мысленно усмехнулся, но рубашку снял. Без проблем, поедет домой в майке. Народный артист России выезжает из Бутовского СИЗО в исподнем. Вполне себе нормальная картинка в духе родного отечества. А куда и на чём он, кстати, поедет? Борсетку так и не вернули. Там деньги, карточки. И не попросишь же теперь, да и не станет он просить. Ладно, телефон есть, как-нибудь объяснится с водителем. В конце концов, тому уже случалось забирать почти не говорящего шефа из неожиданных мест. Правда, тогда причиной речевых сложностей был исключительно алкоголь.
Но объясняться не пришлось. Едва Леонид Витальевич вышел из камеры, к нему кинулся Борька. Верный, родной Борька, который, похоже, отсюда и не уходил, дожидаясь окончания всех формальностей.
— Ну пошли, пошли, узник замка Иф. — Борька суетливо подхватил его под руку и поволок в направлении выхода. — Чёрт-те что в этой стране творится. Если уж даже Мирону целая ночь потребовалась, чтобы тебя вытащить, то что об остальных говорить!
Ага, значит, он провёл в СИЗО ночь. Ну да, на улице было светло. И холодно, всё же в сентябре по Москве в майке уже не походишь. Но Борька быстро запихнул его на заднее сиденье своего огромного несуразного внедорожника. Это сочетание Борьки и его машины всегда Волка веселило. Толстяк Карлинский, неповоротливый, коротконогий, из внедорожника не выходил и даже не вылезал, а выпрыгивал. Волк иногда в шутку предлагал ему лесенку с собой возить. И подушку под задницу класть, чтобы хоть нос из-за руля был виден, а то гаишники пугаются, думают, машина без водителя едет.
— Куда тебя везти? — осведомился Борька, врубая обогрев сидений. — Домой?
Леонид Витальевич представил собственную квартиру, свой выстраданный двухэтажный пентхаус в элитном доме на Берсеневской набережной с шикарным видом из окна спальни на храм Христа Спасителя. Представил мягкую, широкую и идеально чистую кровать с десятком разнокалиберных подушек, которые так удобно подсовывать под затекающие части тела, и ванну с морской солью, увы, горячую уже нельзя, но хотя бы тёплую, в которой можно откисать хоть целый час. Он почти услышал лай любимого Маэстро, белоснежного той-пуделя, специалиста по всем вопросам, без устали засовывающего нос в любое дело, каким бы ни занялся хозяин. И уже хотел было кивнуть Боре, но в идиллическую картинку, выстроенную воображением, влез ещё один персонаж. И он отрицательно помотал головой.
— Тогда ко мне, — меланхолично согласился Боря. — И правильно. Поля вчера «Захер» сваяла! И нет, я не ругаюсь, хотя и сказал ей, захер тебе эта возня, если кондитерская через дорогу. Но ты же её знаешь! В кондитерской всё не так, и вместо масла маргарин кладут, и содой бисквит поднимают, ну и так далее. В общем, «Захер» тебе обязательно нужно попробовать. Тебя-то она обделять не станет, а мне только маленький кусочек дала. Я ж опять худею, я тебе говорил?
Борька болтал без умолку, старательно отвлекая друга от собственных мыслей. И ни слова, ни единого вопроса о произошедшем. Потом, всё потом.
До подмосковной резиденции Карлинских, как в шутку называл Волк выстроенный другом дом, добрались на удивление быстро. Ему всегда тут нравилось: до безобразия традиционный, без всяких архитектурных и дизайнерских изысков, но очень уютный особняк, большие прямоугольные комнаты, окна со ставнями, крыша с коньком и такая же классическая, простая и понятная мебель, в основном белорусского производства, из цельного дерева. Вокруг лес, огромные сосны, которые Борька с маниакальной одержимостью старался сохранить во время строительства, не дал срубить ни одной, экскаваторы и бетономешалки с матерящимися водителями лавировали между деревьями. Зато теперь, когда стройка закончилась, на подоконнике в кухне Карлинских то и дело появлялись белки, которым сердобольная Полина оставляла орехи, даже специальное блюдо под них выделила. А когда очередная беличья семья обзавелась потомством и на подоконник стал запрыгивать молодой бельчонок, Поля начала ещё и очищать орехи от скорлупы, чтобы малышу было легче с ними справляться.
Боря как раз в деталях описывал эту историю, подъезжая к дому.
— Внучкá бы ей, — резюмировал он. — Чтобы на него всю эту нерастраченную нежность выливать. А то белки, собаки, кошки. Зоопарк какой-то! Я каждый раз, когда дверь открываю, жду, что на меня новый хвостатый жилец свалится, и только надеюсь, что он не окажется змеёй или ящерицей какой-нибудь.
Волк устало улыбнулся, несмотря на полный разлад в душе. Умел всё-таки Борька поднять настроение в любой ситуации. И сейчас даже хорошо, что можно ничего не говорить. Тема внучков для Карлинских самая болезненная: — единственную дочку, их долгожданного позднего ребёнка, красавицу Мишельку они несколько лет назад выдали замуж, как все еврейские родители, ожидая немедленного продолжения рода. Но Мишель никуда не торопилась, занималась в своё удовольствие фотографией, проводила выставки, колесила по всему миру вместе с мужем-художником и совершенно не понимала переживаний старомодных «предков». Её-то время не поджимало, в отличие от Бориса, который всё же надеялся не только увидеть, но и понянчить внука до того, как нянчить придётся уже его самого.
Едва Борька открыл ворота, как поднялся оглушительный многоголосый собачий лай, а стоило Волку вылезти из машины, на него тут же кинулись два пса, огромный рыжий и мелкий, но брехливый чёрный. Кинулись исключительно для того, чтобы облизать и украсить его брюки разномастной шерстью.
— Ну наконец-то! — Из окна уже высовывалась Полина, миниатюрная, всегда приветливо улыбающаяся, неопределяемого возраста женщина, которую Волк любил как родную сестру. Впрочем, больше, чем сестру. Отношения с Ликой даже сравнить нельзя было с той нежностью, которую он испытывал к Поле. — Почему так долго, Боря? Почему ты не позвонил, что вы выезжаете? Лёня, ты почему раздетый? Немедленно заходи в дом, я найду тебе халат.
Она умудрялась беспокоиться обо всём сразу, задавая десять вопросов в минуту и не требуя на них ответа. Стоило Волку переступить порог дома, как Поля развила вокруг него бурную деятельность: вот Борин халат, надевай, а то простудишься, а у тебя голос; ты наверняка хочешь помыться после этого ужасного изолятора, чистое полотенце на третьей полочке в шкафчике слева, нет, погоди, я сама тебе дам; не наступи на хвост Матильде и вообще держись от неё подальше, она позавчера родила, чудные котята, три сереньких, один чёрненький, но теперь Матильда бросается даже на своих. И так далее и тому подобное. Пока Борис загонял машину в гараж, Поля успела закружить, заговорить Волка, довести его до ванной комнаты и нагрузить чистым бельём.
Закрыв за собой дверь ванной, Леонид Витальевич с наслаждением стянул грязную, пропитавшуюся пóтом одежду, сунул её в приветливо раскрытое жерло стиральной
