— Как хотите, сэр. Я предупредил вас об оспе. Не могли бы вы прислать врача и лекарств?
Это были именно те слова, которые он должен был произнести. Но все равно, слишком подозрительна была предшествующая пауза — будто человек растерялся от неожиданности и с трудом собирался с мыслями для ответа. Буш стоял рядом со скорбным лицом, все еще надеясь, что Хорнблауэр отменит свой приказ, но тот, судя по всему, и не собирался этого делать. По команде боцмана, матросы талями приподняли вельбот с кильблоков, вывалили за борт и, наконец, спустили на воду. Мичман и абордажная партия мрачно спускались в него. Они с большим бы желанием отправились в схватку с вооруженным до зубов врагом, но ужас перед неумолимой болезнью, похоже, совершенно лишил их мужества.
— Отваливай! — скомандовал вахтенный офицер, бросив последний взгляд на Хорнблауэра. Вельбот двинулся к «Мэгги Джонс», приплясывая на волнах и Хорнблауэр вдруг увидел, как капитан задержанного судна вдруг швырнул свой рупор на палубу и теперь дико оглядывался по сторонам, словно пытаясь найти какой-нибудь способ спастись.
— Стоять на месте, или я вас потоплю! — крикнул Хорнблауэр и фигура в синем мундире и белых штанах замерла на месте, понурив голову.
Крючковой на вельботе зацепился за ванты «Мэгги Джонс» и мичман стремительно бросил свою партию на верхнюю палубу. Не было заметно, чтобы кто-то собирался оказать им сопротивление, но пока матросы бежали на корму вдруг послышался пистолетный выстрел и Хорнблауэр увидел мичмана, склонившегося над корчившимся телом капитана. Хорнблауэр вдруг поймал себя на том, что готов растерзать этого мичмана, отдать его под трибунал. выкинуть со службы и заставить выпрашивать себе милостыню на кусок хлеба — если только он безо всякой необходимости убил капитана «Мэгги Джонс». Жажда услышать хоть какие-нибудь свежие новости, получить хоть какую-нибудь информацию была столь сильна, что Хорнблауэр ощутил необыкновенную горечь разочарования при одной мысли, что капитан сбежал от него столь неожиданным, хоть и печальным образом.
— Почему, черт побери, я не пошел туда сам, — спросил он вслух, ни к кому, собственно, не обращаясь: — Капитан Буш! Я был бы очень вам обязан, если бы вы приказали спустить мою гичку.
— Но ведь черная оспа, сэр –
— Черт побери эту оспу! Ее нет на этом чертовом судне!
Голос мичмана донесся к ним над водой:
— Эй, на «Несравненном»! Это — приз. Взят вчера французским капером.
— Кто этот капитан, с которым я разговаривал? — крикнул в ответ Хорнблауэр.
— Англичанин-перебежчик, сэр. Он застрелился, как только мы поднялись на борт.
— Он мертв?
— Пока нет, сэр.
— Мистер Харст, — сказал Буш: — вызовите хирурга. Даю ему одну минуту на то, чтобы собрать свои манатки. Я хочу, чтобы этот перебежчик остался жив — по крайне мере, до тех пор, пока мы не отправим его на нок реи.
— Пошлите его в моей гичке, — добавил Хорнблауэр и продолжил уже в рупор: — Пришлите пленных и офицеров судна ко мне!
— Есть, сэр!
— А сейчас я, пожалуй, что-нибудь на себя накину, — Хорнблауэр вдруг только сейчас понял, что больше часа простоял на шканцах почти абсолютно голым — если бы он поддался первому желанию и бросился бы в гичке на «Мэгги Джонс», ему пришлось бы подниматься на ее палубу в чем мать родила.
Капитан «Мэгги Джонс» и двое его помощников сидели в коммодорской каюте, а Хорнблауэр и Буш с пристрастием расспрашивали их, то и дело нанося делая пометки на расстеленной перед ними карте Балтийского моря.
— Мы слышали, что перебежчик сказал вам правду, сэр, — проговорил капитан. — Мы уже десять дней как шли из Мемеля в направлении Бельта и тут он нас вчера захватил — большой капер с корабельной оснасткой, гладкопалубный, по десять пушек с каждого борта. Называется «Blanchefleur» — «Белый цветок» или как его там. Такие кораблики лягушатники называют корветами. Под французским флагом. Они высадили нам на палубу призовую партию под командой этого перебежчика — Кларка, сэр — и, думаю, судно уже направлялось в Киль, когда вы его перехватили. Они заперли нас в лазарете. Боже, как мы орали, надеясь, что вы нас все-таки услышите.
— Мы вас услышали, — кратко заметил Буш.
— Как обстояли дела в Мемеле, когда вы уходили оттуда? — поинтересовался Хорнблауэр.
Лицо капитана сморщилось; если бы он был французом, то наверняка бы пожал плечами.
— Как обычно. Русские порты по-прежнему для нас закрыты, но они выдают лицензию на торговлю с Англией любому, кто за ней обратится. То же самое у шведов, на другом берегу.
— А что насчет войны между Бонапартом и Россией?
На этот раз сомнения таки заставили капитана пожать плечами.
— Все об этом говорят, но никто толком ничего не знает. Повсюду полно солдат. Если Бони действительно полезет в драку, они встретят его не хуже, чем в прошлый раз — вы же знаете русских, сэр.
— А вы думаете, он полезет?
— Я думал, вы мне об этом скажете, сэр. Но то, что сказал вам Кларк — правда, сэр. Царь должен скоро встретиться с Бернадоттом. Наверное, вы знаете, что это означает. Я — маленький человек, сэр, и для меня это не означает ничего. Слишком уж много было всех этих встреч, конференций и конгрессов.
Значит, все оставалось по-прежнему: Швеция и Россия по-прежнему сохраняли свою двусмысленную позицию, будучи номинально противниками Англии и союзниками Бонапарта, делая вид, что воюют, делая вид, что сохраняют мир, наполовину враждебны, наполовину — нейтральны, в той странной манере, которая, похоже, начинает в наши дни входить в моду. До сих пор неясно, решится ли Бонапарт на столь отчаянный шаг и объявит войну России. Никто не может предсказать поведение Бонапарта. Может показаться, что для него лучше было бы сосредоточить все свои силы для окончания войны в Испании и предпринять еще одну попытку поставить Англию на колени прежде, чем двинуться на завоевание Востока; но, с другой стороны, быстрый и решительный удар по России может освободить его от мощного противника и, по всей видимости, не вполне лояльного союзника. Бонапарт слишком часто побеждал, ему удалось повергнуть в прах почти все государства Европы — кроме Англии — и трудно предположить, что Россия сможет выстоять под мощными ударами его сил. А после разгрома России у него вообще не останется врагов на материке. Лишь Англия будет противостоять ему — и то Англия, лишенная одной руки — своих сухопутных союзников. Очень хорошо, что Англия не оказала поддержки Финляндии, когда Россия напала на эту маленькую страну. Это давало теперь возможность при необходимости возобновить союз с Россией.
— А теперь расскажите мне об этом «Бланш Флер» — сказал Хорнблауэр, сворачивая свою карту.
— Он сцапал нас неподалеку от Рюгена, сэр. В восьми милях к юго-западу от Зассница. Видите ли, сэр…
Хорнблауэр внимательно слушал объяснения. Двадцатипушечный корвет под командой хорошего капитана-француза был серьезной угрозой для торгового судоходства на Балтике. Поскольку это самое судоходство с таянием льда как раз и оживилось, его долг, как британского морского офицера, уничтожить этот капер или загнать его в порт и запереть там блокадой. Столь хорошо вооруженный корабль сможет выдержать жаркую схватку с каждым из его шлюпов. Хорнблауэр все же надеялся заманить француза в западню — корвет наверняка обладает слишком большой скоростью, чтобы «Несравненный» смог при погоне в кильватер приблизиться к нему на дистанцию бортового залпа. Француз отсылает свои призы в Киль — там с них снимают пленных, сажают французскую команду и суда начинают свой опасный путь на запад, огибая Данию — Бонапарту необходимы их грузы, ведь Франция строит корабли в каждом порту — от Гамбурга до Триеста.
— Благодарю вас, джентльмены, — наконец промолвил Хорнблауэр: — больше я вас не задерживаю. Капитан Буш, теперь мы поговорим с пленными.
Но от матросов, входивших в призовую команду «Мэгги Джонс», немногое удалось узнать — даже когда их допросили по отдельности. Четверо из них были французами и Хорнблауэр, сопровождаемый восхищенными взглядами Буша, лично допрашивал их. Бушу удалось успешно позабыть даже тот ничтожный запас французских слов, которые он с таким мучением выучил во время их вынужденного пребывания во Франции. Еще двое матросов были датчанами, а двое — немцами; пришлось вызвать мистера Броуна, чтобы тот переводил во время их допроса. Все они были опытными моряками и, как догадывался Хорнблауэр, охотно предпочли завербоваться на «Бланш Флер», нежели дожидаться, пока их призовут во флот или армию Бонапарта. Несмотря на перспективу провести остаток жизни в английской тюрьме, все французы как один отказались от предложения перейти на службу в английский флот, зато остальные согласились сразу же, как мистер Броун перевел им это предложение. Буш потирал руки от радости, что таким образом разжился сразу четырьмя опытными матросами — и это при хронической недоукомплектованности команды. Эти немцы и датчане уже освоили немного французского на «Бланш Флер» и, вне сомнения, вскоре научатся достаточно понимать по-английски, послужив на «Несравненном» или на «Лотосе». Конечно, освоение незнакомого языка пойдет быстрее под чутким руководством опытного бакового старшины, вооруженного хорошим линьком…
