В полной мере процесс переселения в пригороды затронул и Лесной. Еще в 1886 году «Путеводитель по России» под редакцией P.C. Попова отмечал, что многие дачи Лесного заняты и в зимнее время. Как указывал М.И. Пыляев в серии очерков «Дачные местности близ Петербурга» (1898 г.), Лесной «является любимейшей и многочисленнейшей дачной колонией с населением, достигающим в летнее время до 30 с лишком тысяч, из коего с каждым годом все более и более остается в Лесном и на зиму».
«Обилие зелени и сухой здоровый воздух привлекают в эту местность весьма много из зажиточного класса петербургского населения, преимущественно петербургского купечества. Обычная замкнутая жизнь последних послужила тому, что при слове „Лесной“ неминуемо прибавляется эпитет „сонный“», – отмечалось в «Спутнике дачника по С.-Петербургу и его окрестностям» 1886 года. Как указывал Г. Знакомый в своем описании «Дачи и окрестности Петербурга» 1891 года, в Лесном «селятся от статского советника и выше, а купцы после приобретения брюшка».
По словам одного из обозревателей, среди дачников Лесного «видное место принадлежит русскому купечеству и еврейству (особенно в последние годы) с его привычками и обычаями». Близость к столице тоже служила одним из преимуществ Лесного – оно «окупает те неудобства, которые приходится претерпевать дачникам из-за отсутствия чистой, здоровой воды для купания и скученности построек» («Путеводитель по дачным окрестностям г. Петербурга на 1903 год»).
Самые престижные дачи можно было снять на Английском (ныне проспект Пархоменко), 2-м Муринском проспектах и Малой Спасской (ныне Карбышева) улице, а аристократической улицей Лесного считалась Новосильцевская (ныне Новороссийская). На последней находились дачи директора-распорядителя товарищества «Г. Ландрин» К. Гейда, директора правления Русского страхового общества Н. Флиге и др. В начале века по Английскому проспекту сдавались помещения из 10–13 комнат с мебелью, сараем и садом по 350 руб. за лето, по 2-му Муринскому – 7–8 комнат до 400 руб., по Малой Спасской – 6–8 комнат по 200 руб.
Среди лесновских дачников в разные времена было немало знаменитых петербуржцев. Еще в 1844 году в Сосновском лесу гуляли и вели философские и литературные беседы В.Г. Белинский и И.С. Тургенев. Первый жил в то лето на даче на Старо-Парголовской дороге, второй – у Поклонной горы. В своих воспоминаниях об этих встречах Тургенев писал: «Лето стояло чудесное – и мы с Белинским гуляли по сосновым рядам, окружавшим наши дачи; запах их был полезен его уже тогда расстроенной груди… Мы садились на сухой и мягкий, устланный тонкими иголками, мох – и тут-то происходили между нами шестичасовые беседы по философским и литературным вопросам».
В конце 1890-х годов в Лесном снимал дачу известный журналист и литератор князь Владимир Петрович Мещерский. Его знали как автора сатирических романов о великосветской жизни и яркого публициста, а также как редактора газеты «Гражданин», издававшейся им с 1872 года. Большие связи Мещерского в придворных кругах и правящих сферах давали ему возможность узнавать и предавать огласке факты, не проникавшие в другие органы печати. Это поддерживало в обществе интерес к газете «Гражданин», политическим девизом которой было стремление «поставить точку» либеральным реформам Александра II и, более того, восстановить дореформенные порядки.
Жизнь в Лесном князю Мещерскому не очень понравилась, о чем он не преминул сообщить на страницах «Гражданина»: «Через неделю после переезда, в мае начал чувствовать разные проявления недугов – не то простуды, не то общего недомогания, запас энергии почти истощается, становлюсь, замечаю это с ужасом, почти либералом. И чем дальше, тем все хуже…»
«Весьма ценное открытие, – иронизировал по этому поводу репортер „Петербургской газеты“. – Либералы разводятся преимущественно на болоте наподобие лягушек…»
* * *
Среди постоянных жителей Лесного встречалось немало представителей научной и творческой элиты Петербурга. Сначала это были преподаватели Лесного института, а затем, в начале XX века, – и Политехнического института. Они являлись «сливками» научной элиты Лесного. «В настоящее время Лесной с двумя высшими учебными заведениями является в известной мере культурным центром, своего рода университетским городом, по числу постоянных жителей не уступающим многим губернским городам», – говорилось в 1912 году в местной газете «Политехник».
С этим оказались связаны и многие характерные бытовые вещи. В начале века Лесной превратился в настоящий студенческий городок. Перед началом учебного года почти у каждых ворот висело объявление о сдаче внаем меблированной комнаты для «одинокого студента». Средоточием студентов стали общежития Политехнического института.
«…Чтобы добраться до центра Петербурга при помощи нещадно трясущего и медленного паровика, требовалось около 1–1/2 часа, – говорилось в воспоминаниях одного из воспитанников Политехнического института. – Это создавало большое препятствие, и город с его соблазнами таким образом фактически был отделен от Института. Ездили в город только на воскресенья и праздники. Зарытые в глуши Сосновки, студенты поневоле занимались науками значительно усерднее, чем в других учебных заведениях. Попав в отведенное нам Первое Общежитие, мы скоро почувствовали себя как дома. Комнаты наши были небольшие, в особенности одиночные, с побеленными стенами; мебель новенькая и очень удобная: кровать, шкаф, письменный стол с деревянным креслом перед ним и двумя стульями. Мы быстро обжились в них, приспособились, – и так начался новый для всех нас уклад жизни, оставивший по себе громадный след в нас, повлиявший на все наше формирование для будущего».
Особенно сильно ощущалось влияние на умонастроения Политехнического института, поскольку он стал «колонией либеральной фрондирующей профессуры», которая в городе бывала только наездами и постоянно жила в Лесном. К примеру, в доме на Старо-Парголовском проспекте, где прошло детство будущего актера и писателя Б.М. Филиппова, жил известный профессор П.Б. Струве – идеолог «либерального марксизма», один из основателей кадетской партии и лидер ее правого крыла, впоследствии – один из лидеров белого движения во время Гражданской войны и начальник управления иностранных сношений «Правительства юга России» при П.Н. Врангеле. После разгрома армии Врангеля П.Б. Струве стал эмигрантом.
П.Б. Струве занимал двухэтажный флигель во дворе. В первом этаже флигеля жила семья профессора, в том числе и два его сына – Глеб и Алексей. По воспоминаниям Б.М. Филиппова, любимым занятием Глеба Струве служила игра в «чтение лекций» на археологические темы. «Он демонстрировал нам миниатюрный шлем, сделанный из оловянной оболочки, снятой с горлышка винной бутылки, и долго и нудно врал, что обнаружил сей „экспонат“ при каких-то археологических раскопках и что это доказывает существование в далеком прошлом лилипутов». Впоследствии Глеб Струве стал видным литературоведом русского зарубежья.
Сам П.Б. Струве занимал второй этаж во флигеле. Там находились его кабинет, спальня и библиотека. «Два обстоятельства вызывали у нас, детей, особое отношение к профессору, – вспоминал Б.М. Филиппов, – он провел в свой флигель электричество и у него был собственный телефон. В Лесном редко кто обладал такими удобствами».
В ноябре 1912 года местная газета «Политехник» напечатала на своих страницах фельетон «Лирические портреты», где П.Б. Струве досталось такое ироничное описание:
«Анекдотически рассеян,От мира зримого далек,Карикатурами осмеянИ вкривь, и вкось, и поперек.Идет, вперивши очи в землю,Теребит злато бороды…Прохожие сие приемлют,Раскрыв испуганные рты…»
В доме № 10 по Болотной улице жил будущий знаменитый ученый Абрам Федорович Иоффе. В 1906 году он поступил на работу в Политехнический институт «лаборантом по вольному найму», только что вернувшись из Германии, где работал в Физическом институте Мюнхенского университета. С 1 апреля 1908 года Иоффе зачислили в штат Политехнического института на должность «сверхштатного старшего лаборанта по кафедре физики».
В то время лица иудейского вероисповедания, по существовавшим законам, не могли состоять на государственной службе, например занимать место штатного лаборанта или профессора в вузе. Поэтому Иоффе пришлось преодолевать это препятствие весьма необычным образом. Его возлюбленная Вера Андреевна Кравцова была православной, поэтому ее выход замуж за «иноверца» (иудея или мусульманина) означал поражение в правах. Выход замуж за «инославного» (католика или лютеранина) не влек никаких ограничений, кроме того условия, что дети должны принадлежать к православной вере. Поэтому Иоффе съездил в Финляндию, где законодательство было либеральнее, там принял лютеранство и обвенчался с Верой Андреевной. После этого ему открылась дорога и на государственную службу.
