здорово.
Разговор резко обрывается. Я краснею и тереблю манжеты рубашки. Мы с Данте были не совсем сдержанны, а теперь я стою здесь только в его рубашке, и от меня разит сексом.
— Я не хотела быть грубой ранее, — выпаливаю. — Имею в виду, когда в первый раз пришла в себя.
Намек на улыбку появляется на его лице.
— Ты бы этого не сделала без провокации.
— Да, но не ты меня провоцировал… Где он, кстати?
Джозеп кивает головой в сторону кабины пилотов.
— Я думаю, он делал вещи и похуже, — перестаю возиться с манжетами и подхожу к свободному креслу по другую сторону прохода. — Может быть, у меня развивается терпимость к его иррациональному поведению?
— Возможно.
— В любом случае, что вы оба там делали сегодня вечером? — спрашиваю я его. — У меня такое чувство, что Данте заскочил не просто ради удовольствия побыть в моей компании. Работник отеля…
Его улыбка исчезает. Джозеп захлопывает ноутбук и кладет его на стол перед собой. Я пристально изучаю его. Он самый старый друг и доверенное лицо Данте. Они вместе служили в армии США, и когда-то у него была «любовь, подобная нашей». Его слова. Сказанные в момент, когда все наши жизни висели на волоске. У меня не было возможности разузнать больше подробностей ― не когда ФБР следило за каждым моим шагом.
— Поздравляю с наградой, — внезапно говорит Джозеп.
— О, — я немного озадачена. Джозеп скуп на слова. Это высокая похвала, исходящая от такого человека, как он.
— Ты это заслужила. Статья хорошая. Ты прекрасный репортер.
— Вау, спасибо… Это правда, что Данте дал мне зацепку?
Как по сигналу дверь кабины пилотов распахивается. Волосы растрепаны, на нем та же одежда, что и раньше, выглядит таким же измученным, как и я, но гораздо лучше меня. В его руке большой стакан с чем-то крепким. Я вижу, как он останавливает свой темный взгляд на мне, одетую в его рубашку, прежде чем переключает его на Джозепа. Американец бросает на него ответный взгляд. О чем бы они ни спорили ранее, очевидно, это не решено.
— Мы скоро приземляемся, — говорит Данте, подходя к тому месту, где я сижу. — Пристегни ремень безопасности.
— Куда мы?
— Этого места нет на карте.
Он плюхается на сиденье рядом со мной и выпивает остатки своего напитка.
Я чувствую, как мой гнев поднимается на поверхность, словно пузырьки в шампанском Андрея Петрова.
— Неужели ты недостаточно доверяешь мне, чтобы сказать?
— Конечно, я тебе доверяю, — в его голосе звучит раздражение. Он сжимает челюсти. Я вижу, как напрягаются мышцы под его щетиной.
— Я больше не какая-то беспомощная женщина, которую ты можешь запереть в темноте, Данте. Я более чем способна нажать на этот курок…
— Хватит!
Странная эмоция снова мелькает на его лице. Это сожаление? Раскаяние? Теперь я его падший ангел? Смотрю на него, когда осознание того, что я сделала, обрушивается на меня. В течение шести месяцев я несла это бремя в одиночку.
Я убила человека.
Я отняла жизнь, чтобы другой человек ― мужчина, которого я люблю, ― мог продолжать убивать. Ирония была бы довольно фантастической, если бы это не было так чертовски ужасно.
Внезапно почувствовав тошноту, я встаю, чтобы пересесть на другое место, которое находится далеко-далеко от него, но он хватает меня за руку, чтобы остановить.
— Сядь.
— Убери свои руки от меня!
Данте почти до боли усиливает свою хватку.
— Я, черт возьми, сказал тебе сесть на место.
— Нет! — каким-то чудом мне удается отдернуть от него свою руку. — И, как уже сказала, я больше не твоя покорная маленькая игрушка. Ты открыл меня этому миру. Ты вложил этот пистолет в мою руку, так что тебе лучше, мать твою, смириться с последствиями.
Вижу, как он удивленно вскидывает брови.
— Покорная? Какую странную версию событий ты придумала для себя? Я не трахаюсь с покорными, Ив. Ты знаешь, что твое неповиновение делает со мной.
— А как насчет того, когда ты морил меня голодом, унижал и запирал в своей спальне? Это сделало меня довольно покорной, но с тех пор я прошла долгий путь.
Джозеп делает все возможное, чтобы игнорировать нас. Я почти испытваю облегчение, когда Данте снова говорит ему свалить, чтобы мы остались наедине.
— Пойду, принесу тебе таблетки, — бормочет он, берет свой ноутбук и направляется прямо в заднюю часть самолета.
Между нами воцаряется напряженная тишина.
— Я твоя шлюха, Данте? — тихо спрашиваю.
Он вздрагивает, но быстро приходит в себя. Данте поднимается на ноги, пристальным взглядом, со свирепой интенсивностью впиваясь в мои глаза.
— Почему, черт возьми, ты сказала подобное?
— Как бы ты меня назвал? Кто я для тебя? Твоя любовница? Твоя любимая? Я не твой партнер, это точно… Это означало бы, что мы равны, а это явно не так.
— Тогда выходи за меня.
У меня отвисает челюсть.
— Ты не можешь быть серьезным.
— Ты хотела ярлык — я даю его тебе. Мы найдем священника, как только приземлимся. С того момента ты будешь моей женой.
Его взгляд становится каким-то отстраненным. Эта идея только что пришла ему в голову. Он все еще прикидывает в уме риски и выгоды.
Я люблю этого мужчину, но никогда не смогла бы стать его женой. Сама мысль об этом абсурдна. А как же моя карьера, друзья? А как насчет детектива Питерса? Боже милостивый, ФБР устроило бы из-за этого настоящий скандал. Я не хочу прожить свою жизнь в бегах, но есть что-то еще, что вытесняет все это.
Данте никогда не говорил мне, что любит меня. Он сам сказал — он на это не способен.
— Нет, Данте, — говорю я мягко. — Я не выйду за тебя замуж.
— Выйдешь.
Меня ждет мать всех битв из-за этого. Уверена в этом. Он обдумывал эту идею целых десять секунд и решил, что в ней нет ничего неблагоприятного. Что касается его, то это решенная сделка, ― к черту мои чувства.
— Нет. Мой ответ — нет.
Я решительно качаю головой, чтобы показать ему, насколько я серьезна.
— Почему?
«Потому что я не могу выйти замуж за мужчину, который не любит меня».
— Я больше не хочу это обсуждать. Это просто нелепо.
Я помню, как однажды умоляла его не говорить о нашем будущем, что это раздробленный портрет, который мы никогда не сможем понять. Тем не менее, как бы я ни была яростно против того, чтобы выйти за него замуж, я также не могу представить, что его не будет в моей жизни, со всем его прекрасным, расточительным упрямством.
