Если бы я только знала, что Сан-Диего такой криминальный город, то, наверное, выбрала бы вариант остаться у пожилой сестры Эссы, работающей в библиотеке Каира.
— Что они взяли? — Спрашиваю я.
— Ничего, но серьёзно пострадал водитель.
— Постойте, водитель? Напали на груз от мамы?
Она кивает.
— Сразу, как прибыл грузовик с артефактами. Один из охранников открывал заднюю дверь, когда на водителя напали. К счастью, в то время на посту было много охранников. Они вышли и грабитель сбежал.
— Это хорошо. То есть плохо, — я трясу головой. — На прошлой неделе вломились в дом моего брата. — Я замолкаю, растирая плечи от холода, который начинает меня пробирать. — Подождите, вы ведь не думаете, что эти случаи как-то связаны?
Один из полицейских рядом с ней, с добрым лицом и бритой головой, хмурится.
— У вас было что-то, имеющее отношение к данной выставке? Что-то, что связывало вас с артефактами?
— Нет. — Ну, кроме Сириуса и меня, и нашей генетической с ними связи. И моих теперь уже раздавленных амулетов. Но, очевидно, никто не станет рассматривать их как ценные, достойные кражи, объекты. — Они ничего не взяли. Полиция думает, что это был какой-то наркоман, рассчитывающий найти рецепт на сильнодействующие лекарства.
— Тогда никакой связи, видимо. В любом случае, с этого момента будьте внимательны, и если увидите что-либо странное здесь или дома, немедленно сообщите нам. — Он вручает мне визитку и уходит, когда другой офицер полиции ему машет.
Я кладу визитку в свой бумажник, а потом смотрю на Мишель.
— Как грабитель узнал, что мы ожидаем этот грузовик? — Мы даже не знали, что он приедет сегодня. Мишель позвонила мне прошлой ночью после того, как узнала время, в которое он прибудет, чтобы предупредить заранее.
— Это мы и пытаемся выяснить. На данный момент рассматривается версия, что кто бы это ни был, он хотел что-то найти.
— Кому мог понадобиться этот старый хлам?
Мишель вскидывает брови.
— Айседора, ты же должна понимать, что эта выставка бесценна, так?
Я подавляю в себе желание закатить глаза. Сложно бросить в мой дом камень так, чтобы он не задел «бесценный» артефакт.
— А водитель в порядке?
Она отводит взгляд, словно не желает отвечать на этот вопрос.
— Он в больнице.
Я сглатываю моим тут же пересохшим горлом.
— Так он будет в порядке?
— В этом пока нет уверенности. Отказывают жизненно важные органы.
— В него стреляли?
— Нет. Они полагают, что он был отравлен, но непонятно чем.
По позвоночнику бегут мурашки. Это не к добру. Всё это не к добру. Бесит то, что теперь музей кажется таким же незащищённым и уязвимым, как и дом Сириуса, и я не могу выкинуть из головы мысль, что здесь есть только одна связь, хоть она и не имеет значения — я. Но почему грабитель думает, что мы станем хранить подобные вещи в нашем доме?
Мишель качает головой, словно пытаясь стряхнуть тот же холод, что пронизывает мои руки.
— Что бы ни было, мы сегодня закрыты, может и завтра тоже.
— Я могу чем-то помочь?
— Когда мы откроемся, поможешь мне оформить большой зал, который мы переделаем в новое крыло для новой выставки. Твоя мама сказала, что ты — хороший дизайнер.
Странное тёплое чувство растекается внутри меня. Оно очень похоже на гордость. Это моя мама сказала?
— Какого чёрта здесь происходит? — Кричит Тайлер с того места, где полицейские перегораживают ей путь.
Устало махая, Мишель говорит.
— Вводи её в курс дела. Я напишу подробности и то, когда откроемся, в письме.
Я киваю, потом подхожу к Тайлер. Она позволяет мне взять себя под локоть и вывести её на улицу. Мы садимся через дорогу и смотрим на мигалки полицейских машин.
— Что ж, этого я никак не ожидала, — произносит она после того, как я ей всё выкладываю. — И это действительно вещи твоей мамы? То, что в грузовике, принадлежит ей? Откуда у людей вообще могут быть древнеегипетские артефакты?
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить.
— Полагаю, есть откуда.
— Вы, ребят, по всей видимости, неприлично богаты. Вы, наверное, бывали в разных странах пока ты росла?
— Мы ездили в Каир время от времени, посещали города поблизости, но чаще всего, мы ездили на день к Нилу.
— Крутые машины?
— Машины вообще не было.
— Ну, может тогда частный самолёт?
— Не думаю, что мои родители вообще когда-нибудь летали куда-то. Перелёт сюда был первым за всю мою жизнь.
— О, Бога ради! Некоторым людям надо запрещать быть богатыми.
Я пожимаю плечами.
— И, очевидно, кто-то может убить, чтобы стать богатым. — Я снова смотрю на двери. Сегодня здание, возвышающееся над нами, кажется довольно зловещим. Кто ещё караулит его, в ожидании?
Может, они до сих пор где-то здесь? Может, они следят и за мной?
— Да уж, водителю хреново теперь. Что ж, буду думать о нём, всё равно не работаем. — Она вытаскивает свой телефон и строчит сообщение, пока я откидываюсь на спину и позволяю солнцу играть на моём лице. Облака сегодня маленькие, удивительно, что небо не полностью затянуто ими.
Я скучаю по сухой жаре. Я скучаю по тому, как чувствую воздух, когда вдыхаю его, подобно тому, как ландшафт делает тебя частью себя, впуская с каждым новым вдохом.
Сириус сказал мне, что осенью приходят падающие ветра Санта-Ана, напоминающие ветер в пустыни. Это его любимое время в году. Не могу дождаться.
Я смотрю на Тайлер.
— Хочешь, поедем домой к брату? У него есть… телевизор. И бассейн.
Тайлер встаёт, предлагая мне свою руку.
— Да, я очень хочу поехать. Но сегодня Скотт у Рио дома. Что-то насчёт видеоигр. Моя машина вот тут.
Она уже идёт, а я сомневаюсь и стою на ступеньках.
— Знаешь, думаю… Лучше пойду домой. — Я нервничаю и мысль о том, что снова увижу Рио, не обещает изменений к лучшему.
— Почему? У нас выходной!
— Я вспомнила, что должна помочь жене мужа с перепланировкой. — Дина хочет, чтобы я сделала им детскую комнату. От работы с пастелью мне хочется задушить себя бледно-розовыми шторами, но она говорит, что у неё есть и другие идеи. Вообще-то, мы собирались обсудить план сегодня вечером, так как она будет весь день на работе. Впрочем, Тайлер не обязательно знать об этом.
— Ага, но она не может рассчитывать на тебя сегодня, раз ты на работе! Так что ты ничего не пропускаешь, все думают, что ты в музее.
Я ругаюсь про себя. Она не должна догадаться до этого. Я не могу признаться, что просто не хочу видеть Рио. Это было бы слишком странно. А ещё более странно, что я не могу перестать думать, что это странно. И его имя не должно иметь значение. Не должно.
Всё же имеет.
— Можешь просто подвезти меня домой, пожалуйста!
Она вздыхает.
— Конечно. Но я этому не рада.
Тайлер уезжает после того, как берёт с меня обещание позвонить, если я закончу раньше. Мне по-настоящему тяжело от того, что я лгу ей, поэтому я скидываю шпильки и поднимаюсь наверх в пустую комнату. Если я и в самом деле буду работать над ней, тогда это не ложь.
Комната абсолютно чистая, нет даже оконных занавесок. В голове крутятся идеи на тему горошка в стиле ретро. Большие круги на стенах, нарисованные в контрастирующих цветах. Круги, вырезанные из пенопласта и приклеенные к потолку, выкрашены в тот же цвет, но с акцентом на фактуру. Кресло-качалка с круглой спинкой и круглый пуфик.
Здесь столько всего можно сделать и мне не терпится начать работу. Поскольку я ненавижу идею траты сил на ребёнка, значит, буду получать удовольствие от этого. Что докажет Сириусу и Дине, что мне можно доверить и остальную часть их дома.
Я вытаскиваю телефон и звоню Дине.
— Привет, я дома и хочу взяться за комнату. Ты говорила, что у тебя есть папка с образцами.
— Да! Она в коробке, на которой написано «тампоны и вещи для ванной». Не хочу, чтобы Сириус её видел.
Я смеюсь, зажимая телефон между ухом и плечом. Все коробки открыты, и та, про которую она говорит — пустая.
— Ты уверена? В ней ничего нет. Что мне искать?
— Это простая чёрная папка, один из детских альбомов Сириуса. В ней много картинок с фресками и образцами древнеегипетского искусства.
Грёбаный потоп! Она хочет, чтобы я создала такую же комнату, как та, которую я сама украшала всё своё детство.
Нет. Это не гробница и не моя. Для неё я могу это сделать.
Я снова поднимаю коробку и трясу.
— Я её нигде не вижу. Все коробки открыты. Ты уверена, что Сириус никуда её не переставлял?
— Нет, я вообще запрещаю ему заходить в ту комнату, он бы не стал. В ней никого не было.
И тогда до меня доходит, и я физически ощущаю, как воспоминания ползут по моим рукам, будто кто-то наблюдает за мной. Дверь в эту комнату была открыта. Она была открыта в день вторжения. Я никогда не видела, чтобы она была открытой. Дина всегда держала её закрытой.
