— Это вам, — проговорила она отдаленным из-за его глухоты голосом. — Ешьте на здоровье.
Он ни секунды не сомневался, что прошлой ночью его мучили эротические сновидения, однако схожесть ее с той, что пригрезилась, была потрясающей. Единственное — эта казалась моложе и по-юношески целомудренней, без цепочек на запястьях и с потупленным взором. На сей раз она не снилась, поскольку Шабанов не спал, полностью контролировал свое поведение и ощущал реальность. Принесенная ему пища — особенно горячий хлеб, источала такой сильный и соблазнительный запах, что вонь «Принцессы» мгновенно затмилась и улетучилась. Он едва подавлял желание протянуть руку и взять кружку — держало обручальное кольцо и горячая рукоятка пистолета.
Если бы эта женщина пришла с хутора, то чау-чау не лаял бы.
И смущала сдвоенная порция молока и хлеба на подносе.
— А где же принцесса? — чуть громче спросила она, осматриваясь.
Остатки аппетита пропали мгновенно: слово «принцесса» он слышал сейчас лишь в одном значении…
— Какая принцесса? — вроде бы весело спросил Шабанов, сгоняя одеревенение мышц.
— Лев Алексеевич сказал. Я случайно услышала…
— Что ты услышала?
— Что в горах ходит человек с котомкой и принцессой…
— Ладно, допустим, человек этот я! — засмеялся Шабанов. — А где принцесса? Может, в котомку влезла?
— Не знаю, — она смутилась. — Дедушка говорил, выпрыгнула из самолета вместе с летчиком. Мне стало интересно…
— К сожалению, это не так, — горько вздохнул Герман, чувствуя облегчение. — Принцесса осталась в самолете, что-то случилось с катапультой… В общем, она не выпрыгнула.
— И погибла? — даже сквозь глухоту в голосе ее он услышал дрожащий страх.
— Вместе с самолетом, — Шабанов не знал, что и думать. — Вдребезги…
— Как жаль… Я никогда не видела настоящих принцесс. Хотела пригласить к себе в гости, подружиться… У меня нет подруги.
Эта великовозрастная особа говорила и вела себя как ребенок. Или как сумасшедшая…
Других мыслей в тот миг не приходило, и потому разговаривать с ней следовало соответственно.
— Ты сама как принцесса! — сделал он комплимент.
— Неужели ты узнал меня? — то ли изумилась, то ли устрашилась она. — Не может быть!
— Я видел тебя во сне!
— И как ты меня видел? — эта скромница внезапно заулыбалась соблазнительно и грешно, словно знала, о чем был сон.
Шабанов снова вспомнил Лисю и отвернулся.
— Да так, ничего особенного…
— Я на самом деле принцесса, — жеманно похвасталась она. — Так меня дедушка зовет. «Моя принцесса»!
— Это заметно.
— Только вот нет подружки…
— А принц есть?
— Принц? — загадочно улыбнулась. — Принц есть!.. Ты почему упал? Ты же так хорошо летаешь! Я видела!.. И упал!
— К сожалению, кончилось горючее, — трагично произнес он. — А техника хоть и военная, но не совершенная, без топлива не летит.
Реакция последовала неожиданная, совсем уже не детская.
— Значит, такова ее судьба, — утешительно проговорила она. — И ничего не поделать… Ты не переживай, все образуется.
— Чья судьба? — не понял Шабанов.
— Принцессы! Той, что с тобой летела… Зато тебе встретилась другая!
— Да, тут мне повезло!
— Возьми молоко, пока не остыло, и пей. Я только что попоила корову.
Шабанов освободил левую руку от пистолета, взял кружку, налитую до краев и не расплескавшуюся: на молоке еще плавала пенка, значит, цедили его как положено, непосредственно в кружку…
— Любопытно… Как узнала, что я хочу молока?
— Все дети вечером хотят молока. И ждут…
— Дети?.. Но я же не ребенок, — он сделал глоток я не удержавшись, выпил до дна.
— И все равно ждал, когда подоят корову.
— А кто же такой Лев Алексеевич? — Герман откровенно рассматривал ее смутное лицо.
— Забродинов, мой дедушка по матери.
— Такой рыжий и бородатый?
— Нет, он совсем старенький и седой. Очень милый и добрый человек.
— Дедушки, они все милые и добрые, — сказал Шабанов, кося глаз на вторую кружку, верно, предназначенную принцессе. — И глазастые, как боженьки на небе… Скажи, принцесса: он что, видел меня в самолете?
— В самолете я тебя видела!
— А он? Откуда твоему дедушке известно, что мы летели вдвоем с той принцессой?
— Это вовсе не обязательно — видеть… Выпей и вторую, ты же хочешь. Или съешь с хлебом! Смотри, какой горячий. Пять минут назад вынули из печи…
— Откуда ты взялась тут, внучка? — он взял горбушку и вместе с будоражащим запахом ощутил: в руке ни с чем не сравнимый хлебный жар. — Только не говори, что с этого хутора!
— Нет, я не с хутора. Но живу не очень далеко отсюда, за рекой…
— За рекой? — не сдержал эмоций Шабанов. — Значит, приплыла на лодке? Или мост есть?
— Летом здесь натягивают лаву, а сейчас вода большая.
— В брод, что ли, перешла? Она вдруг засмеялась.
— В брод?.. В брод я бы утонула! Не умею плавать! Я просто перешла по воде.
— А, ну понял, — он вспомнил, с кем имеет дело. — По воде, аки посуху… Дедушка послал? Принести парного молочка бродяге с котомкой и принцессой?
— Сама пошла… Мне стало так интересно! Ты же летчик! С того самолета, который упал вчера ночью возле Данграласа.
— А это что такое — Дангралас?
— Скалы так называются…. И зовут тебя — Герман Шабанов.
Он вздрогнул, услышав свое имя, и чуть кольцо не выдернул, но через несколько секунд справился с волнением, спросил, усмехаясь:
— Тоже дедушка сказал? А знаешь, отчего он быстро состарился? Нет?
— От времени. Он так давно родился…
— Если бы!.. Пословицу слышала? Вот! Так что смотри, принцесса, как бы и тебе не растерять своих юных лет.
Самому же было совсем неуютно и невесело. Хребет с таким, или примерно таким по звучанию, названием значился на полетных картах и пересекался заданным маршрутом в предгорьях Тибета. Ну и черт бы с ним; иное дело, всезнающий дед этой барышни в восточном наряде, носящий, ко всему прочему, русское имя.
Его внучка, возможно, была вполне здорова и находилась не в том наивном возрасте, когда девочки не понимают ни намеков, ни сарказма, ни иносказательности; вероятнее всего таким образом выражалась ее неразвитость мышления, первозданная дикость ума в смеси с неуемной фантазией и той самой простотой, которая хуже воровства.
Или прикидывалась и морочила голову…
— Почему я должна растерять? — изумилось это невероятно рослое создание.
— Слишком много знаешь для своего возраста!.. Кстати, давай уж тогда познакомимся. Тебя-то как зовут, красавица?
— Ганя.
— Редкое имя, — поразмыслив, сказал Шабанов, хотя внутренне вполне с этим согласился: обычно так ласково-уменьшительно в деревнях называли дурочек. У Лиси тоже было какое-то другое, настоящее имя, однако звали ее по прозвищу.
— Полное имя — Агнесса, — поправилась она. — Агнесса Тихоновна… Ты же правда летчик? И летел с принцессой? А потом потерпел аварию и нес ее на руках…
— Я же говорил: принцесса осталась в самолете! — внушительно проговорил Шабанов. — Она погибла!
И тем самым напугал ее.
— Да-да, помню! Но почему ты злишься?
— Ничего я не злюсь…
— Это потому, что голодный. Пей молоко и ешь хлеб, утром еще принесу.
— Спасибо, Агнесса, но сейчас не хочется. Странная эта особа поставила полную кружку на камень и накрыла ее горбушкой.
— Съешь, когда захочется, а мне пора, — она взяла поднос и пустую посуду. — Не уходи никуда. Приду, когда взойдет солнце.
Она ушла семенящей, девичьей походкой…
Было желание пойти за ней, посмотреть, как Агнесса станет форсировать бурную, горную реку, однако удержала ревнивая «Принцесса», приковав своим обручальным кольцом. Выждав несколько минут, он попытался освободиться от «супружеского» знака и только сейчас обнаружил, что пережатый безымянный палец отек, раздулся и онемел. А когда «венчался», колечко наскочило легко и совершенно не чувствовалось: значит, либо отекла рука, опущенная вниз, либо этот инструктор не предупредил, что кольцо с сюрпризом и может сжимать свои челюсти, словно капкан.
Теперь придется ходить, как дураку с писаной торбой!
Шабанов осторожно переложил НАЗ на поленницу, постоял на коленях с поднятой рукой, чтобы схлынула кровь и спал отек, затем ощупал палец — вроде стал потоньше и будто кольцо уже чуть проворачивалось.
— Ты мне эти шутки брось! — пригрозил он «Принцессе». — Лучше отпусти по-хорошему. Я же сказал — упаси бог от такого брака.
Чтобы не терять времени понапрасну, Герман подтянул к себе кружку и наконец-то откусил горячего хлеба. Пища была божественной, разве что приходилось экономить молоко, чтоб хватило на две горбушки, и жевать медленно, без резких движений из-за боли в ухе, но от этого хлеб казался еще вкуснее. Пока он ел, палец в кольце ослаб еще больше — минут пять, и можно вообще разорвать эти брачные узы. Почти сытый и почти довольный, Шабанов прислонился боком к поленнице и прикрыл глаза. В шумной, больной голове где-то далеко стучалась интуитивная мысль, что надо бы уйти куда подальше от этих дров — с места, где его видели: кто знает эту Ганю с добрым и милым дедушкой? Может, в разведку посылал, сказал недалекой своей внучке, мол, поди, посмотри, там летчик ходит с принцессой. Она и побежала. А сейчас придут его бойцы в черных зековских робах…
