Константин Злобин
Гнев Земли
«Пристегните ремни»
Во рту растаяли остатки леденца «Взлетная». Президентский борт вышел на крейсерскую скорость, и двигатели загудели тише. Надпись «Пристегнуть ремни» погасла.
Михаил сглотнул – уши больше не закладывало. Перед ним в первом ряду завертелась плешивая голова министра финансов. Послышался его шепелявый голос.
– Борис Пантелеевич, скажите, а вы слышали землетрясение? Сегодня ночью?
– Так точно, Алексей Германович, – позевывая, ответил сидевший по соседству генерал. – Скажу больше – я знал о нем еще два дня назад.
– Как это?
– Не забывайте кто я, – генерал постучал себя по погону. – Мне не только о землетрясениях – мышь пробежит, и про нее докладывают. А сегодня ночью это так – одно баловство было. Три балла – этим даже младенца не испугаешь.
– Ну, не скажите. Я вот очень испугался. Посуда в серванте так и прыгала. Там у жены сервиз стоит – свадебный. Мы бегом к нему, а тут еще теща со своими вазами. Такие, знаете, хрустальные. Прижала их к груди и говорит: «Лучше сама погибну, а моих малышек прикрою».
– Я так понимаю, Алексей Германович, что у вашей тещи знатная грудь. Нам такие кадры в министерстве обороны нужны. Сам знаете, страна у нас большая – много чего прикрыть нужно.
Финансист только покривился.
– Мне, Борис Пантелеевич, не до ваших салдафонских шуточек. Я сейчас в командировку лечу, а дома – разруха. И жена одна.
– Вы же говорили, что она с тещей.
– Это еще хуже. Мы ведь всю ночь глаз не сомкнули.
– Ну, это вы зря, Подумаешь, пару раз тряхнуло. Ложились бы спокойно и спали.
– Не могли – кровать-то занята.
– Кем – тещей?
– Нет. На ней чашки и блюдца лежали, а еще бокалы и фарфоровая супница. Она мне от прабабки досталась. Люстру с потолка сняли – мало ли что. Так и просидели до утра – стекляшки берегли.
– Я прямо слушаю вас и представляю, как ваша бедная женушка сидит среди такого богатства и горюет. Вы, я вижу, не все сдали, – сказал генерал и, хитро прищурившись, толкнул финансиста в бок. – Оставили на черный день?
Министр финансов заерзал в кресле.
– У меня, Борис Пантелеевич, справка есть. Мне ее сам Савва Тимофеевич подписал – сервиз разрешили оставить, и люстру, и бокалы.
– А вазы?
У Алексея Германовича забегали глазки.
– А они тещины. У нее и спрашивайте.
– Ладно-ладно. Я вас не выдам. А то, что вы спрашивали по поводу землетрясения, так это вам – столичным они в новинку, а мы – люди военные к ним уже привыкли. Лично для меня, если ракетные шахты не пострадали, значит все в порядке – служим дальше. Хотите дам совет, как не бояться землетрясений?
– Конечно, хочу.
Широкоплечая фигура генерала, словно скала нависла над невысоким полноватым министром финансов.
– Переезжайте в бункер, – зловещим шепотом произнес он.
– Бункер? – глаза Алексея Германовича округлились. – Вы с ума сошли! У меня семья, теща, суккуленты, в конце концов. Без света они погибнут.
– Насчет этих ваших сук… как их там, кулуентов, ничего сказать не могу – не встречал. Может они и не выживут, зато будете ближе к земле. В случае чего лететь ниже и падать не так больно, а то забрались на свои пентюх-хаусы. Видите ли, там воздух чище. Воздух сейчас везде одинаковый, а чище там, где не гадят. Так что подумайте – подыщем для вас самые лучшие апартаменты класса люкс – без крыс.
– Нет, уж, спасибо.
– Смотрите. Я два раза не предлагаю. Лучше жить в подвале, чем ждать, когда тебе на голову люстра свалится.
– Я как-нибудь потерплю…, ответил финансист и обиженно замолк.
Однако, его молчание длилось недолго, и скоро живот любопытного толстяка снова уперся в бок генерала.
– Борис Пантелеевич, вы ведь все знаете. Скажите, где мы сейчас летим?
– Скоро пройдем над Новым Сургутом.
– Вот как? Очень интересно. Мне давно хотелось увидеть то место, в которое мы благодаря вам вбухали такую кучу денег.
– Боюсь, вам это не удастся, Алексей Германович.
– Почему?
– Потому что я, как министр обороны, принял все меры для полнейшей секретности этого объекта, для чего, кстати говоря, использовал часть денег из вашей кучи.
– Жаль, очень жаль, – протянул финансист, вытягивая шею и выглядывая в иллюминатор, где сквозь обрывки облаков виднелась проплывающая внизу заснеженная земля. – А я так хотел посмотреть на наш новый космодром.
– Космодром? – фыркнул генерал. – С чего вы взяли?
– Как с чего? Что еще можно строить в такой глуши и в такой секретности? Не парк же аттракционов?
– До аттракционов я бы не додумался, – ответил генерал и, заговорщически оглянувшись, склонился к самому уху своего собеседника. – Вы можете хранить секреты?
– Какие могут быть сомнения? Я – могила! Клянусь самым дорогим, что у меня есть!
– Это чем же?
– Курсом рубля, конечно! – более чем серьезно ответил финансист.
– Да уж, – генерал оглядел его с недоверием. – Наш деревянный в воде не тонет, и при этом почему-то в огне не горит.
– Эта шутка слишком стара, чтобы я над ней смеялся, Борис Пантелеевич. Пусть от нее хохочут те, кто ничего не понимает в экономике. Будет наш рубль деревянным или нефтяным – не имеет значения. Лично я считаю замечательным, что наш бюджет на тридцать процентов зависит от экспорта древесины. Кто говорит, что это плохо, просто завидует нам. К тому же, мы свою монополию не превращаем в средство шантажа. Не то что японцы, которые за тонну риса хотят получить тонну алмазов. Так, о чем вы хотели мне рассказать?
Их головы сблизились. Генерал сказал всего пару слов, от которых министр финансов подпрыгнул в кресле.
– Не может быть! Морской порт в центре Сибири? Откуда здесь море?… – опомнившись, он прикрыл рукою рот. – Извините, я не хотел. Вы сами виноваты. Вы меня так поразили, что оно само вырвалось. Я больше никому не скажу, честно…
– Теперь уж чего таиться – вы так орали, что весь самолет слышал. А насчет моря вы правы – его там нет, зато есть океан. Вы на карту России давно смотрели? Думаете, мы атомные подлодки из Новосибирска в Ледовитый океан на катапультах забрасываем? Как бы не так. А за то, что проговорились, не переживайте. Скоро об этом все узнают. Просто благодаря вам это произойдет намного быстрее и, самое главное, дешевле. Не нужно ни радио, ни телевидения.
– Да за кого вы меня принимаете, Борис Пантелеевич? – надул и без того полные щеки министр финансов. – Не намекаете ли вы, что я болтун?
– Ну, это вы сами сказали…
Их разговор прервала выпорхнувшая из президентского салона бортпроводница. Она подошла к генералу, после чего тот, приосанившись и оправив китель, скрылся за занавеской.
Михаил подосадовал на быстрое окончание нечаянно подслушанного разговора – хоть какое-то развлечение в этом однообразном и бесконечном перелете. Впереди было пятнадцать часов гудения моторов и глупого щебетания переводчиц на задних креслах.
Без какого-то предупреждения в ухо Михаила ударили раскаты грома. Открыв рот и запрокинув голову, их издавал растекшийся в соседнем кресле Сергей Зобов из Министерства водной промышленности. Он заснул сразу, как только его внушительная пятая точка опустилась на жалобно скрипнувшее сиденье. И теперь кадык Зобова ходил вверх-вниз, извлекая из его обширного тела оглушающий храп. Своей мощью он создавал ощутимую конкуренцию всем четырем турбинам лайнера.
Михаил давно замечал, что в водном министерстве большинство сотрудников похожи на выбравшихся из воды земноводных. Сергей Зобов был ярчайшим представителем своих коллег-водяных – такие же выпученные бесцветные глаза, безвольный подбородок, рыхлое тело и бледная кожа, сквозь которую просвечивали синие линии артерий. В «жидком» министерстве даже разговаривали так, будто воды в рот набрали – ничего не разберешь. Зато какой сейчас раздавался членораздельный храп, какая потрясающая дикция.
С первых минут полета стало ясно, что Сергей подготовился основательно. Едва втиснувшись в кресло, он надел на глаза повязку, воткнул в уши беруши и, примостив на шее подголовник, сообщил.
– До прилета не кантовать! – и был таков.
Теперь его похрюкивания, переливы и трагические паузы наполнили, чуть было не заскучавший, салон самолета. Они внесли некоторое разнообразие в скучный полет, но после третьей минуты стали невыносимы. Смешки и веселые выкрики в адрес храпуна постепенно сменились недовольными восклицаниями и предложениями его задушить.
Михаил ткнул соседа в бок. Тот удивленно причмокнул, но своих акустических потуг не прервал. Михаил повторил попытку, но безразмерное тело «водяного» поглотило удар, будто того и не было. Максимум, чего удалось добиться Михаилу – это легкое дрожание скрытого под рубашкой холодца.
– Заткнись! Воздушная тревога! – кричал Михаил в, казавшееся сейчас самым отвратительным в мире, ухо Зобова, но беруши надежно охраняли сон «водяного».
