То, что Марцию он категорически не симпатичен, Ацилий понял с первого взгляда. Но, во-первых, никакого сравнения со скотиной-Клодием этот мрачный воин не выдерживал, а во-вторых, вино на образцовой биреме оказалось неплохим. Хоть и синтетика, а даже букет чувствуется. Да и наварх, к слову, тоже ничего. Приятно все-таки встретить на скорбном пути изгнанника не просто доброжелательного профессионала, не только политического единомышленника, но и человека широких взглядов. Это же сразу видно! А уж если единомышленник и сторонник проявляет еще и личную симпатию, да при том обладает неплохой грудью и изящно очерченным изгибом бедер, то это вдвойне приятно.
— Впрочем, если позволишь, любезная Аквилина, — доверительно молвил патриций, решив, что искреннюю симпатию стоит поощрить: — я бы предпочел оставить эти ужасные приключения в прошлом. В столь приятном обществе не хочется вспоминать о недавних опасностях. Поэтому, — предложил Ацилий, окончательно входя в роль почетного гостя, и с улыбкой позволил Ливии наполнить свою чашу: — Давайте выпьем за чудесное избавление, и пусть удача нас и дальше не оставит. И, кстати, доблестная Аквилина… ты весьма обяжешь меня, если станешь называть менее формально. Скажем, по имени. Я ведь теперь только скромный лигарий.
«Вот именно!» — воскликнул в мыслях своих Квинт Марций.
— О! — выдохнула наварх, не скрывая трепета. Но тут же дерзнула возразить: — Но позволь не согласится, Гай Ацилий. Далеко не только скромный лигарий, — и, глотнув для храбрости, добавила: — И я хочу, чтобы ты — и все прочие! — знали, что даже здесь, в Секторе Вироза, у тебя найдутся верные друзья.
После столь откровенной речи, которой Ливия и сама от себя не ожидала, спасти положение могли только аптериксы. Жареные. В панировке по-вирозийски. И они спасли. Наверное, контуберналы, подававшие блюда, мысли научились читать, хотя, скорее всего, просто подслушивали под дверьми.
Тем временем все помыслы Кассии оказались поглощены размышлениями о собственных предпочтениях в отношении присутствующих здесь мужчин. Чисто по привычке, чтобы не слушать, о чем таком говорит начальство, которое молоть языками любило всегда, а потом подчиненные вынуждены были расхлебывать заваренную болтливым руководством кашу. Лучше уж про мужчин, а так же их скрытые и явные достоинства. Она же теперь лигария, снова напомнила себе Кассия, и этим обстоятельством надо пользоваться. Но тут внесли жареных аптериксов. Игра «Укради священного кура и сожри его с товарищами так, чтобы никаких следов не осталось» была любимым развлечением на «Фортуне». Кассии ли Фортунате не знать. Эх, сколько жилистых ног изгрызено до костей! О!
И чары моментально развеялись. Между таким обаятельным префектом и лучшим на свете патрицием Кассия категорически выбрала жирненького аптерикса.
— Какое чудо! — воскликнул Ацилий, чтобы спасти примолкшую после опасных откровений наварха. — Здесь, в космосе… Свежее мясо! Кто… э… что это, доблестная Аквилина?
— Дичь! — отрезала Ливия, предупреждающе моргнув в сторону Квинта Марция. — Мы обычно говорим не «в космосе», а «в пространстве», Гай Ацилий. Надеюсь, тебе понравится. Угощайся, пожалуйста.
И решительно нацедила себе еще фалернского.
А потом, покосившись на остальных, еще более решительно передвинула свое сиденье на целых полметра ближе к патрицию.
«Гетеры теперь точно отменяются», — оценил этот маневр Ацилий, но возражать не стал. В конце концов, наварх — женщина симпатичная, гостеприимная и, вероятно, во всех прочих отношениях приятная.
Префект кое-как удержался от язвительного замечания, призванного показать, насколько ему по вкусу космическая, то бишь «пространственная дичь». Он совершенно не возражал против мяса аптериксов, но… Будь он проклят, если Ливии удастся проскользнуть в постель изменника, по примеру её поганой ящерицы! Сгубить карьеру и «Аквилу» Квинт Марций никому не даст. И он наступил под столом на ногу своему политически озабоченному наварху, как бы напоминая, что она слишком уж внимательна к гостю.
Нельзя сказать, чтобы бывшая манипулария не разглядела телодвижений её сотрапезников и не разгадала их тайный смысл. В общем пищеблоке «Фортуны» и не такие номера откалывались. Всё ж понятно, все — живые люди.
Ливия, чуть не подпрыгнув от неожиданности, резко отдернула ногу и по инерции пнула патриция. Но тот, как истинный аристократ, даже бровью не повел. Осмелев, наварх не стала убирать распоясавшуюся конечность, которая вдруг словно бы обрела собственный разум. В конце-то концов! Да! А почему бы и нет?
Под приглушенные звуки подстольной битвы, Кассия цапнула себе на тарелку еще кусок мяса. И затаилась на время, замаскировав добычу салатом.
— Мы, наверное, кажемся тебе провинциальными, — тяжело вздохнула Аквилина, подперев кулаком слегка отяжелевшую голову. — Такими… вульгарными, грубыми… незамутненными. Но веришь ли, божест… благородный Ацилий, в этом Секторе Вироза — как в пустыне! Поговорить — и то не с кем, не то, что поделиться мыслями… А после пяти-шести месяцев патрулирования чувствуешь себя просто дикой пунийкой!
Воистину, только божественное чудо, исходящее, по всей видимости, от умерщвленных священных аптериксов, не дало Квинту Марцию удавить наварха прямо тут же. Но судорожно сжатый кулак он не преминул торжественно и грозно возложить на стол, на всеобщее обозрение.
Кассия тихонько вгрызлась в мясо.
— Поверь, дорогая Ливия, — понимающе улыбнулся Ацилий и поощрительно пожал руку захмелевшей Аквилине, — там, в метрополии, тоже вести застольные беседы особенно не с кем. Никогда не знаешь, не окажется ли твой сегодняшний друг и собеседник завтрашним обвинителем в Сенате.
«Да я её самолично казню!» — бесновался префект.
«А не упереть ли мне еще кусок? — мысли у сытой лигарии текли плавно и размеренно. — Как ни верти, а Гай Ацилий — мой напарник, навсегда, и всякие навархи… ик!» — она тихонько икнула.
— О! — сочувствие Ливии вскипело и едва не пролилось слезами прямо на скатерть.
Она напрягла память и припомнила подходящую к случаю цитату, которую изысканный Ацилий наверняка должен был оценить:
— Древний поэт недаром сказал: «Неблагодарность царит, добро не приносит награды. Где уж награды! Добро горечь родит и тоску»*, - продекламировала женщина, слегка запинаясь и многозначительно дергая подбородком, дескать, кругом свиньи неблагодарные.
«А вот стихи — это уже симптом», — насторожилась Кассия. Ошеломляющее влияние ритмичных строк она недавно ощутила прямо на себе.
— Как это верно, не правда ли? — тонко улыбнулся Гай, узнав и стихотворение, и автора, и продолжил ей в тон: — «Так и со мною. Врагом моим злейшим и самым жестоким тот оказался, кому другом и братом я был»[28]. Но коль скоро мы вспомнили эти старинные строки, возможно, поэзия и дальше принесет нам… э… утешение?
— Скажи мне, Кассия, ты больше не хочешь вина? — намеренно громко поинтересовался Квинт, тактически ловко подвигая свое кресло в сторону девушки. — Выпьем за подвиги «Фортуны» и «Аквилы».
— Поэзия… — умилилась Ливия, полностью утратив интерес к прочим участникам застолья. — О боги, благословен тот час, когда мы получили сигнал с «Вератрума»! Разве надеялась я отыскать среди обломков и космического мусора такой… такого ценителя классической литературы! Они тут, — хлебнув еще вина, пожаловалась она, — всё больше романчики почитывают.
Кассия поспешно кивнула. Мол, наливай, префект, раз такое дело. Девушка не возражала против такого развития событий.
А наварх тем временем притерлась коленкой к мускулистой ноге божественного Ацилия и, не встретив сопротивления, там и пригрелась. Она бы, в принципе, не отказалась и хмельную голову ему на плечо возложить, но покамест это было… рановато.
С каждым глотком префект нравился Кассии все больше и больше, скоро его обаяние превзошло даже притягательность отбивной.
Вокруг девушки из штурмового отряда, к тому же классной сварщицы, всегда было не протолкнуться от кавалеров, она привыкла к вниманию и ничуть в обаянии своем не сомневалась. Но то были парни-манипуларии, а тут целый префект, который помилованную преступницу потчевал не только вином, но и крайне суровыми взглядами. Фалернское пополам с осуждением? Что ж, Кассия заслужила.
— На земле на черной всего прекрасней
Те считают конницу, те — пехоту,
Те — суда. По-моему ж, то прекрасно,
Что кому любо[29], - мурлыкнула Ливия слегка охрипшим голосом и вкрадчиво поинтересовалась, — Ты согласен, Гай Ацилий?
— С великой Сапфо трудно спорить, — дипломатично отозвался тот. Энтузиазм наварха, конечно, был весьма приятен, особенно учитывая недоступность гетер, однако… Впрочем, в присутствие префекта и Кассии ему вряд ли что-то грозит, кроме стихов и восхищенных взглядов.
