Они разговаривали полночи, даже дольше – за окном уже забрезжил рассвет, и бронзовые лампы давно погасли, – а уже к следующему полудню Фаиза, придя к Эйвион, остановилась на пороге и поклонилась. Позади неё виднелись две служанки, тоже склонившиеся в пояс.
– Господин Тар’иик приказал препроводить тебя в другие покои. Эти недостойны его харим.
* * *
«Господской милостью» у арканов именовалась склянка с ядом, которую шейн или сайид присылали провинившимся знатным подданным.
Как поняла Эйвион, у Морского народа не было вассалов и сеньоров, и вообще отсутствовало представление о знатной крови. Точнее, оно было, но совсем не такое, как в королевстве Корнваллис. Советником мог стать любой из подданных шейна, которого тот счёл подходящим для этой роли. Но – и это было очень важное дополнение, – назначить нового советника шейн мог только на освободившееся место. Шейн не жаловал советникам ни земель, коих в Гази просто не было, ни особых титулов, но лишь право на почёт и уважение, много обязанностей, а в довесок – часть своих доходов. У Эйвион широко открылись глаза, когда Тар’иик мимоходом упомянул о том, что по милости шейна Мааг’сума он обладает правом рыбной ловли в Гази. Тар’иик, заметив её изумление, изрядно развеселился.
– Да нет же, – едва не поперхнувшись вином, сказал он, – это означает, что мне причитается десятая часть налогов с продажи рыбы на здешних рынках. Но я должен следить за тем, чтобы прочие доходы неукоснительно поступали в Белый дворец.
Шейн, как и каждый из его советников, запросто мог взять в жёны любую женщину, даже рабыню, которая, если устраивала своего господина в качестве наложницы, становилась харим, «любимой», а если приносила ему ребёнка, переходила в ранг «ихтиб», то есть «уважаемой».
С другой стороны, сам Тар’иик являлся Красным советником в пятом поколении, его мать была дочерью другого Красного советника, а нынешняя жена, Зурифе – дочерью одного из нынешних Зелёных. Советники как бы составляли одну знатную группу, но легко могли лишиться своего места и даже жизни по прихоти шейна.
Услышав это, Эйвион сделала для себя кое-какие выводы. Про Зурифе она ничего у господина Тар’иика не спрашивала, но знала, что у них нет детей.
– Вообще-то, – шепнула ей как-то раз её подружка Айят, – этого вполне достаточно, чтобы отказаться от жены. Не понимаю, чего он тянет и почему не возьмёт ещё одну.
А Эйвион теперь поняла. Вряд ли он может, даже если захочет, просто так выгнать со двора дочь Зелёного советника.
Ей даже стало жалко Зурифе.
Эйвион давно её не видела, но знала, что Зурифе почти не покидает свои покои на женской половине, как, впрочем, все жёны знатных чиновников. На вид ей было около двадцати пяти лет; с большими грустными глазами, всегда густо подведёнными сурьмой, тонким носом, и пухлыми губами. Со слугами она вела себя доброжелательно и спокойно, но, как сейчас догадывалась Эйвион, это спокойствие ей дорогого стоило.
Один раз ночью, уже в своей опочивальне, Эйвион, внезапно проснувшись, села на кровати, уставившись на тусклый огонёк, пляшущий в лампе. А вдруг она понесёт от господина Тар’иика? Она, конечно, ещё очень молода, но мало ли? Бывает, что рожают и раньше. Что тогда будет с Зурифе? И кем станет она сама? Эти мысли не давали Эйвион уснуть до самого утра, и только когда уже забрезжил рассвет, она забылась неспокойным сном на сбитой в комок простыне.
Прошло, наверное, уже около месяца, когда господин Тар’иик вызвал Эйвион в неурочный час. Он сидел в своём кабинете, небольшой комнате с пышным ковром на полу, и стенами, заставленными книжными полками. Его лицо было сосредоточенным и хмурым, а в руке он держал развёрнутый лист пергамента, который при появлении Эйвион небрежно бросил в ящик стола.
– Мой господин звал… – начала она, но Тар’иик лишь махнул рукой, приказывая замолчать. Затем внимательно оглядел Эйвион, так, словно видел её в первый раз.
– Завтра утром ты отправляешься в Белый дворец.
Она вопросительно посмотрела на него.
– На днях его высочество Мааг’сум, шейн Гази и близлежащих островов, поинтересовался моим здоровьем. Я отвечал ему, что, хвала богам, моя нога больше меня не беспокоит. Мне пришлось рассказать его высочеству о девушке из народа корнов, что живёт в моём доме и обладает удивительными умениями, такими, которые незнакомы здешним лекарям.
– Шейн болен? – растерянно спросила Эйвион. – Но, мой господин… я не училась специально лекарскому делу, и мои познания ограниченны.
Тар’иик опять махнул рукой.
– Это уже неважно. В любом случае я не могу отказать ему в твоей помощи.
– Но здесь нет даже половины тех трав, что нужны для моих лекарств…
Тар’иик раздражённо хлопнул ладонью по столу.
– Я сказал – неважно. Ты должна ему помочь. Мы найдём замены твоим травам. – Иди.
Эйвион склонилась в поклоне и, пятясь, вышла из комнаты.
* * *
Направляясь к Белому дворцу, Эйвион странно себя чувствовала. Так, будто на неё все смотрят. Наверняка никто не смотрел, поскольку и смотреть-то особо было не на что, но всё же.
На ней было три – целых три! – платья, хотя ни одно из них в Корнваллисе не удостоилось бы такого названия. Название имелось у каждого из них, но сходу Эйвион их не запомнила. Нижнее платье, по сути просто юбка, оставлявшая верхнюю часть тела обнажённой, начиналось под грудью и доходило до самых пят. Не белого, но нежно-персикового цвета, в потрясающей красоты вышивке из цветов и райских птиц. Но и это не всё: листья цветов были исполнены золотой нитью, а в глазах птиц сверкали крохотные рубины. Держалась вся эта роскошь на тоненьких бретелях с мелкими драгоценными камнями. Руки и шею украшали тяжелые браслеты и ожерелья из самоцветов.
Сверху на Эйвион надели другое, кисейное – это было даже не платье, а длинный кусок прозрачной ткани, искусно драпированный и скреплённый на плече брошью, а в талии подвязанный шёлковым поясом. И, наконец, довершал наряд простой белый тончайшего полотна плащ, почти полностью скрывавший всё это великолепие: лишь два небольших, по пол-локтя, разреза в подоле давали любопытным взорам возможность увидеть и оценить богатство нижнего платья. На ноги ей надели туфли без пяток, остроносые и тоже в узорах, а на лицо – вечный платок, не чёрный, но белый, к которому, в отличие от одеяний рабынь, добавилась накидка, скрывавшая волосы. Даже не накидка, а шёлковая сеточка, усыпанная мелким жемчугом; на голове она держалась тоненькой золотой диадемой.
Если кто на неё и смотрел, то заметить это было почти невозможно.
Паланкин Эйвион не полагался, и она шла пешком, как любая другая женщина, но разглядывать харим Красного советника было сродни оскорблению, воровству того, что могло принадлежать только ему, и два евнуха со сверкающими алебардами в руках одним своим грозным видом заставляли зевак прижиматься к стенам домов.
Однако как бы богато не была одета Эйвион и какое бы количество драгоценностей не сверкало на её платье, запястьях и шее, ей всё же полагалось уступать дорогу свободным арканкам, кроме совсем уж горьких нищенок, которых евнухи просто отгоняли в сторону. Её плащ свидетельствовал лишь об одном: она была рабыней, удостоенной чести ублажать своего господина, а потому являла для него определённую ценность. Одежды свободных женщин чаще всего не скрывали их фигуры, хотя отличались невероятным разнообразием: Морской народ занимал десятки островов во всей южной части моря Арит. Среди подданных Ал’иима, Великого сайида всех арканов, были светлокожие, смуглые и совсем чёрные, вид которых поначалу пугал Эйвион: и мужчины и женщины ходили в одних набедренных повязках, страшно сверкая белками глаз, сжимая в руках копья и звеня невероятным количеством бус. Одежды прочих так же мало походили друг на друга, как и лица их владельцев. Перед глазами Эйвион мелькали женщины в богатых юбках, наподобие той, что была надета на ней самой, бесстрашно подставлявшие обнажённую грудь палящему солнцу; женщины в длинных одеяниях, скрывавших даже кончики пальцев; в цветастых платьях с разрезами до самой талии; а один раз она заметила странную компанию, при встрече с которой даже вооружённые мужчины отводили глаза: человек пять белокожих женщин, в коротких, до колен, кожаных юбках с металлическими бляхами и таких же нагрудниках. У каждой из них на боку болтался короткий меч, за спиной – небольшой щит, а взгляд серых глаз был холоден и жесток. В отличие от всех прочих, они единственные не носили платков на лицах.
Эйвион с интересом смотрела по сторонам, при этом стараясь не слишком выказывать своё любопытство – здесь это считалось дурным тоном. Дом господина Тар’иика, как она уже знала, в отличие от жилищ прочих чиновников, находился дальше всего от Белого дворца и ближе к порту – это было неудобство, связанное с обязанностями Красного советника. Уже очень скоро она и её сопровождающие свернули на улицу, где Эйвион никогда не бывала: гораздо более тихую и чистую, чем знакомая ей часть портовых кварталов с его лавками, мастерскими, и кишащими людом рынками.
