— Ну как, все хорошо? — жалобно спросила Тина.
Она ожидала, что он обругает ее или… но Роман не сказал ничего.
— По-моему, ты сделался только красивее. — Она заискивала. Готова была на что угодно, лишь бы он не прогонял ее. Ползать в ногах. Лгать, лебезить. Не станет же он насильно выгонять ее из дома!
Он ушел к себе в спальню и запер дверь.
— Роман, миленький, — она поскребла дверь ноготком, — что мне делать?
Он распахнул дверь, и Тина едва не упала. Он обнял ее, привлек к себе и прошептал на ухо:
— У тебя есть дар. Держись за него, как за страховочный трос. Дар от всего спасет.
— Рома, так ведь я…
— Мне отдохнуть надо. Иди. — Он положил ей ладонь на лоб и прошептал заклинание. До следующего утра вся боль ее уйдет. А завтра… Нет, ей не станет легче. Но сама она немножко отвердеет под напором бед. Надо только эту первую ночь утраты пережить. Он и сам не знал, откуда это знает.
Сейчас он хотел уснуть самым обычным сном. Отдохнуть. Не слишком ли много событий, с тех пор как он вернулся? Колдовской шок, потеря памяти, ссора с Тиной, ожог… И Надя… Надя! Он хотел ее видеть немедленно. Теперь, сейчас, и плевать на то, что между их встречей и днем нынешним пролегла временная полоса длиной в год. Ему нужна была Надя. Только она.
Нет, нет, о Наде не вспоминать, а то он не сможет уснуть, вновь начнет грезить наяву и окончательно измотает себя.
Он заснул, будто провалился в темноту. Спал часа два. Проснулся и сразу вспомнил, что, кроме пережаренной яичницы, ничего не ел. Кажется, Тина обещала обед. Еще до того, как узнала, что он ее не любит. Впрочем, сейчас уже время ужина. Интересно, приготовила она что-нибудь или нет? Он спустился на кухню.
— Ну, чем ты меня угостишь? — спросил весело, как будто не было два часа назад внезапной и страшной ссоры.
— Да, да, я сейчас!
Жаль, но ничего нельзя уже было изменить. Он не мог отказаться от Нади, не мог, и все.
Он помнил, как Тина в первый раз появилась в его доме…
«Нет, нет, — одернул он сам себя. — Не надо вспоминать просто так. Можно ошибиться. Я должен исследовать прошлое. Вернуться назад и все вспомнить. Это главное. Об остальном я не должен думать. Не должен».
Ужин прошел банально. Роман что-то жевал, Тина спрашивала, вкусно ли. Он кивал в ответ.
— Роман, помоги, — вдруг сказала Тина, когда он закончил есть.
Он молчал. Не хотел отвечать. Но смилостивился и спросил сухо:
— В чем дело?
— Кто-то порчу на меня навел.
— Что?
Она рассказала про встречу с Медоносом. Ну вот, оказывается, она уже давно знала про его измену. Знала, но не верила. Он взял Тинину ладонь в свою, сдавил немного так, чтобы образовалась в центре ложбинка и вода удерживалась в горсти. Несколько капель пустосвятовской воды, заклинание, и влага устремилась к потолку облачком пара, и тут же на пол посыпались черные хлопья: больше призрак Медоноса не потревожит Тинину память.
— Ты самый сильный… — восхитилась она. — Ты сильнее всех на свете.
— Ты бы тоже могла, если бы учила заклинания. Завтра поеду на реку, — объявил он Тине. — Во сколько утром автобус?
Глава 4
ВОЛШЕБНАЯ РЕКА
Перед тем как выйти из дома, Роман умылся пустосвятовской водой, мгновенно изменив лицо. Не хотел он ни с кем говорить, пока не вспомнит, как все было.
Теперь его мучил один вопрос: где Надя? Почему не с ним, не рядом? Неужели Роман не сумел добиться ее благосклонности? Неужели?
Давненько Роман не ездил в Пустосвятово на автобусе. Отвык. И от тряски, от грязи в салоне. Заснул внезапно. Самым обычным сном. Снилось ему, что идет он по берегу Пустосвятовки, а навстречу ему… Надя. Он вскрикнул и проснулся.
Автобус стоял в огромной луже на кольце в Пустосвятове.
«Я в каком-то тупике. В мешке… В темноте. Запутался. А что, если деда спросить, как быть дальше?» — подумал колдун.
И направился не к реке, а на сельское кладбище. Пустосвятово убывало, все меньше становилось в нем пригодных для жизни домов, а кладбище, напротив, разрасталось, все дальше и дальше углубляясь в лес.
С тихим шорохом осыпалась с деревьев листва. Выглянуло солнце. Стало казаться, что кто-то бросает с неба пластинки золотой фольги. И они, повертевшись в сиреневом осеннем воздухе, стелются под ноги. Паутинка прилипла к щеке, потом еще одна.
— Что делать дальше? — спросил Роман, блуждая меж покосившихся крестов и вросших в землю надгробий.
Роман прислушался, ожидая ответа. Высоченные березы лепетали что-то бессвязное. Но дед Севастьян не торопился отвечать. Может, и не было уже старого колдуна под тем надгробным камнем? Утек вместе с вешними водами к какой-нибудь реке, и теперь проживает водяным, и на Романа сердится за его глупость. Прежде колдунов на кладбище не хоронили, а теперь всем здесь приют — под любым надгробием одинаково покойно лежится. Дед просил похоронить его на берегу Пустосвятовки, да власти не позволили. Сейчас бы Роман настоял, чтоб исполнили волю покойного. А тогда не сумел. Молод был. Не знал, за какие ниточки дернуть, кого припугнуть, а кого подкупить. Или неважным ему показалось тогда, где будет дед лежать? Со всеми в песчаном холме или отдельно — подле своей речки?
Где те врата, в которые надо постучаться, чтобы открылись все истины разом? Может, дед Севастьян знал, да забыл внуку тайну открыть.
Только вряд ли знал, усомнился Роман. В дедовы времена это были двери какого-нибудь министерства или главка, двери шикарно отделанного кабинета, где сидел начальник с плоским лицом и рыбьими глазами и подписывал бессмысленные, коверкающие чью-то судьбу бумаги. И очередная бумажка, медленно слетая сверху к самому долу, превращалась в очередной указ деду Севастьяяу осушить Ржавую или Черную топь или перегородить реку Несмеянку, чтобы вода в ней разлилась окрест и стухла. Дед Севастьян только однажды в жизни побывал в таком кабинете, провинившись перед начальством тем, что не успел в назначенный срок извести очередное болото. Начальник, рассвирепев, хотел Севастьяну двинуть по физиономии. Но дед не дался и пустился удирать — кабинет был огромен, а Севастьян тогда еще не стар. Начальник — за дедом. Так и бегали они друг за дружкой вокруг исполинского стола с массивным бронзовым прибором, пока начальник не притомился, не плюхнулся на стул и не выдал длиннющую матерную тираду. Дед многократно рассказывал эту историю внуку, Ромка, будучи еще пацаном, слушал и дивился — зачем это дед, зная о своем предназначении, о даре своем повелителя воды, избрал для себя столь изуверскую профессию? И однажды не выдержал и спросил…
Думал, что дед Севастьян смутится. И ошибся. Ответ был заранее обдуман и тут же внуку дан: профессия мелиоратора к воде близкая, а дед и хотел быть подле своей стихии. Лишь наделав немало бед, понял Севастьян, что ошибся в расчетах. И близость к избранной стихии не означает еще ей служения. Тогда бросил дед прежнее ремесло и поселился навсегда в Пустосвятове: речку свою беречь, для внука охранять единственного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
