Повозку оставили у Рыбных рядов – на попечение Швельки, который ради такого дела вспомнил старые связи, да и среди пожилых нищенок и уродок проводил определённую работу – на предмет вербовки надёжных кадров.
– Ну, и где здесь дом нашего князюшки Одоевского? – шепнул Швельке Егор, передавая ему вожжи.
– Пройдете направо вон по тому переулку, вот и выйдите на Варварку. У Одоевских – угловой дом, широкие синие ворота с двумя жёлтыми петушками. Напротив дома – лавка мануфактурная: если что, то один товар смотрит-разглядывает, а другой его ждёт на скамеечке и лузгает семечки…
– Ладно, мы пошли. Посматривай здесь! Разложили пироги по лоткам, накинули ремни на плечи, пошли мимо Рыбных рядов, изредка покрикивая:
– Налетай, родимые, расхватывай!
Особого ажиотажа не наблюдалось, подходили только отдельные покупатели: одинокий пьяненький стрелец, парочка стряпчих, дородная купчиха, которая, похоже, есть готова была всегда – всё и без всяких ограничений.
Варварка оказалась улочкой достаточно широкой (относительно близлежащих), тихой и сонной, щедро заваленной конским навозом – как уже высохшим, так и совсем свежим.
Возле нужных ворот трое сытых и широкоплечих холопов увлечённо играли в пристенок, лениво переругиваясь между собой. Впрочем, один из игроков посмотрел на проходящих пирожников очень уж недобро и внимательно.
«Профессиональный взгляд, фиксирующий такой! – отметил Егор. – Дежурство у мануфактурной лавки придётся отменить, тут же срисуют. А жаль! Удобное место, идеальное для наблюдательного пункта…»
Додумать он не успел, сзади послышался громкий стук копыт, звонкий, чуть визгливый голос скомандовал:
– Открывайте ворота, морды ленивые! Живо мне, запорю!
На всякий случай Егор прижался к стене дома на противоположной стороне Варварки и обернулся. Около синих ворот с «сидящими» на них жёлтыми петушками нетерпеливо приплясывал каурый в яблоках красавец-конь с ловким седоком на спине, чуть дальше застыл знакомый кожаный возок с запряжёнными в него двумя неказистыми гнедыми лошадками.
Всадник выглядел очень нарядно и даже импозантно: широкие синие шаровары, алые сапоги с вздёрнутыми вверх носами, зелёный кафтан-ферязь с высоким воротником, тонкие губы ярко накрашены, глаза подведены до висков, кривая татарская сабля на боку.
Холопы торопливо вскочили на ноги и, раболепно кланяясь, бросились открывать ворота.
Через две минуты и разряженный всадник, и кожаный возок въехали во внутренний двор, ворота тут же плотно закрылись.
Пирожники-шпионы, подмигнув друг другу, торопливо свернули в ближайший переулок.
– Возок принадлежит нашему любезному доктору Фогелю, и это очень странно! – зашептал Егор. – А вот кто этот, на коне в яблоках? Размалёванный, как девка гулящая?
– Михайла Тыртов, из мелкопоместных! – так же тихо ответил Бровкин. – Он это, того… Сожительствует с боярином Степаном…
Егор с чувством сплюнул в сторону и мысленно выругался: «Ну, надо же! И здесь всё то же самое, пэдорасты – куда ни плюнь, мать их!»
После непродолжительных раздумий он принял решение:
– Слушай сюда, Лёха! Сейчас возвращаешься к Швельке: сразу же выезжаете к дому Фогеля и там ждёте приезда доктора. Мол, приехали от меня, за каплями от красноты и рези в глазах. Пусть Швелька выпытает, зачем герр Фогель приезжал к Одоевскому. Только сделать это надо красиво, без деревенской глупости, чтобы доктор не заподозрил чего плохого. Понимаешь? После этого ты, Алёшка, возвращаешься сюда и ищешь, где мы с тобой сможем скоротать время до темноты – не привлекая нездорового внимания. Далее, эти глазные капли забери у Швельки, запихай за пазуху и береги как зеницу ока. Но пробку не открывай! Ага, вот ещё. Пусть от доктора Швелька сразу скачет в Преображенское и все микстуры, порошки и настойки, которые поступили от Фогеля, у всех отберёт, сложит в одну плетёную корзину и спрячет в надёжное место. Всё, встречаемся за теми широкими торговыми рядами, где продают раков, как зазвонят к вечерней молитве… Да, пироги-то оставь, поторгую уж за тебя… Э, переложи их на мой лоток, а пустой возьми с собой. Куда мне два?
Егор, сделав широкий круг, снова оказался на Варварке, но он уже не подходил близко к синим воротам, чтобы не попадаться на глаза тому холопу с внимательными глазами. Ходил себе по диагонали в самых разных направлениях, изредка покрикивая:
– Налетай, родимые, расхватывай! Пироги подовые, медовые! С зайчатиной, с горохом, со свиным боком! Подходи, православные, пироги славные!
Может, скороговорки эти работали, может, Лушкин поварской талант тому виной, но народ подходил, исправно платил просимые копейки, некоторые, попробовав, даже говорили добрые слова и покупали ещё…
Наконец, вдали показалась повозка доктора. Егор тут же отошёл в сторону, прикрыл лицо рукой, наблюдая сквозь пальцы за улицей. В боковом окошке мелькнуло лицо герра Фогеля – очень озабоченное и даже – откровенно испуганное…
– Что ж! – тихонько пробормотал себе под нос Егор. – С этим всё понятно – более-менее… Ладно, теперь ещё раз сделаем кружок и зайдём с другой стороны, дом-то у нашего боярина угловой…
Он узким переулком снова подошёл к высокому (два метра с небольшим) забору, ограждавшему княжеский двор Одоевских. В переулке было очень тихо, пыльно, тоненько попискивали комары, изредка о чём-то перекликались мелкие пичуги.
– Смотри-ка ты, ещё одни ворота! Скромные только такие, узкие, одностворчатые, – тихонько удивился Егор. – И натоптано-то как! Причём, только с одной стороны…
Действительно, от ворот до Варварки переулок был достаточно сильно заросшим лебедой и подорожником, а в противоположную сторону вела очень хорошо натоптанная тропа, судя по многочисленным отпечаткам подков на чёрной земле – конная.
В метре от этих тайных ворот росла высокая и толстая вишня, ветки которой были густо увешаны мелкими красными ягодами. Егор долго раздумывать не стал: поставил лоток с оставшимися пирогами на землю, закатал рукава рубахи, поплевал на ладони, ловко полез вверх по шершавому стволу. Поднялся метра на три и насторожённо замер, прячась в густой зелёной листве: где-то совсем близко кто-то громко и надсадно кашлял.
«Ага, это из открытого окна второго этажа! – понял Егор. – Дальше лезть не стоит, заметят ещё…» – Ох-ти, Степан Семёнович, где ж ты простыл так-то? – потёк медовой патокой подобострастный голосок. – Ты микстурку-то немецкую пей, милостивец, оно и полегчает!
Послышалось горькое бульканье и тихое причмокивание, ещё через полминуты жёсткий, слегка свистящий голос облегчённо произнёс:
– Фу, отпустило! Мокроты отходить начали, знает Фогель своё дело, знает, гадёныш… Будем думать, что и наказ мой выполнит, сделает всё, как приказано ему…
– Сделает, князюшко! – заверил медовый голосок. – А ежели что, то я его, старого колбасника, ужо попользую по-своему, так попользую…
– Уймись, Мишка! – недовольно прикрикнул Одоевский (кто же ещё – раз Степан Семёнович?). – Сюда лучше слушай…
– Слушаю, князюшко, слушаю!
– Сегодня ночью без меня поедете на тракт. Делать так. Морды обмотайте тряпками или наденьте маски – у кого есть. Когда ярославский обоз возьмёте, то пару ямщиков и купчишек оставьте в живых, а Матвейку Шошина – величайте Львом Кирилловичем. Понял? Громко величайте, чтобы те дурики крепко запомнили… – Князь Степан опять зашёлся в сильном приступе лающего кашля.
– Отойди, милостивец, от окошка! – тут же заныл Тыртов. – Отойди, Христом Богом прошу, продует ведь…
Встретились за «рачьими» рядами, возле серого купеческого амбара, в чугунных дверных петлях которого висел полупудовый бронзовый замок.
– Ну, докладайте, орлы! – велел Егор. – Да не суетитесь, расслабьтесь, времени у нас ещё много. Вон – завалинка подходящая. Присядем…
– Выведал я всё у Фогеля! – зачастил Швелька. – Заболел наш Стёпушка, жар у него, сильный кашель. Доктор ему всяких микстур прописал, капель, порошков… Но глаза у герра Фогеля были – при этом его рассказе – очень испуганные, бегали туда-сюда, словно рыжие тараканы по избе. А когда я начал толковать про те глазные капли, так он сразу побелел, засуетился, начал грызть свои ногти… Потом убежал на второй этаж и вернулся назад уже нескоро, – я даже соскучиться успел. Протягивает стеклянный флакон с лекарством, а руки-то – дрожат… Алёшка, где этот пузырёк?
Бровкин бережно достал из-за пазухи маленькую стеклянную бутылочку, протянул Егору:
– Странная она, командир. То есть очень уж холодна: как была ледяной, так ледяной и осталась, не хочет нагреваться от тела…
Егор осторожно потрогал флакон ладонями, оглядел на просвет, недобро усмехнулся, спрятал в карман холщовых штанов, спросил, непонятно к кому обращаясь:
– А вот тот узкий проулок, что у княжеского дома, он куда выходит?
Швелька задумчиво почесал в затылке:
