Слуга подал царю табличку из обожженной глины, усеянную клинописью, Агамемнон передал ее членам совета. Табличка пошла по кругу, все внимательно разглядывали ее, хотя вряд ли кто-либо мог разобрать текст. И словно в подтверждение моих подозрений, Агамемнон приказал слуге громко прочесть надпись вслух, едва табличка возвратилась ему в руки.
Документ являлся образцом дипломатической фразеологии. В нем признавался титул Агамемнона. Я заметил, как тот горделиво расправил грудь, услышав это. Великий царь хеттов, смиренно полагавший себя владыкой всех земель Эгейского побережья до древних стен Иерихона, соглашался с тем, что претензии ахейцев к Трое справедливы, и обещал не препятствовать восстановлению справедливости. Конечно, формулировка была более обтекаемой, но смысл оставался достаточно ясным. Любой троянец мог бы заключить из него, что Хаттусили пообещал Агамемнону не помогать Трое.
– И все же троянцы утверждают, что войско хеттов находится в нескольких днях пути и готово выручить их, – сказал Одиссей.
– Прости меня, царь Итаки, – сказал старый Нестор, сидевший между Одиссеем и Агамемноном. – Скипетр не у тебя, значит, ты говоришь не в свою очередь.
Одиссей улыбнулся белобородому старцу.
– Как и ты, царь Пилосский, – возразил он спокойным голосом.
– Что они говорят? – закричал один из князьков на другой стороне круга. – Я не слышу их!
Агамемнон передал скипетр Одиссею, тот встал и повторил свое утверждение громким голосом.
Аякс взорвался:
– Откуда мы знаем, что это правда?
Они принялись спорить и обмениваться аргументами и наконец приказали мне слово в слово передать то, что я услышал от троянцев. Я встал и повторил слова Александра и Гектора.
– Александр сказал? – Менелай сплюнул на утоптанный песчаный пол. – Он царевич лжецов.
– Но Гектор не отрицал, – проговорил Нестор, поспешно отбирая у меня скипетр. И когда я сел, царь Пилосский поднялся и произнес:
– Если бы наш вестник узнал об армии хеттов из уст Александра, я бы согласился с царем Менелаем… – И, пользуясь тем, что скипетр оказался в его руках, Нестор пустился в пространные рассуждения. Смысл его речи сводился к тому, что Гектор – человек достойный, и если уж сказал, что войско хеттов приближается к Трое, то так и есть. – Гектору можно верить в отличие от его брата.
– Но это опасно для всех нас! – завопил Агамемнон со слезами на глазах. – Армия хеттов может уничтожить нас и троянцев одновременно!
Никто не спорил.
– Они воевали с египтянами, покорили Аккад и осаждали даже Вавилон! Хаттусили осаждал Милет, и город открыл перед ним ворота, чтобы войско не сокрушило стены.
Страх холодом пополз по кругу совета, словно ветерок, который, задув свечу, оставляет тебя в темноте.
Никто не знал, что делать. Все трепетали, словно стадо антилоп перед львами, не зная, куда бежать и где искать спасение.
Наконец Одиссей вновь потребовал скипетр. Встал и проговорил спокойно:
– Быть может, Гектор и наш враг – его брат – ошибаются, считая, что хетты помогут им? Что, если войско хеттов явилось сюда по каким-то причинам, не имеющим никакого отношения к нашей войне против Трои?
Раздались одобрительные возгласы и невнятные возражения.
– Слишком уж хорошо, чтобы быть правдой, – выделился один голос из хора недовольных.
– Я предлагаю послать вестника навстречу хеттам и узнать, каковы их намерения. И пусть он возьмет с собой копию соглашения между Хаттусили и нашим великим царем, чтобы предводитель хеттов знал, что царь его обещал не вмешиваться в нашу войну.
– Ну и что же получится? – Агамемнон простер руки, дернулся и схватился за плечо.
– Если они скажут, что хотят воевать с нами, мы можем поднимать паруса и отправляться домой, – шумно согласились все.
Но Одиссей приподнял скипетр, и собравшиеся снова умолкли.
– Если хетты идут помогать Трое, зачем Гектору завтра нападать на наш лагерь? – сказал он.
Сидевшие кружком вожди начали озадаченно переглядываться, скрести бороды.
Одиссей продолжил:
– Он собирается напасть на нас, как нам известно, но зачем рисковать жизнями своих людей и собственной головой, если армия хеттов готова вступить в бой на его стороне?
– Ради славы, – возразил Патрокл. – Гектор похож на моего повелителя Ахиллеса и не признает ценностей выше, чем честь и слава.
Покачав головой, Одиссей возразил:
– Возможно, но я не уверен в этом. Итак, следует послать вестника, чтобы полководец хеттов узнал о договоре, который связывает их царя с нами. И чтобы вестник выяснил, действительно ли хетты стремятся на помощь Трое.
Спор затянулся, однако в конце концов все согласились с планом Одиссея. Впрочем, другого выхода не оставалось, разве что немедленно плыть восвояси. Конечно же, вестником выбрали меня.
Когда совет закончился, я попросил у Одиссея разрешения передать Менелаю весточку от жены.
Царь Итакийский бросил на меня грустный взгляд, обдумывая возможные последствия моего сообщения. Но, кивнув, подозвал к себе Менелая, уже собиравшегося выходить из хижины Агамемнона.
– У Ориона новости для тебя от Елены, – проговорил он негромко, чтобы остальные члены совета не услышали.
– Как она? – спросил царь Спарты, схватив меня за руку, едва мы очутились на берегу.
Благоразумный Одиссей остался в хижине, а мы с Менелаем сделали еще несколько шагов по песку, прежде чем я заговорил. Симпатичный царь, с густой черной бородой и вьющимися волосами, выглядел намного моложе своего брата, и если лицо Агамемнона казалось тяжелым и грубым, то черты Менелая несли отпечаток силы и благородства. Царь Спартанский был худощав и явно не привык к пирам и возлияниям.
– Твоя жена приветствует тебя, – сказал я. – И говорит, что охотно возвратится с тобой в Спарту… – Лицо его просветлело. – Но только если ты победишь Трою. Она сказала, что не оставит город в качестве утешительного приза побежденным.
Менелай глубоко вздохнул и запрокинул голову.
– Клянусь, – пробормотал он, – Аресом и Посейдоном, клянусь могучим Зевсом, я смогу подняться на высокие стены Трои, я сумею отбить ее у Париса, как бы много крови ни пролилось.
После встречи с Еленой я понимал его чувства, но в сердце своем ощущал злобное удовлетворение. Я сделал все, чтобы ахейцы продолжали войну. Мира не будет, пока я не захочу его.
А потом я вспомнил об армии хеттов, которая подступала к Трое, и о том, что мне придется отыскать ее и остановить.
13
Политоса я прихватил с собой. Мы дождались темноты, а потом направились к южной оконечности лагеря, где широкий Скамандр огибал наш правый фланг и войско троянцев, стоявшее на равнине.
Одиссей позаботился, чтобы нам предоставили хрупкую тростниковую лодочку. Я греб, борясь с сильным течением реки, а Политос правил. Я всерьез подумывал, не потонет ли хлипкое суденышко прежде, чем мы достигнем далекого берега. Но все обошлось.
Ночь выдалась темной, луна еще не взошла. С моря наплывали клочья тумана.
– Замечательная ночь для демонов и призраков, – шепнул Политос.
Но я смотрел на противоположный берег, на котором мерцали костры троянцев.
– Забудь о нечисти, – посоветовал я. – Бойся лазутчиков и фуражиров троянцев.
На моем поясе висел новый меч, темно-синий плащ окутывал плечи. Политос взял с собой лишь небольшой охотничий нож, он – по собственному признанию – не владел оружием. Спутник мой также облачился в плащ, спасавший его от ночной прохлады, прихватил с собой мешочек с сушеным мясом и хлебом и кожаный бурдючок с вином. Мою левую руку стягивала медная полоска, на которую нанесли копию соглашения между великим царем хеттов и Агамемноном. Она напоминала обычный браслет, однако ее покрывали клинописные знаки. Стоило прокатить его по куску мокрой глины, и на ней отпечатается договор.
Все самые темные ночные часы мы шли вдоль берега реки, углубляясь в Илионскую равнину и оставляя позади Трою. Ветки цеплялись за наши плащи, мешая идти. Мы старались передвигаться незаметно, но нередко нам приходилось прорубаться сквозь густые ветви. И когда луна показалась над далекими горами, мы уже поднимались по ровному склону к подножию холмов. Я различал впереди безмолвные могучие дубы и клены, березы и лиственницы, серебрившиеся в лунном свете. Выше по склону темнели сосны и ели. Кусты поредели, и мы пошли быстрее.
Политос тяжело дышал, но старался не отставать. Когда мы углубились в чащобу, над головой моей, словно окликая нас, прокричала сова.
– Афина приветствует нас, – выдохнул Политос.
– Что?
Он схватил меня за плечо. Я остановился и оглянулся. Он согнулся и, опершись руками на узловатый ствол, попытался отдышаться.
– Не надо… к лесным демонам, – с трудом вымолвил он. – Тебе хватит собственного демона… который внутри.
Я почувствовал укол совести.
