8. Аттическое завершение гомеровского эпоса
а) Восходящая классическая демократия. Наконец, чтобы дать последнюю по конкретности характеристику социальной и поэтической личности Гомера, необходимо учитывать, что в пределах указанного перехода от одной общественной формации к другой было много самых разнообразных и антагонистических прослоек и что Гомера необходимо связывать не только с этим временем вообще, но и специально с какой-нибудь определенной социальной средой этого времени. Если поставить вопрос о той общественности и публике, для которой пел Гомер, то это, конечно, были не цари и даже не аристократы, а та зарождающаяся и восходящая в VIII–VI вв. ионийская демократия, которая уже порвала с общинно-родовым строем, но еще не выработала своей законченной идеологии и потому пользовалась пока старой общинно-родовой поэзией, но в своей новой и вполне светской ее интерпретации.
Однако в настоящее время мы располагаем достаточным количеством данных об аттических элементах в гомеровском эпосе, которые трактуются разными исследователями, конечно, по-разному, но в которых ионийская стихия Гомера как раз и получила свое последнее завершение. У многочисленных теоретиков "ядра" — это грубые позднейшие интерполяции, у Кауэра — это культурные напластования, у Бете — это личные настроения самого автора, и т. д., и т. д. Эти аттические элементы совершенно нет никакой возможности игнорировать, поскольку они являются бесспорным фактом личности нашего "имманентного автора".
б) Исследователи аттического завершения Гомера. Аттического завершения Гомера касались многие исследователи, но полной ясности в этом вопросе до сих пор еще не достигнуто. Из более ярких концепций этого рода укажем на воззрения Пэли (Paley), очень оригинально и с большим остроумием приписывавшего в 60-х гг. прошлого века "Илиаду" Антимаху Колофонскому (1-я половина V в. до н. э.), на Виламовица с его учением об аттической редакции Гомера (1884), на К. Роберта с его учением о четвертом, "аттическом" периоде эпоса. Интересна работа Ваккернагеля (1916) об аттической редакции Гомера и аттических элементах гомеровского языка. Укажем на новые воззрения Виламовица (приложение к книге 1916 г., специально посвященное "Аттическому Гомеру"), в которых этот капризный исследователь вдруг почему-то отрицает аттические элементы в языке Гомера. Отметим взгляды Кауэра (1921–1923), признающего при всем своем критицизме аттическую окраску и языка, и содержания гомеровских поэм.
В отношении общей характеристики аттической культурной ступени Гомера многое дал уже Виламовиц в своей старой работе 1884 г., что и необходимо здесь привести с некоторыми поправками и дополнениями.
Во-первых, Афины VII в. представляют собою восходящую классическую демократию со свойственным ей могучим культурным синтезом. Афины постепенно становились культурным центром для всей Греции; и эта их центральность оставалась даже тогда, когда они потерпели политический крах после Пелопонесской войны. Афины были наследником всех предыдущих, уже погибших или погибающих греческих культур, впитали в себя наивысшие достижения этих последних. Из Ионии Аттика получила мраморную живопись и из Коринфа — гончарную, создавши из этого новое и высшее искусство — свою краснофигурную живопись на вазах и фресках. Из Ионии Аттика получила эпос, который там уже был мертв, а из Коринфа — дифирамб и создала из этих двух художественных форм новое и небывалое искусство классической трагедии. Для того чтобы пользоваться эпосом в таких широких размерах, как это делали аттические трагики, необходимо было очень длительное время распевать этот эпос, слушать его, писать и читать, словом, так или иначе культивировать.
в) Специальные аргументы в пользу аттического завершения Гомера.
Прежде всего имеет огромное значение для характеристики гомеровского аттицизма уже тот простой факт, что сочинения Гомера были собраны именно в Афинах и что именно в Афинах они исполнялись на официальном общенародном празднике. Гомер имел распространение по всей Греции, но ни Коринф, ни Фивы, ни Спарта и ни один какой-либо из островов не оказались местом столь глубокого и принципиального возвеличения Гомера. Это могло быть, конечно, только в результате специфической близости Гомера аттическому сознанию.
Далее, имеется ряд античных свидетельств о том, что Писистрат сам делал вставки в гомеровский текст с политическими целями, для возвеличения престижа и роли Афин. Так, стих Илиада, II.558 — "Мощный Аякс Теламоний двенадцать судов саламинских вывел с собою и стал, где стояли фаланги афинян" в античности трактовался как писистратовская вставка для подтверждения прав афинян на Саламин, отнятый ими у его законных владетелей, мегарян. Герей Мегарский утверждал, что Одиссея, XI.631 — "Я б и увидел мужей стародавних, каких мне хотелось, — славных потомков богов Пирифоя, владыку Тесея" — тоже есть вставка Писистрата с целью возвеличения афинских героев. Традиция говорит, что Писистрат не стеснялся даже внесением в текст Гомера целых песен. Так, одна схолия в кодексе Twnleyanus к Илиада X сообщает: "говорят, что эта рапсодия была сочинена Гомером отдельно и не была частью "Илиады", но что она была внесена в произведение Писистратом". Диоген Лаэртский (1, 2, 9 в чтении Ричля) сообщает мнение некоего Диэвхида, мегарского историка, объяснявшего работу Писистрата над Гомером тоже как направленную для возвеличения Афин. Все эти свидетельства говорят не только о том, что в античности тоже были охотники за механическими интерполяциями у Гомера, но самое главное и о том, что окончательная редакция всегреческого текста Гомера так или иначе связана не с каким-либо другим местом, но именно только с Афинами.
Но и без этих указаний на интерполяции Писистрата в Гомеровском эпосе можно выделить достаточное количество мест бесспорно аттического происхождения (эти места собраны у John. A. Scott. Athenian interpolations in Homer Class. Philology, VI 419 страница 1911; IX 395 страница 1914). Можно утверждать, например, что аттического происхождения весь каталог кораблей или уж, во всяком случае, — Илиада II.544–557. Виламовиц еще в своей старой работе 1884 г. прекрасно трактовал — Одиссея, XI.566–631 как эпизод чисто аттического происхождения. "Дом Эрехфея" (Одиссея, VII.82) есть тоже, конечно, не что иное, как храм Афины Паллады в Афинах.
В настоящее время все подобные аттические элементы в эпосе никак не могут трактоваться как простые интерполяции, так как. подобный метод гомеровского анализа является слишком механистическим. Может быть, такое "аттическое место", как — Илиада, II.557 слог, и вводит несколько неожиданно Аякса и о-в Саламин (так что эти два стиха можно было бы без труда и выпустить, подобно предшествующим стихам 553–555 с похвалой Афинскому Менесфею; однако Кауэр (страница 118) совершенно прав, указывая, что не только эти места, но и весь "Каталог" не есть механическая вставка, ввиду его предвосхищения еще в предложении Нестора (в стихах 360–368) разделиться по филам и фратриям. Виламовиц устанавливает, что филы и фратрии в это время уже отсутствовали в Ионии, но были в силе в Аттике при Писистрате. Таким образом, аттическими во II песни "Илиады" являются вовсе не только те места, которые содержат аттические имена. Точно так же в Илиада, XIII.195 слог упоминается об афинских вождях Стихии и том же Менесфее, уносящих павшего с поля сражения. Если это интерполяция, то тогда нужно считать интерполяцией и Илиада, XV.329–331, где этого Стихия убивает Гектор (причем Стихий назван товарищем Менесфея) и где говорится о гибели от руки Энея также еще Иасона, тоже афинского вождя. Но если согласиться, что в обоих случаях действовал тот же самый интерполятор, то тогда придется подвергнуть сомнению и всю XIII песнь "Илиады", в которой среди славных и героических народностей, изображаемых в 679–724, опять фигурируют афиняне, и опять с теми же Стихнем, Менесфеем и еще двумя другими — Фейдом и Биасом. Ясно, что эти "интерполяции" слишком выпукло говорят об аттическом заострении гомеровской идеологии, чтобы их считать только механическими интерполяциями.
г) Невозможность грубого понимания аттических интерполяций. То, что это не есть просто интерполяции, во всяком случае, не интерполяции с такими грубыми политическими целями, о которых говорят и античные и новые исследователи, достаточно доказывается тем неоспоримым фактом, что изображаемые у Гомера афиняне вовсе не всегда являются победителями и вовсе не всегда способны обойтись без посторонней помощи.
Стихия и Иасона убивают, и Менесфей не приходит им на помощь (Илиада, XV.330–333). Сам Менесфей (Илиада, XII.331–363) зовет себе на помощь саламинца Аякса; и тот вместе с Тевкром его спасает (364–377), и тут дело вовсе не в трусости, мало приятной для афинян (как думает Скотт), потому что те же самые выражения употребляются в подобных ситуациях и в отношении Диомеда (Илиада, V.596, XI.345), и в отношении самого Аякса (XV.436, XVI.119). Дело тут в том, что гомеровский эпос завершал свое развитие еще в эпоху подъема Афин или по крайней мере в период перехода Афин из безвестности к более или менее заметному положению в греческом мире.
