– Два лета подряд ее спектакли шли, – продолжала Дуся, не обращая внимания на замечание Маргариты. – Так из самой Москвы и из Петербурга обезумевшие поклонники приезжали, чтобы на нее посмотреть. Я сама раз пять ходила, даже бабуня моя не удержалась – для местных жителей билеты совершенно бесплатные были. Зинаида Лаврова Нину Заречную играла. Так играла, что я каждый раз плакала. Все пять раз. И на каждом спектакле видела Ивана Григорьевича, конечно. Он не плакал, надо сказать. Обязательно с чудными цветами приходил – ее любимыми желтыми розами. А один раз чего учудил – фейерверк настоящий. Все вышли из театра. На улице не совсем темно еще (у нас-то на севере летом темнеет поздненько). Публика от впечатления молчаливая. Тишина такая сильная, что аж звенит. И вдруг с баржи, которую поставили посреди реки, прямо напротив театра, громовые залпы салюта начались. Все небо засверкало, засветилось. Я смотрела и так мне захорошело – все благодарила Бога за то, что жизнь такая красивая. Не каждому суждено такую редкую красоту увидеть. А вот я видела.
Дуся остановилась, чтобы взять очередную теплую ватрушку, добавить в розетку малинового вареньица и подлить в чайник горячей воды из самовара. Маргарита вопросов не задавала – думала о чем-то своем, личном. Поймала себя на мысли, что желтые розы всегда недолюбливала.
– Уже который месяц сериал по телевизору крутят, в девять часов начинается. Так она в главной роли, – продолжила Дуся, громко хлебнув чаю из блюдца и жуя ватрушку во всю щеку. – Уже серий сто было. В прошлый четверг вся серия вокруг нее вертелась. Любовник засадил ее в клинику, ей там уколы разные делают, а она все сбежать пытается, но пока неудачно. Каждый раз ее ловят. Завтра, в новой серии, станет ясно, удастся ли ей освободиться. Я так за нее болею, переживаю так. Правда, я думаю, что все с ней будет хорошо – впереди еще серий двести с лишком.
– Она приезжала этим летом? – не выдержала Маргарита.
– Охохонюшки, да разве ж она сможет? Сто серий отснять! Это без сна и еды нужно как минимум год мучиться. Нет, прошлым летом ее точно не было. Но он-то в Москву часто ездит, почитай каждый месяц хоть на денек, но съездит. Про его поездки я знаю – опять же от тетушки, которая им по хозяйству помогает.
– Так, может, он и не видится с этой Зинаидой Лавровой там вовсе. Мало ли, какие у него там дела. Я, например, знаю, что он с моим отцом несколько раз встречался в Москве, когда подбирал директора школы.
– Может, он с ней и не видится. Утверждать не буду. Говорю только то, что сама видела. Ну и Разин тоже. Ему я доверяю как себе. Или даже чуточку больше.
Дуся дальше повела разговор про Разина, и Маргарита уже слушала ее в пол-уха. Вежливо кивала, иногда отвечала что-то невпопад. Было не до Дуси и не до ее Разина.
В какой-то момент Дуся решила, что все время одной говорить неправильно и невоспитанно, а потому, поразмыслив минуту-другую, обратилась к Маргарите с вопросом. Не сразу в лоб, конечно. Начала как будто издалека:
– Многие в городе говорят, что ты красивая очень. Мы с Разиным вчера ходили чай пить на набережной, так я сама такой разговор слыхала. – Маргарита и бровью не повела – что ей до того, что говорят пустобрехи в городском кафе. Но слушать все же стала чуть внимательней.
– Так вот, – продолжила Дуся, – я никак не пойму, почему ты одна. С твоими чарами да в твоем возрасте можно было бы уже пять раз замужем побывать. Ну или уж, по крайней мере, хотя бы один разок.
На замечание о возрасте Маргарита всерьез обижаться не стала, но на заметку взяла. Выходит, по вольногорским меркам двадцать три года – это уже возраст. Отсюда и вопрос, волновавший, судя по всему, не только Дусю. Маргарита была почти уверена, что Дусе можно спокойно открыться. Она не из тех, кто рассеивает городские сплетни. Впрочем, в том, что Маргарита намеревалась сказать, никакой особой тайны и не было.
– Нет, замужем я не была никогда. У меня был друг. Вернее, он есть и не исчез никуда. Пару лет назад мне даже хотелось, чтобы он стал моим мужем. Он, собственно, мне сам предложил это. Но потом родители уговорили его отложить помолвку на два года: им казалось, что он не готов к браку. Прошлой весной, как раз перед моим отъездом, он созрел. Но мне кажется, что теперь не готова я.
– Так ты любишь его?
Глаза у Дуси расширились, заблестели. Откусанная ватрушка тоскливо стыла на блюдце.
– Я к нему хорошо отношусь. Он добрый, умный. Думаю, что мне было бы с ним спокойно. Наверное, это плохо, но я о нем в последнее время почти не вспоминаю. Иногда он пишет мне, звонит. Вот, собственно, и всё – ничего интересного.
«Отнюдь, – подумала Дуся. – Очень даже интересно». Новых вопросов она, правда, задавать не стала. Нетактично это. Придет время, и Маргарита сама все расскажет. Если захочет, конечно.
Когда затянувшееся чаепитие наконец-то благополучно завершилось, Маргарита поспешила к компьютеру. Скоро на светящемся экране появилась информация о ней, Зинаиде Лавровой. Почти двадцать лет на сцене. Значит, старше Иноземцева. Уже пора не Заречную, а Аркадину играть. Так было подумала, а потом сама и устыдилась. Ведь Лаврова перед ней ни в чем не виновата.
После просмотра фотографий актрисы настроение у Маргариты совсем покатилось под откос. Актриса была чудо как хороша! И выглядела лет на тридцать, не больше. Замужем (это хорошо), но, судя по внешности законного супруга, его место весьма скоро может оказаться вакантным (а вот это плохо). Так что у Ивана Григорьевича есть все шансы дождаться своей очереди. С другой стороны, успокаивала себя Маргарита, было бы хуже, если бы Иноземцев дожил до такого солидного возраста, не положив глаз ни на одну из женщин. Тем более на столь достойную.
Что же в этом такого необычного? С кем не бывает.
Глава седьмая, в которой утверждается, что ученье – свет
Не сама гармонь играет,Ее надо растягать.Не сама девочка любит,Ее надо завлекать.
Николай Петрович понедельники любил. Он давно заметил, что в первый день недели ему везет, все задуманное получается, – и это особенно вдохновляло его на фоне всеобщего понедельничного уныния. Именно поэтому он и попросил Ивана Григорьевича проводить их еженедельные совещания по делам школы в девять утра по понедельникам. Тот согласился.
В этот раз ожидания Николая Петровича опять оправдались. Иноземцев встречался с ним не в школе, как обычно, а пригласил к себе домой. Приветствовал его тепло, даже по-сыновнему, как отметил про себя профессор Северов. Сам сварил ароматный кофе и, прежде чем начать разговор о школе, справился о самочувствии его самого и Маргариты. Первые результаты работы Николая Петровича Иноземцев оценил в самых лестных тонах, на похвалы не скупился и, как показалось профессору, был весьма воодушевлен разработанным им планом работы школы. Не преминул произнести и пару лестных слов об успехах Маргариты Николаевны. Прямо так и сказал: «Слышал, что ребята бегут на уроки английского, как на праздник». Что и говорить: такие слова – истинный бальзам на родительскую душу.
