Эта фраза носила двусмысленный характер. Из неё не было ясно — станет ли Троцкий выступать на съезде с требованием опубликовать ленинскую статью или хотя бы ознакомить с ней делегатов съезда или он пойдет ещё раз на компромисс со Сталиным, отказавшись бороться за публикацию статьи, которая во всех отношениях была бы для последнего опасной.
Прочитав письма Каменева и Троцкого, Сталин резко изменил свою тактику. По-видимому, сразу же после их получения он вступил в переговоры с Ульяновой и Фотиевой, итогом которых явилось написанное в 9 часов вечера новое письмо Фотиевой Сталину. В нём сообщалось, что Ульянова высказалась в том смысле, что печатать статью нельзя, так как прямого распоряжения Ленина об её опубликовании не было, и поэтому она считает возможным лишь ознакомление с нею делегатов съезда. Со своей стороны Фотиева на этот раз прибавляла, что «Владимир Ильич не считал эту статью законченной и готовой для печати»[133].
Это письмо Фотиевой Сталин не только принял, но и немедленно его использовал. В 10 часов вечера он написал заявление членам ЦК с резкими обвинениями в адрес Троцкого. «Я очень удивлён, — говорилось в этом заявлении, — что статьи тов. Ленина, имеющие безусловно высокопринципиальное значение и полученные тов. Троцким ещё 5-го марта сего года, тов. Троцкий нашёл возможным держать под спудом более чем месяц, не доводя его (так в тексте. — В. Р.) до сведения Политбюро или Пленума ЦК вплоть до кануна открытия XII партсъезда. Об этих статьях говорят, как мне сообщают сегодня делегаты съезда, вокруг них складываются среди делегатов слухи и легенды, о них знают, как я узнал сегодня, люди, ничего общего с ЦК не имеющие, сами члены ЦК вынуждены питаться этими слухами и легендами, между тем ясно, что ЦК должен был быть прежде всего информирован об их содержании»[134]. Заявление заканчивалось фарисейским утверждением: «Я думаю, что статьи тов. Ленина следовало бы опубликовать в печати. Можно только пожалеть, что, как это ясно из письма тов. Фотиевой, их, оказывается, нельзя опубликовать, так как они ещё не просмотрены тов. Лениным»[135].
Получив это заявление Сталина, Троцкий тут же направил письмо членам ЦК, в котором сообщал, что статья была прислана ему Лениным в секретном и личном порядке и что «несмотря на выраженное мною в тот же час намерение ознакомить членов Политбюро со статьёй, т. Ленин категорически высказался против этого через т. Фотиеву»[136]. Троцкий напоминал, что через два дня после получения им статьи здоровье Ленина ухудшилось и поэтому дальнейшие переговоры с ним по этому вопросу прекратились. Далее Троцкий писал, что только из вчерашнего разговора с Фотиевой по телефону и из её записки Каменеву он узнал, что никаких распоряжений относительно статьи Лениным не было сделано, и поэтому передал вопрос о судьбе статьи на решение ЦК. В случае осуждения кем-либо его поведения в этом вопросе Троцкий предлагал расследовать его в конфликтной комиссии съезда или в особой комиссии.
В тот же день Троцкий имел личную беседу со Сталиным, в которой последний заявил, что в вопросе о судьбе ленинской статьи он не видит никаких неправильных шагов со стороны Троцкого и подтвердит это в письменном заявлении. 18 апреля Троцкий направил Сталину письмо, в котором указывал, что такого заявления он не получил, в то время как первое заявление Сталина «остаётся до настоящего момента не опровергнутым Вами и позволяет некоторым товарищам распространять соответственную версию среди части делегатов»[137]. После этого Сталин немедленно снял свои обвинения в адрес Троцкого. Однако сам факт разжигания склоки по этому вопросу, очевидно, явился одной из причин того, что Троцкий не проявил должной решительности при дальнейшем обсуждении судьбы ленинской статьи.
Президиум XII съезда на заседании от 18 апреля констатировал, что «записка т. Ленина по национальному вопросу стала известной ЦК только накануне съезда, совершенно независимо от воли какого-либо из членов ЦК, а лишь в связи с отданными т. Лениным распоряжениями и с ходом его болезни»[138], поэтому распространение каких-либо слухов о задержке обнародования этой записки является клеветой. Одновременно было принято решение: огласить записки Ленина по национальному вопросу, а также весь материал, относящийся к ним, на заседании «сеньорен-конвента»[139]; после этого членам президиума огласить эти материалы на делегациях съезда; не оглашать эти материалы на секции съезда по национальному вопросу.
Об атмосфере, в которой происходило обсуждение вопроса о судьбе ленинской статьи, свидетельствуют следующие факты. На заседании президиума съезда Троцкий привёл слова Ленина, мотивирующие запрещение показывать эту статью другим членам Политбюро: «Сталин пойдет на гнилой компромисс и обманет». Сталин же на заседании «сеньорен-конвента» позволил себе заявить, что статья и записки по национальному вопросу были «написаны больным Лениным под влиянием «бабья».
Несмотря на это, на заседании говорилось «как о чем-то само собою разумеющемся», что ленинская статья должна быть опубликована, может быть, как предлагали некоторые, лишь с удалением «слишком резких личных моментов»[140]. Тем не менее, «сеньорен-конвент» подтвердил решение президиума съезда о запрещении оглашать ленинские документы на пленарных заседаниях и на секции по национальному вопросу, в результате чего грузинские оппозиционеры были лишены права даже ссылаться на эти документы. Когда Мдивани в своей речи пытался цитировать отдельные положения ленинской статьи, председательствующий Каменев грубо прерывал его.
После съезда статья Ленина распространялась в списках среди членов партии и даже попала за рубеж, в результате чего она была опубликована 17 декабря 1923 года в меньшевистском эмигрантском журнале «Социалистический вестник». Несмотря на это, запрет на её публикацию в СССР не был снят вплоть до 1956 года.
X Роковые дни
В те месяцы, когда Ленин работал над своими последними статьями, внутри Политбюро происходили чрезвычайно драматические процессы. Приближался XII съезд партии. 11 января Политбюро утвердило Ленина докладчиком по политическому отчёту ЦК съезду. Однако вскоре стало ясно, что состояние здоровья Ленина оставляет мало надежды на возможность его участия в работе съезда. Встал вопрос о том, кому поручить выступление с основным политическим докладом.. Сталин на заседании Политбюро по этому поводу заявил: «Конечно, Троцкому». Его поддержали Калинин, Рыков: и Каменев (Зиновьев в это время находился в отпуске на Кавказе). Троцкий возразил против этого предложения, заявив, что партии будет не по себе, если кто-нибудь попытается как бы персонально заменить больного» Ленина. Он предложил провести съезд без вводного политического доклада, а членам Политбюро выступить с докладами по основным пунктам повестки дня. Троцкий прибавил к этому, что его отказ связан и с тем, что у него существуют с большинством Политбюро разногласия по хозяйственным вопросам: «Какие там разногласия?» — ответил Сталин. Калинин прибавил: «Почти по всем вопросам в политбюро проходят всегда ваши решения»[141].
«Сталин знал, — вспоминал впоследствии Троцкий, что со стороны Ленина на него надвигается гроза, и со всех сторон охаживал меня. Он повторял, что политический доклад должен быть сделан наиболее после Ленина влиятельным и популярным членом ЦК, т. е. Троцким что партия ничего другого не ждёт и не поймёт. В своих попытках фальшивого дружелюбия он казался мне ещё более чуждым, чем в откровенных проявлениях вражды, тем более что побудительные мотивы его слишком торчали наружу»[142].
Обратим внимание, что 6 января, за несколько дней до обсуждения вопроса о политическом докладе, Сталин в письме членам ЦК предложил «назначить т. Троцкого замом предсовнаркома (предложение т. Ленина), отдав ему под специальную его заботу ВСНХ» и добавил, что это могло бы «облегчить нашу работу по ликвидации «хаоса»[143] (в области государственного управления. — В. Р.). Сталин изображал дело так, будто его предложение означает возвращение к предложению Ленина, выдвинутому в сентябре 1922 года. Однако между этими двумя предложениями было существенное различие. Ленин предлагал, чтобы Троцкий стал первым заместителем предсовнаркома, Сталин же предлагал, чтобы Троцкий стал одним из замов, отвечающим за конкретный участок работы.
Положение изменилось после возвращения Зиновьева, который стал требовать, чтобы с политическим докладом на съезде выступил он. Теперь мысль о представлении на съезде Зиновьева в качества преемника Ленина легла в основу фракционных действий «тройки». За спиной Троцкого шли непрерывные тайные совещания, в то время ещё в очень узком составе. После них Каменев обращался к наиболее доверенным лицам из руководства партии с вопросом: «Неужели же мы допустим, чтоб Троцкий стал единоличным руководителем партии и государства?»[144] Таким образом «тройка» впервые посеяла (сначала в кругу наиболее близких к ней лиц) доживший до наших дней миф о стремлении Троцкого к личной диктатуре. Тогда же впервые, и опять вначале закулисно, триумвиры и их приспешники стали ворошить прошлое, напоминая о дооктябрьских разногласиях Ленина с Троцким и подготавливая тем самым свой наиболее фундаментальный миф — о «троцкизме». Уже в начале 1923 года в списках стали распространяться анонимные памфлеты против Троцкого, которые в первую очередь напоминали о его «небольшевистском» прошлом.
