– Значит, ты не умеешь расстегивать платья? И корсеты?
Ее запах был запахом роз, к которому примешалась тонкая струйка пота. Ее движения были движениями лани; Игар стоял столбом, и по спине у него крупными градинами катилась влага. Он не чувствовал ни намека на возбуждение – только отчаяние и тоску.
– Ну, девственник? Помоги же мне!
Тонкие руки ловко подобрали лежащие на плечах волосы. Перед глазами Игара обнаружился длинный, бесконечный ряд петель и крючков.
– Ну-ка, Игар?
Пальцы потеряли чувствительность. Он бездумно расстегивал крючок за крючком, и в какой-то момент с надеждой поверил, что застежки никогда не кончатся. Бесконечны.
Наконец платье разошлось под его руками; под ним – о радость! оказался еще один ряд, такой же, даже чуть длиннее; ясновельможная глубоко, все глубже дышала:
– Ты мастер… А притворяешься скромником… Нам некуда спешить. Продолжай, как начал – не торопясь…
Он увидел ее спину. Белоснежную, чистую, без единого волоска. Ткань под его руками медленно расползалась к плечам; сам не зная, что делает, он упал на колени и рывком обнажил правую лопатку.
Совершенно чистая кожа. Как снег. Ни намека на родимое пятно в форме ромба.
Она удивленно обернулась:
– Игар? Что с тобой?
– Ни…чего, – выдавил он через силу.
– Ну так продолжай!
Тогда он понял, что погиб. Потому что под страхом самой страшной смерти он не ляжет с ней в постель. Собственно, он знал это и раньше; даже призрачная надежда спасти Илазу никогда не заставила бы его…
…а она не простит. Она уже почти уморила КорБорову жену, она сживет со свету Са-Кона и этого незнакомого Игару мальчика… Что ей какой-то Игар – вошь… На один замах, и то слабенький… Она не знает, что он бывший послушник, а если б и знала…
Теплая рука ласково легла ему на голову:
– Что, малыш, испугался?.. Ты такой славный… Такой… Не бойся. Хочешь, я тебя обниму?
Запах роз и пота стал сильнее. Запах пота, исходящий в лесу от усталой Илазы, не казался Игару противным – а теперь он инстинктивно задышал ртом. Руки ясновельможной соскользнули с его плеч на спину, женщина гортанно муркнула – и он выдавил совершенно неожиданно:
– Не… не надо… запах такой…
Ясновельможная опешила. Она просто потеряла дар речи; взгляд ее впился в Игара, будто пытаясь опровергнуть услышанное ушами. Игар попятился, наметив путь к отступлению.
И в этот самый момент послышался негромкий, деликатный стук в дверь:
– Госпожа! Госпожа!
Ясновельможная зарычала. Раздраженно обернулась:
– Ну?
– Госпожа, тот человек только что прибыл… Наши люди встретили его – через пять минут он будет здесь. А к властителю – только утром…
Пользуясь минутным замешательством женщины, Игар прыгнул. Откинул украшавший стену гобелен – через эту потайную дверь ясновельможная привела его, теперь он наугад бросился в темный, узкий коридор, скоро сменившийся лестницей. Он спотыкался, больно ударяясь, держался руками за холодные стены и глупо улыбался во весь рот, бесконечно повторяя про себя: ушел, спасся… Удрал от сучки. От потаскухи. Удрал!!
Потайной ход закончился снова-таки гобеленом; щурясь, Игар выбрался в коридор – широкий и освещенный, плавно переходящий в гостиную. Витражные двери оказались широко распахнуты; до спасения оставалось всего несколько усилий и всего несколько минут – однако в гостиной ожидал приема тот самый долгожданный гость. Гость стоял спиной, и был он приземист и толст.
Игар скользнул вдоль стены, желая произвести как можно меньше шуму – и, вероятно, именно потому задел локтем декоративную подставку с цветами. Послышался звон разбиваемого фарфора.
Долгожданный гость обернулся ему навстречу. Голубые глаза его казались двумя бумажными васильками; у ног стоял пузатый саквояж, хранящий до поры до времени Перчатку Правды.
Крик застрял далеко у Игара в глотке. Ослабевшие ноги отказались повиноваться – чтобы убежать, пока еще есть такая призрачная возможность, или по крайней мере кинуться на толстяка, чтобы зарезать его осколком фарфоровой вазы…
В это время совсем другой, рассудочный Игар удивленно подумал: так вот кого она ждала. Вот кого вызывал властитель; бедный Са-Кон. Бедный господин Са-Кон, как жестоко отольются тебе те колотушки, которые получил по твоему приказу неудачливый посланец Игар… Теперь ты признаешься, что у жены властителя КорБора не только сын от тебя, но и…
Все это время уложилось в одну секунду. Длинную секунду, пока толстяк и Игар смотрели друг на друга.
Потом толстяк тихо улыбнулся:
– Привет. А тебя уже все похоронили.
Игар впервые слышал его голос. Неожиданно низкий, глухой.
Он медленно-медленно двинулся назад. Пятясь. Толстяк сделал всего один шаг – и оказался вдруг ближе, много ближе, нежели был; воистину, в некоторых искусствах он был не менее искушен, чем сам Отец-Разбиватель… Которого Игар, его худший ученик, неустанно позорит…
– Стой, – тихо уронил Перчатка Правды.
Игар уперся спиной во что-то твердое. Кажется, дверной косяк.
– Ты живой… Это хорошо, – толстяк довольно улыбнулся, и по спине Игара продрал мороз. – А девчонка жива? Илаза?
Игар не то кивнул, не то дернул головой.
– Я так и думал… Не трясись.
Застучали по лестнице чьи-то шаги; наверху послышался раздраженный голос ясновельможной. Игар прерывисто вздохнул.
– Не дрожи, говорю… Я сейчас не на работе. Я вроде как в гостях. Приватная особа. До тебя мне дела нет…
Игар не поверил собственным ушам.
– Сейчас – иди. А потом – не попадайся… Не попадешься?
Игар замотал головой: нет.
– Иди.
Игар отступил. Потом еще отступил. Потом еще; толстяк не двигался с места, по-прежнему усмехаясь. Игар повернулся, готовый без оглядки бежать – и не побежал.
Толстяк смотрел – уже с интересом.
– Я… – Игар подошел, сдерживая дрожь в коленях. – Я что… назвал их? Это я назвал? Ятерь и Тучка? Я… выдал?
Перчатка Правды улыбнулся. Широко и многозначительно.
Голос ясновельможной донесся из коридора напротив. Игар повернулся и побежал, как не бегал никогда в жизни.
Привратник не получал никаких предостережений на его счет; ворота успели лишь приоткрыться – а Игар уже вырвался, обдирая бока, и, не чуя под собой ног, кинулся прочь.
Звезде Хота было все равно. На нее наползла мелкая, клочковатая ночная туча.
Глава четвертая
* * *
Сначала она бежала, но потом пришлось перейти на шаг, потому что в боку резало, будто ножом, в горле пересохло, а дышать не получалось иначе, как со всхлипом. Самое время было упасть в траву и отдохнуть но она шла и шла, припадая на расцарапанную ногу.
Овраг остался далеко позади; до темноты она должна во что бы то ни стало выйти из леса. Выйти в поле – там он ее не догонит. Положим, у него собачий нюх, он пойдет точно по следу, он двигается, как летящий камень – но у нее преимущество долгого дня пути. Будь лес бесконечен – у нее не было бы шансов; он, вероятно, на это и рассчитывал, когда оставлял ее свободной, полностью свободной на целый день. Возможно, он не знает, что людские поселения подступают к самой опушке, что под стенами леса возделывают пшеницу, что там он будет бессилен…
Между стволами мелькнула белка. Илаза вымучено улыбнулась: здесь предел его владениям. В его царстве давно съедены белки, и птицы… И она их тоже ела. Он оставлял ей птичьи окорочка, а она пекла их и ела, потому что хотелось…
Она наступила на острый камушек, болезненно поморщилась, но не замедлила шага. Вот так, наверное, чувствует себя пущенная в цель стрела – летит и летит, и ее путь становится ее продолжением, частью ее тела. Илаза – и ее путь. Наивысший смысл жизни – идти, переставлять ноги, все вперед и вперед…
Впереди показался просвет. Она засмеялась, не веря себе: так скоро?! Так просто? Или просека? Ведущая к жилью?
Она побежала. Не обращая внимания на бьющие по лицу ветки. Будто к поясу ее привязана крепкая упругая веревка, и ее тянут вперед… Когда вообразишь себе такое – легче бежать. Легче идти. Ну… Уже… Ну…
Она по инерции прошла еще несколько шагов – и стала. Еще один овраг?! Да сколько их в этом лесу, одинаково глубоких и длинных?
Она нерешительно двинулась по краю – и увидела обломанную ветку. Дальше – еще одну; огляделась, взяв себя за лицо. Зашаталась и тяжело осела.
Водит? Водит проклятый лес, или она сама виновата, сбилась с прямой, завернула в сторону, дура, сделала круг, как деревенская девчонка в погоне за грибами?..
Солнце стояло в зените. Жестокий, маленький белый глаз.
Она стиснула зубы. Так просто она не сдастся. Теперь она будет умнее, и оставшиеся полдня не пропадут так бездарно…
Здравый смысл спросил тихонько: полдня? А почему не отдохнуть, и с новыми силами… Завтра… с утра…
Она мрачно ухмыльнулась. Паук наверняка почует неладное и спутает ее, как лошадь. С путами на ногах далеко не уйдешь…
