class="p1">— Разумеется, но зачем?
— Потом, потом вопросы, а пока, пожалуйста, приведи ее. Нам нужно срочно сообщить обо всем следователю. Да, подожди, сначала съешь морковь, тебе необходим каротин.
Александр Васильевич решил, что заявит о случившемся не просто в милицию, а именно следователю Туйчиеву, поскольку взяли лишь магнитофон с кассетами. И это может быть связано с делом Андрея.
Похищение магнитофона с записью телефонного разговора с Олегом должно представлять интерес для Туйчиева. Правда, вывод такой был субъективен, никаких конкретных фактов у Александра Васильевича не имелось, но у него сразу же возникла твердая уверенность в прямой причастности к похищению матери Олега — Охотниковой. А раз так, рассуждал он, этот факт должен свидетельствовать против Олега и, разумеется, в пользу Андрея.
Дежурный — седоватый капитан милиции — никак не мог понять, почему Александр Васильевич требует только Туйчиева.
— Гражданин, — тяжко вздыхая, уже в который раз объяснял дежурный. — Если вы заявляете, что у вас в квартире была кража, то мы сейчас все как полагается зарегистрируем и примем меры. Майор Туйчиев здесь ни при чем, потому что пока не известно, кто будет заниматься этим делом. Сегодня воскресенье, майор Туйчиев отдыхает, его здесь нет. Вы поняли меня?
— Я все прекрасно понял, уважаемый, но мне нужен следователь Туйчиев. Видите ли, похищенный из моей квартиры магнитофон...
— Значит, была кража?
— Гораздо хуже, и это может понять только товарищ Туйчиев.
— Вы делаете мне заявление о краже?
— Вам? Нет, — твердо сказал Зарецкий. — Обо всем я должен сказать лишь Туйчиеву.
Вконец сбитый с толку и потерявший терпение дежурный нашел домашний телефон Туйчиева и позвонил ему.
— Товарищ майор, дежурный по Управлению Якубов беспокоит. Здесь гражданин Зарецкий хочет только вас видеть, и очень срочно, говорит. У него что-то с магнитофоном случилось. Что передать ему?
Опустив телефонную трубку, дежурный неодобрительно посмотрел на Зарецкого.
— Подождите, пожалуйста, майор сейчас приедет.
— Благодарю вас. — Александр Васильевич сел на скамью рядом с Андреем и Ниной.
...Арслан внимательно выслушал рассказ Нины, делая пометки, а когда она закончила, уточнил:
— Кроме магнитофона и записей, ничем не интересовались?
— Нет. Причем, мне показалось, что их больше интересовали кассеты. Они у Андрея в таком специальном ящике с секциями лежат. Так один из них меня спросил, есть ли еще записи. А магнитофон, как мне показалось, они прихватили попутно. Потому что, когда один из них стал брать магнитофон, другой сказал: «Зачем?», а тот ответил: «Фирма».
— А вы, — Арслан повернулся к Андрею, — не видели парней, когда зашли в подъезд дома?
— Я? Нет, — сказал Андрей, но голос его звучал так неуверенно, что Александр Васильевич, почувствовав это, сурово потребовал от внука:
— Надо говорить только правду.
— Не видел я их, дедушка, то есть, товарищ следователь, — жалобно произнес Андрей, обращаясь уже к Туйчиеву.
— Что ж, нет так нет. — Арслан встал, давая понять, что выяснил все, что его интересовало. — Будем выяснять. Вас, — он обратился к Нине, — прошу завтра в 10 утра быть у меня.
Все поднялись и направились к двери, но Александр Васильевич задержался и, когда Нина с Андреем вышли, обратился к Туйчиеву:
— Могу ли я полагать, Арслан Курбанович, что вы, учитывая изложенное мною содержание похищенной записи, разделяете ту точку зрения, что все это дело рук Охотниковой, и, стало быть, свидетельствует о невиновности Андрея.
— Уважаемый Александр Васильевич, — улыбнулся Арслан, — мы с вами уже говорили, что любая точка зрения должна опираться на твердый фундамент фактов. Вот почему на ваш вопрос я могу лишь еще раз ответить: будем выяснять.
На следующий день после ограбления, когда нумизматы собрались на квартире Зарецкого, хозяин ничем не выдал своего настроения и был по обыкновению радушен и приветлив.
— Во время второй мировой войны Соединенные Штаты, — рассказывал Зарецкий, — ощущали острый дефицит меди, поэтому государственное казначейство приняло решение изменить с 1943 года состав одноцентовых монет, снизив содержание в них меди за счет добавки никелевого сплава. Через много лет в казначейство США обратился некий нумизмат, который утверждал, что у него есть несколько медных одноцентовых монет, датированных 1943 годом. Был проведен нейтронно-активационный анализ этих монет и монет того же достоинства, выпущенных до изменения состава. Результат исследования был сенсационным: все монеты были изготовлены из одного сплава.
— Вы хотите сказать, что в монетах 1943 года содержалось столько меди, сколько не должно содержаться? — удивился Петрунин.
Зарецкий кивнул.
— Значит, эти монеты были неподлинными, — подвел итог Барабанов.
— В том-то и дело, что они были подлинными, хотя никто не мог объяснить этого явления. Я думаю, что кто-то из служащих монетного двора сделал это умышленно, чтобы создать уникальные экземпляры. Во всяком случае, по данным нумизматического каталога таких монет всего пять и каждая стоит 50 тысяч долларов.
— Феноменально! — восхитился Мезенцев.
— Я сейчас сделаю кофе. — Профессор встал и пошел на кухню.
— Гляжу я на Александра Васильевича и удивляюсь, — сказал Барабанов, — если уж он делает что-то, то отдает всего себя, без остатка.
— Не могу отказать себе в удовольствии опровергнуть вас с помощью ваших же доводов, — язвительно возразил Петрунин. — Если человек всего себя отдает одному делу, то у него просто не останется времени и сил на другое. Возможности человеческие ограничены. А посему отдаваться до конца можно только одному делу, — назидательно заключил он.
— Но позвольте, история дает нам немало примеров, когда человек достигал вершин во многих сферах, — возразил Барабанов. — Достаточно вспомнить...
— Пустое, — отмахнулся Петрунин. — Не надо примеров: это те самые исключения, которые лишний раз подтверждают правило.
— В таком случае, — включился в разговор Мезенцев, — я выбрал бы, наверное, нумизматику. А впрочем...
— И правильно, — поддержал его Петрунин. — Страсть к коллекционированию — благородна, ибо в отличие от страсти к женщине она не утихает и длится всю жизнь. — Он посмотрел на часы. — Пожалуй, пора.
— А мне спешить некуда, — гордо заявил Барабанов, демонстрируя свое неоспоримое превосходство перед Виталием Николаевичем. Полина никогда не спрашивала, почему он задержался на работе, куда уходит из дома. В основе ее безразличия к времяпрепровождению мужа лежала спокойная уверенность — на два абонемента и семьдесят копеек, которые она ежедневно (кроме субботы и воскресенья)
