— Ты с ума сошел, Рэймон! — шепчет Пьеретта, — а если нас увидят…
— В Писании говорится: «Если тебя ударили по одной ягодице, подставь другую!» — отвечает Ноди, заливаясь хохотом.
Взяв чемоданы в руки, переодетая в святош пара покидает поезд. Растворившись в толпе, они выходят из здания вокзала, идут мимо полицейской машины, спускаются по каменной лестнице, пересекают бульвар Дидро и попадают в «Кафе дю Миди», на углу Лионской улицы. Вокзальные часы показывают семь. Забыв о смирении, семинарист, пробираясь к бару, расталкивает локтями утреннюю толпу и заказывает два кофе со сливками. Молодые люди едва успевает отпить первый глоток из своих чашек, как в бар входит Пьер Лутрель и застывает в дверях, не обращая внимания на толкающих его людей. Ноди с трудом узнает его: на Лутреле седой парик, пряди волос выбиваются из-под серой фетровой шляпы. Бросаются в глаза пышные усы и очки в тяжелой роговой оправе. На Пьере черный костюм-тройка, в руках черный чемоданчик, что делает его похожим на доктора или нотариуса. Наконец Лутрель узнает их и протискивается сквозь толпу к стойке.
— Один черный кофе и один коньяк.
Он оплачивает, не торопясь выпивает, затем молча, без единого слова, идет к винтовой лестнице, ведущей в туалеты. Вскоре туда же направляется семинарист, а за ним монашенка. Спустя пятнадцать минут Лутрель, Ноди и Пьеретта, избавившись от своих нарядов, идут вдоль бульвара Дидро к стоянке такси.
— Улица Блондель, — говорит Лутрель шоферу.
В этот ранний час улицы почти пусты, и десять минут спустя они оказываются на улице Блондель. Шофер останавливается неподалеку от мусорных ящиков, и Пьеретту начинает тошнить от вони.
Ноди оплачивает проезд. Подхватив чемоданы, он ныряет в подворотню, примыкающую к кафе, поднимается по узкой лестнице, на которую выходит квартира Бухезайхе, и, запыхавшись, останавливается на небольшой темной площадке. Пьеретта стучит в дверь. Проходит некоторое время, наконец за дверью слышится шарканье ног йо паркету. Заспанный, недоверчивый голос спрашивает:
— Кто там?
— Это я, Жорж.
Бухезайхе узнает голос Ноди. Он морщится. Дверь кажется запертой на сто замков и запоров. Наконец Жорж открывает ее. Его черные волосы спадают прядями на глаза, левой рукой он поддерживает пижамные штаны, а в правой держит свой маузер.
— Что-нибудь случилось?
— Да, — говорит Ноди, уверенно входя в переднюю. — Лутрель придет с минуты на минуту.
Бухезайхе с озабоченным видом запирает дверь. Оставив чемоданы под консолью, Ноди и Пьеретта следуют за ним в салон. Все усаживаются в кресла. Бухезайхе трет глаза, зевает, затем повелительно хлопает в ладоши.
— Табор! — громко зовет он.
Почти в ту же секунду из-за портьеры, которой завешан вход на кухню, появляется молодой алжирец с внушительной мускулатурой и в широких шароварах. Он подходит к Бухезайхе легкой походкой.
— Кофе с гренками для всех. Шнель, шнель.
«Адъютант» исчезает за портьерой.
— Кто это? — спрашивает Рэймон.
— Мой лакей, — с видимым удовольствием отвечает Жорж. — Славный малый, один из уцелевших из североафриканской бригады, с улицы Лористон. Преданнее, чем немецкая овчарка.
Ноди и Пьеретта устало переглядываются, как бы говоря: «Бедный Жорж, он не мыслит свою жизнь без оккупационной армии…» Через некоторое время Табор бесшумно входит в салон, ставит на стол чашки, кладет приборы, возвращается на кухню и приносит поднос с серебряным кофейником (Жорж питает слабость к этому металлу), поджаренными ломтиками хлеба, маслом и конфитюром. Табор кланяется своему хозяину и исчезает. Тройка принимается за завтрак.
— Кто-то нас выдал, — внезапно сообщает Ноди. — Более того, мы все оказались в ловушке.
— Ты догадываешься кто?
— Нет, но мы обязательно узнаем это.
— Вчера, — говорит Бухезайхе, намазывая хлеб маслом, — я целый день слушал радио. Полиция арестовала Феррана и Борона. Похоже, что они столько всего наговорили, что у полицейских не хватило бумаги, чтобы записать все их показания. Были и другие аресты. Большой Жо очень беспокоился за вас, боялся, как бы с вами чего не случилось.
— Пронесло, — вздыхает Ноди.
Пьеретта, устав с дороги, дремлет. Бухезайхе продолжает жевать тартинки. Ноди закуривает сигарету и начинает шагать по комнате. Он подходит к Бухезайхе и спрашивает:
— А как насчет дела с Жо? О чем идет речь?
— О банке на улице Пон-Неф. Если сведения информатора подтвердятся, то завтра утром можно его брать. Настоящий блицкриг.
— Хорошо, Жорж, только, ради бога, говори по-французски.
— Яволь! — отвечает Бухезайхе. — А вот и Пьерро. Я узнаю его условный сигнал.
Шестнадцатое июля тысяча девятьсот сорок шестого года. Два дня спустя после бегства от марсельской полиции Пьер Лутрель переходит в атаку. Он в прекрасной форме. Накануне, выйдя от Бухезайхе, он отправился к Маринэтте на улицу Пасси. Он принял ванну, переоделся в чистое, надушенное белье и отбыл на встречу с друзьями перед магазином «Самаритэн», чтобы изучить место предстоящего действия.
— Жо, ты уверен, что водитель выходит из машины, чтобы помочь конвоирам грузить деньги? — спрашивает Лутрель у Аттия.
— Уверен, Пьер.
Лутрель сгорает от нетерпения. Он разработал план, чтобы сбить с толку полицейских. Подобного в их операциях еще не было.
— В чем состоит основная задача конвоирующих? — спрашивает он своих друзей, чтобы испытать их интеллектуальные способности.
— Охранять деньги, — хором отвечают Аттия, Бухезайхе, Дано и Ноди.
План налета разработан прекрасно, и жизнь должна это подтвердить.
Фургон останавливается перед дверью Генерального общества в шестнадцать часов сорок минут: последний клиент оставил помещение. На улице Пон-Неф движение почти отсутствует. Оба конвоира, молодые люди решительного вида, открывают дверцы и входят в здание. Почти в ту же секунду шофер выходит из кабины, держа в руке пистолет. Он будет охранять три метра дороги, отделяющих фургон от входной двери. Директор банка — человек предусмотрительный, поэтому мешки с деньгами тащат не конвоиры, а его служащие. Конвоиры эскортируют их, держа оружие наготове. После того как мешки закинуты в фургон, конвоиры запрыгивают вслед за ними и закрывают бронированные двери. Машина трогается. Вся операция занимает не более двадцати секунд.
Сидящие в угнанном автомобиле, на расстоянии ста метров отсюда, Аттия за рулем, Ноди рядом с ним, Бухезайхе и Дано на заднем сиденье, ничего не упускают из виду. Чокнутый оказался прав, как всегда: меры безопасности и быстрота операции не оставляют шансов для вмешательства. Они трогаются с места.
По улице Риволи в направлении к Пале-Руайяль медленно едет фургон. После сильной грозы, пронесшейся над Парижем, мостовые стали скользкими. Фургон осторожно проехал перекресток улицы Лувр. Близ улицы Оратуар машина стала набирать скорость. Рука водителя выжимает рычаг скорости, нога жмет на педаль сцепления. Однако этот маневр остается незаконченным. Твердый предмет с силой упирается в висок шофера, в то время как голос приказывает ему:
— Остановись!
Скорчившись у стенки, отделяющей кабину водителя от салона фургона, Лутрель медленно выпрямляется. В правой руке он сжимает другой пистолет, направленный на охранников.
— Не двигаться! Одно движение, и у вашего товарища не будет головы!
Фургон останавливается у ворот Тампля. Водитель, крупный пятидесятилетний детина, стонет:
— Не убивайте меня, не убивайте…
— Заткнись! — рычит Лутрель, сильнее прижимая дуло пистолета к его виску. Затем, обращаясь к неподвижно сидящим конвоирам, он приказывает: — Откройте дверцы!
Мужчины подчиняются, отодвигают стальную поперечную балку, широко открывают створки. Ноди уже прыгает на ступеньку фургона, за ним Бухезайхе и Дано. Рэймон обезоруживает охранников, передает мешки Жоржу и Абелю, закрывает дверцу. Лутрель ударом приклада оглушает шофера, выпрыгивает на мостовую и бежит к автомобилю, где его ждут друзья. Как только он оказывается в машине, Аттия трогается, разворачивается, и машина устремляется по улицу Лувр к набережной. Аттия смотрит на свой швейцарский хронометр, купленный на черном рынке, и восторженно произносит:
— Поздравляю, ребята, двадцать семь секунд!
11
С площадки автобуса, облокотившись на поручни, старший инспектор Эмиль Нузей смотрит на проплывающие за окном улицы Парижа. Стоит жаркая погода. Полицейский поддается очарованию набережных Сены, садов, прилегающих к площади Карусель, парижанок в коротких юбках, в туфлях на толстой подошве по моде стиляг. Часы Пале-Руайяля, напротив Комеди Франсез, показывают половину первого. Двадцать минут назад Эмиль Нузей вышел из здания судебной полиции на набережной Орфевр, примыкающего к Дворцу правосудия. Он сел в автобус двадцать первого маршрута в сторону вокзала Сен-Лазар, где должен пересесть на двадцать шестой автобус, останавливающийся на улице Пуассоньер, в пятидесяти метрах от его дома.
