— Не губите! Нет овса столь! — не подымая голову и не вставая с колен, говорил, видимо, староста деревни.
— Давай, сколь есть! — после жеста Басманова, его человек продолжил разговор. — И покорми нас! Но обманешь…
Хлеб грубейшего помола, чуть ли не с цельными зернами. В будущем за такой хлеб люди доплачивают, ибо без консервантов, да и для здоровья полезен, но как же он смотрелся убого и был явно не первой свежести, если вообще бывает вторая степень той самой свежести. Штук двадцать яиц, казалось, были самым главным богатством на столе. И какое-то месиво, что было сложно назвать кашей. Басманов ругался, пыхтел от негодования, но ел. Я же взял пять яиц и выпил их. Так себе, тем более без соли. И я понимал, что своим таким обедом, мы, может быть, обрекаем на голодную смерть кого-нибудь из поселян. Но нельзя всех встречных облагодетельствовать. Нет же, можно! Если в стране что-то изменить. А пока я изменю этот порочный круг, когда из-за нашего перекуса умрет ребенок.
— Помни, старик, что государь никогда не оставит голодать тех, кого сможет милостью своей наградить, — сказал я и небрежно бросил на стол, который был вынесен во двор, золотую монету.
Непонятно было вовсе, откуда взялся стол. Мне казалось, что те жилища, в которых жили эти люди, не предполагали столов, экономия места должна быть абсолютная. Но был стол, на столе темноватая льняная ткань.
На брошенную монету с вожделением смотрели и боевые холопы Басманова, а староста просто опешил. Я более ничего не говорил, а решил выйти из-за стола и оглядеться.
— Что такое? –всмотрелся я в даль, откуда открывался вид на какое-то озеро. — Конные?
Кричать было не к лицу и я поспешил вернуться к столу.
— Конные, — степенно сказал я и так же спокойно, но незамедлительно, пошел в сторону, где были наши кони.
Крики, которые раздались со стороны озера не предвещали ничего хорошего.
Глава 5
Глава 5
Дорога на Тулу.
23 мая 1606 года 13.40
— Кто вы такие, что голову пред государем не склоняете? — грозно спросил я.
Передо мной гарцевали на конях двенадцать, видимо, казаков. Это были те конные, которых я увидел на окраине деревни. Они быстро, галопом, прискакали в деревню, к дому, возле которого мы и трапезничали. Басманов и его люди быстро приготовились к бою, я же, сунув два пистоля за пояс, поправив нож, чтобы быстро его извлечь, вышел вперед. На потуги Петра Федоровича меня остановить, только злобно посмотрел на этого деятеля. Что, прятаться всегда, быть должным Басманову за якобы защиту? Именно так, — должным, ибо ухарь Петька не оставлял попыток меня приручить. Царь я, или не царь?
— А ты что, — государь? — спросил один из казаков.
Я промолчал. Ну не начинать же мне объяснять, дескать, да, я царь, ну поверьте, пожалуйста. Нет. Слово сказал, достаточно.
Наступила пауза, в ходе которой один седоусый казак внимательно меня рассматривал, проецируя на себе мыслительные процессы. Воин потрогал себя за нос, ровно в том месте, где у меня была одна бородавка, после провел пальцами под своим правым глазом, где мое лицо «украшала» вторая бородавка.
— А, ну, хлопцы, поклонись царю! — скомандовал, наконец, пожилой казак, и все всадники, вмиг спешившись, низко поклонились. Сам командир станичников сделал это последним.
— Кто такие? — повторил я вопрос, понимая, что опознан.
А я еще, грешным делом, думал, как эти бородавки извести. А оно вот как, особая примета. Так что похожу пока с такими дефектами, к сожалению, не единственными. У меня еще левая рука была чуть короче правой. А еще я рыжий, что бесило более всего.
— Козаки мы терские, государь, шли, кабы брата твоего Петра Федоровича привести на поклон к тебе, — отвечал за всех старший.
— Отчего здесь? Али заблудили? — влез в разговор Басманов.
— Ты, Петруша, отчего поперек государя говоришь? — зло сказал я и получил не менее злостный взгляд.
Но сейчас Басманов уже в меньшинстве. Письма…
— Тебя искали, государь! Вся дорога до Каширы ведает, что ты идешь сюда. Много разного люда ищет тебя. Вот мы и сподобились. Коли защита нужна, так иди с нами, наш старший Федор Нагиба по чести встретит и костьми ляжем за тебя, как уже было, когда шел ты на царство венчаться, — казак с хитринкой в глазах, разгладил свои усы.
Это мне так намекают, что именно казаки посадили на престол? Читал про то, что казачество возомнило себя вершителями судеб российских. Слабое государство и вот, на тебе, вооруженный человек с фронтира считает, что может влиять на власть. При Иване Васильевиче сидели, словно мыши, или сбегали в Сибирь, когда особая нужда наступала энергию свою потратить. И как же уже бесит, что все и каждый пытается меня прогнуть?
И что делать? Признаться, вот это состояние, когда вся моя свита — пять боевых холопов и те не подчиняются, надоела еще больше, чем указание на мои долги за былые заслуги то казакам, то Басманову. И еще вопрос: не стану ли я сразу же опальным самозванцем, если присоединюсь к казакам? Они-то, по любому , прошлись по землям , грабя их , и, вероятно, воюя с правительственными войсками.
— Петр Федорович, твой полк придет в Тулу? — спросил я.
— Да, государь, дорога идет через Каширу. Можем там и дождаться, — отвечал Басманов.
Он, видимо, подумал о том, о чем и я. Можно пойти и посмотреть на гостеприимство казаков, но когда придет стрелецкий полк, то силы… а сколько их?
— И сколь много казаков привел атаман? — спросил я.
— Атаман наш не здеся, то старшина привел казаков, и нас три сотни, — отвечал пожилой казак.
Атаман? Старшина? У казаков вроде бы есаулы, х о рунжие, атаманы. В этом времени не так? Ох много еще нужно познать!
— Ванятка вот, — Басманов подозвал одного из боевых холопов и снял свой перстень. — Найдите мой полк и передайте, кабы шли на Каширу.
*………*………*
Окрестности Нижнего Новгорода
26 мая 1606 года
Петр Никитич Шереметев был в растерянности. События, в которых он должен был принимать участие, прошли без него, пусть он и принимал в них участие. Как такое может быть? Да просто. Шереметева использовали, а он исполнил свой долг и организовал охрану наиболее важным польско-литовским королевским послам.
Василий Шуйский, известный лис и лжец, обхитрил всех. Еще не было понятно кто где, и чье седалище украшает царский трон и что с царем, как пришел приказ срочно прибыть в расположение войск, стоящих между Ярославлем и Нижним Новгородом, изготовленных действовать против казацких банд. Партия Мстиславского, к которой принадлежал Шереметев оказалась не готовой к государственному перевороту и сейчас в Кремле сидит Шуйский [Шереметев был категорически против Шуйского, хотя для видимости ему и подчинился, после была попытка скинуть Шуйских, — неудачно].
Царь убит! Вот что привез вестовой из Москвы, когда Шереметев уже убыл. Стало понятно, почему приказ был убыть в сию же минуту и отчего вестовой, привезший такой приказ дожидался, пока Шереметев не сядет на коня и направит своего скакуна прочь из стольного града.
После оставалось лишь одно — подчиниться воле нового государя. Чуть позже и грамотка пришла. Читалось в той грамоте даже не между строк, а говорилось прямо, чтобы Шереметев не делал глупости. Указывалось и то, что свояк Шереметева, Федор Иванович Мстиславский, подчинился и занимается сбором Земского Собора. Упоминание в грамоте таких подробностей говорило о том, что Василий Шуйский прекрасно знает о том, что Шереметев готов бороться за то, чтобы Мстиславские стали на вершину московской пирамиды власти. Если же сам друг и свояк Федор Иванович признал Шуйского, то и сопротивление бессмысленно.
Через день прискакал человек от Мстиславского. И тут Шереметев вообще поник, не понимая, что делать. Федор Иванович писал, что есть сведения, что Димитрий Иоаннович и не погиб вовсе, но жив и бежал в сторону Тулы. Вместе с тем, вестовой от свояка рассказал, что московскому люду был представлен мертвый Димитрий, но в маске и длина рук была одинаковая, а волосы острижены.
