Нас разделяло много людей, и к тому же группа музыкантов вернулась к подиуму позади меня и начала новую песню, так что мы поначалу просто-напросто сидели там и осматривались.
Через десять — пятнадцать минут Дон поднялся и пошел к задней стене вдоль дальней стороны бара. Немного спустя он повернул обратно и оказался рядом со мной. Я ощутил его руку на своем плече.
— Билл! А что вы здесь делаете?
Я поднялся, приветствуя его, и улыбнулся:
— Сэм! Господи!
Мы пожали друг другу руки.
— Здесь слишком шумно, и нам не дадут поболтать, — сказал он затем. — Пойдем куда-нибудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
