— Васька! Засранец, — беззлобно выругался Вадим, подняв перевёрнутое кресло и с тоской глядя на разбитые цветочные горшки. — Пусть так…, всё равно пересаживать надо.
Фиалками увлекалась баба Поля, она была настоящей фанаткой неприхотливых растений. В доме все подоконники были уставлены глиняными горшочками всяческих форм и размеров, вместо крышек у которых были пышные шапки цветущих растений различных окрасок. После смерти бабушки эстафету флориста принял на себя Вадим. У парня, как говорят в народе, была лёгкая рука, хоть он и не любил фиалки, но в память о бабушке не дал цветастому великолепию зачахнуть. Зелёные жители горшков с благодарностью приняли заботу осиротевшего хозяина, став ещё пышней и ярче.
Вадим аккуратно смёл веником рассыпавшуюся землю, собрал осколки и занялся пересадкой пострадавших цветов. Для этого дела он ещё в феврале купил в сельмаге несколько новых горшков и заказал иркутянам, ездившим в город, прикупить в магазине специальной землицы, которую он перемешал с огородным чернозёмом. Ведро с получившейся смесью хранилось в подполье, постоянно пополняясь заваркой из использованных чайных пакетиков и чайными листьями, кои шли на подкормку дождевых червей, обитавших в том же ведре. Последние на таком, вроде бы неприхотливом корме, плодились и размножались, отдавая частичную дань своими соплеменниками, шедшими на заклание и погибавшими на рыболовном крючке. Хозяин и кормилец порой хаживал на рыбалку, благо своенравная речка Дикая, вбиравшая в своё искристое тело ручей, пересекавший огородные участки Беловых и внучка почившей знахарки, протекала в трехстах метрах, если считать от порога дома. Спрятавшись под ледяным панцирем, Дикая хранила глубокие ямы с плескавшимися в них ленками и таймешатами, надо только знать, где эти ямки….
Вадим пересадил цветы, вымыл руки, протёр пол и надолго застыл у окна с цветочным горшком в руках, бездумно, пустым взглядом, глядя на двор и думая о том, что мечтам стать дипломированным специалистом не суждено сбыться. Всё в пустую, все эти занятия, репетитор, химия, биология, анатомия, английский — всё это сизифов труд, камень, которой он никогда не закатит на вершину. Раскатал губу…, закатай обратно и пристегни пуговичкой. На него иногда накатывали приступы чёрной меланхолии, захлёстывающие с головой и вышибающие почву из-под ног. В такие моменты Вадим сам себе казался невольным отшельником, брошенным на маленьком острове со всех сторон окружённым бескрайним океаном. Чтобы ты не делал, какие бы плоты не сколачивал в попытках выбраться с осточертевшего клочка суши — коварные океанские течения возвращали плоты обратно и разбивали их об острые рифы жизни. Сейчас был именно один из таких моментов….
Парень не хотел, но сам не заметил, как стараниями односельчан постепенно превратился в нелюдимого отшельника. Люди злы. Зло зачастую кроется не в людской природе, а в человеческом отношении к непонятным явлениям, к тому, что нельзя понять разумом простого обывателя. В таких случаях они отгораживаются, строят стены, предпочитая не видеть, не трогать и не замечать… К тому, что в посёлке появился знахарь-колдун сельчане привыкли быстро, языкастые кумушки быстро наградили молодого парня кучей не снимаемых ярлыков, запустив по посёлку несколько сплетен, где он чуть ли не младенцев в котлах варит. Сначала он смеялся над нелепицами, потом заметил, что люди чураются и побаиваются его. Да-да, Белов никому зла не делал и не делает, но кто знает, на что он способен? Такого задирать будет себе дороже, ещё наградит чем-нибудь. Вона, вылечил одного эпилептика, приступов у того за два с половиной месяца ни одного не было, но мозги у бедолаги точно на бок повернулись — пить-курить бросил, от запаха водки его тошнит, дома усидеть не смог, подался в город — на заработки и… пропал, ни писем, ни звонков — ничего. Постепенно из страха выросла невидимая стена отчуждения, которую старались не пересекать лишний раз. Совсем как с бабкой Ширшихой, к которой ходили, когда болячка припекала так, хоть на стену вешайся. Так и с Вадимом. К нему приходили сами, приводили детей, благодарили, но он видел настороженность, мелькавшую в глубине глаз посетителей. Лишь пара соседей, да бригада иркутян не замечали невидимой преграды, относясь к нему как раньше, видя в нём молодого парня, взвалившего на свои плечи дом и хозяйство, и не давая ему окончательно стать изгоем.
Вадим бы с радостью плюнул на всё и уехал. Деньги он заработает, но как быть с домом? Корову с телком и пчёл он продаст тому же деду Бондарю или тётке Ларисе, кур или продаст или забьёт. Но как быть с домом? Как быть с могилами деда и бабушки? Дом он продать не сможет, нет в посёлке покупателей, а просто так бросить родной угол, Снежка, Ваську…. Он думал, что не будет ничего делать, но наоборот прирос хозяйством. Иркутяне построили у ручья беседку в восточном стиле, совсем, как у Кузьмича из "Особенностей национальной охоты". Будущий молодожён — Степан, вырезал на окна новые наличники и красивого конька на крышу. За зиму и половину марта двор и тропа в баню обзавелись новым навесом из металлочерепицы, рядом с беседкой ждала своего часа куча мелкого белого отсева, чтобы стать красивой дорожкой, как растает снег. Дом. Как оставить его, бросить, когда он сам прирастает с каждым днём? Дилемма…, а может, бросить… Если бы люди знали, как он устал от одиночества. Целыми днями один. Так и свихнуться недолго…
Вадим вынырнул из тяжёлых дум, что толку париться? Он посмотрел на ноутбук, зацепился взглядом за полку с учебниками и толстыми тетрадями, исписанными мелким, чуть ли не каллиграфическим почерком и упрямо поджал губы. Нет, он не сдастся, до лета есть время, он что-нибудь придумает. Нельзя бросать учёбу, если он будет учиться в меде, то сможет лечить людей, имея за спиной академический багаж знаний, а не непонятно откуда выскакивающие познания и интуитивные навыки.
Оторвав хозяина от разглядывания полок, поднял лай Снежок. Вадим выглянул в окно, пёс бросался на ворота, у которых остановился "Лендкрузер" с амурскими номерами…
"Кого это нелёгкая принесла? — раздражённо подумал Вадим. Он ещё не отошёл от приступа чёрной меланхолии". Мысленному пожеланию, чтобы тонированная иномарка разворачивалась в обратную сторону, не суждено было сбыться.
Из джипа со стороны водителя вышел здоровенный парень в строгом костюме-двойке, про которого сто лет назад сказали бы, что у него косая сажень в плечах. Россиянин конца двадцатого века высказался бы, что водила — качок. А судя по физиономии и жуткому шраму, пересекавшему лицо водителя от внешнего угла правого глаза до подбородка, то для шрамоносца попадание семи пуль в голову не будет смертельным ранением. Водитель огляделся вокруг, цепким взглядом оценивая обстановку и хоромину по соседству с домом Вадима, подошёл к калитке, сквозь зубы цыкнув на злопыхающего кобеля по ту сторону забора, и нажал кнопку звонка, выведенного на правую воротину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});