Прежде чем Мэг успела заговорить, колокола в церкви зазвонили снова, призывая ее к началу свадебного торжества.
Или к войне.
Глава 7
Запах ладана и благовоний заполнил деревянную церковь. Натертые воском скамьи тускло блестели. Множество массивных свечей по стенам разгоняли тьму. Их пламя отражалось в драгоценностях, в изобилии осыпавших одежды гостей.
Шотландские таны, саксонские дворяне, норманнские аристократы и просто рыцари всех титулов и званий смешались в толпе, однако вели себя настороженно, как дикие звери, загнанные весенним наводнением на один остров.
Холодные серые глаза Доминика рассматривали собравшихся. Как он и ожидал, почти из-под каждого плаща выглядывала рукоятка меча. На многих сверкали драгоценные камни, свидетельствуя о том, что оружие было скорее церемониальным, чем боевым. Но некоторые мечи, как меч самого Доминика, отсвечивали блеском боевой стали, а не парадного серебра.
Несмотря на то что в церкви было довольно тесно, никто не встал рядом с Домиником, включая черноволосую женщину, чье длинное алое платье и роскошные украшения притягивали многочисленные взоры. Даже эта темноглазая искусительница не рискнула приблизиться к рыцарю. Сейчас он особенно походил на орла, хищного и безжалостного, это ощущалось в нем так же явственно, как ощущается жар, если поднести руку к горящей свече.
Только Саймон оказался достаточно смел, чтобы в этот момент подойти к брату. Потому что только Саймон знал, что разум управляет его страстями, а не наоборот.
– Все готовы, кроме невесты, – сказал Саймон так тихо, что никто не услышал его слов, кроме того, кому они предназначались.
Доминик кивнул.
– Пастор согласен?
– Он жаловался на то, что на хорах слишком много народу. Я ему объяснил, что другого выхода нет. Мне и так с трудом удалось разместить своих людей вперемешку со знатью.
Последняя фраза Саймона заставила Доминика улыбнуться.
– Люди Дункана вооружены до зубов, – сообщил Саймон.
– Да.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Риверсы ведут себя дьявольски нагло.
– Потому что оружие в очень хорошем состоянии, – ответил Саймон.
Доминик хмыкнул.
– Когда появится Дункан, встань рядом с ним и не отходи ни на шаг.
– А что с Джоном? – спросил Саймон, глядя на переднюю скамью, где полулежал хозяин Блэк-торна, облаченный в дорогие одежды. – Он может доставить нам много неприятностей.
– Желание разрубить меня пополам у него есть, но нет на это сил, – усмехнулся Доминик. – А у Дункана есть и то и другое. Когда-то он был помолвлен с леди Маргарет.
Темные глаза Саймона сузились. Он что-то проговорил сквозь зубы. Как раз в этот момент пастор вздрогнул, словно он услышал Саймона.
– На тебя наложат епитимью, если ты сделаешь это, – слабо улыбнулся в ответ Доминик. – Но лично я полностью согласен с таким отношением к человеку, который хотел выдать дочь за собственного сынка.
– Возможно, она не его дочь.
– Тогда почему он не лишит ее наследства и не оставит все Дункану? – Доминик сощурился. – Никто не пожелает видеть свои земли под рукой зятя, в то время как имя и род угасают из-за отсутствия сыновей.
Толпа зашевелилась, так как в это время в широкие двери церкви входила невеста. В мерцающем свете свечей Мэг, облаченная в серебряные одежды с головы до пят, казалась воздушной и загадочной, как лунный свет. За ней в дверях показался высокий мужчина, чья мощная фигура почти полностью загородила проход.
– Иди, – тихо сказал Доминик.
Не ответив ни слова, Саймон начал протискиваться сквозь толпу, собравшуюся у передних скамей.
Поскольку наследница Блэкторна не имела кровных родственников-мужчин, которые могли бы встать рядом с ней и передать ее туфельку Доминику, как символ того, что владения ее отца переходят к ее мужу, леди Маргарет сопровождал Дункан Максвелл.
Вид шотландского тана, идущего под руку с Мэг, разбудил в Доминике какое-то глухое недовольство. Это чувство удивило его, поскольку он никогда не был собственником. Однако в глубине души Доминик считал, что он должен быть единственным мужчиной, который может стоять рядом с Мэг, чувствовать ее волнующий запах, слышать дыхание, касаться стройного тела.
А потом Доминик увидел глаза Мэг и забыл о Дункане, пасторе, забыл о мечах, ожидающих в своих ножнах только одного слова, которое может прозвучать, а может и не прозвучать. Доминик видел только будущую жену, подходившую к нему. В этот миг он понял, почему простые люди поместья Блэкторн смотрели на свою хозяйку с мучительной надеждой, искажавшей их лица.
«Если бы сама весна в женском облике спустилась на землю в конце зимы, ее глаза были бы такого же цвета. Их зеленое пламя – залог будущего тепла и расцвета, мира и спокойной жизни».
Молчание воцарилось в церкви, пока Мэг шла от дверей к алтарю. Но она не замечала этого. Ее взгляд скользнул по красотке, чей наряд и дорогие украшения показывали, как дорого Доминик платит за то, что спит с ней. Мари не заметила ее взгляда, так как в этот момент с досадой следила за Домиником.
Мэг тоже смотрела на Доминика, и у нее перехватило дыхание. Его поза была раскованной и свободной, в ней чувствовалась затаенная мощь. Он стоял неподвижно и наблюдал за Мэг внимательным взглядом орла или бога. В своей одежде он был как ночь, такой же мрачный и темный, с несколькими бликами света, отраженными от доспехов.
Мэг с тревогой заметила, что под плащом Доминика надета кольчуга. Дункан чуть сжал ей руку, давая понять, что тоже обратил внимание на странный свадебный наряд жениха.
«Чему здесь сейчас будет положено начало – браку или войне?»
Этот вопрос так мучил ее, что она практически не следила за церемонией. Как во сне она вставала на колени, поднималась и снова вставала, как во сне слушала высокие чистые голоса, звучащие с хоров, и не слышала их, пока наконец пастор не взглянул на нее осуждающе.
– Я повторяю еще раз, леди Маргарет, – он повысил голос. – Ваше право – отказаться от брака, если вы этого желаете, поскольку супружество освящается церковью и люди вступают в брак по доброй воле. Итак, признаете ли вы Доминика Ле Сабра своим мужем перед Богом и людьми?
Мэг с трудом сдержала слова отказа, которые рвались из ее уст.
Сзади росло волнение. Оно родилось за спиной Дункана и волнами покатилось по толпе. Раздался шепот, и мечи показались из ножен.
Мэг повернула голову и посмотрела на мрачного норманнского рыцаря, который, казалось, прожигал ее взглядом, вырывая ее согласие.
Но он не мог заставить ее. И никто не мог.
Доминик знал это ничуть не хуже Мэг. Перед алтарем женщине, единственный раз в жизни, предоставляется право сказать слово, могущее разрушить планы мужчины.
