Но они просчитались, и мы появились в нужное время и с нужной стороны. Евгения Максимовна, а вы пока еще не узнали, кто все эти пакости придумывает и почему?
Эх, если бы я знала, чьих это рук дело, у меня бы сейчас так сердце не болело за семейство Кечаянов.
Я задумалась над тем, что сказал Вова.
Неведомый «кто-то» тоже прекрасно знал маршрут, по которому Арсен каждый день возвращается домой, и устроил засаду. Кто же ты, невидимый пакостник? Эх, доберусь я до тебя, узнаешь, с кем связался!
Мы с Вовой без проблем добрались до стоянки, я пересела в свою машину, и уже на двух автомобилях мы вернулись обратно.
По холлу из угла в угол ходил Кечаян.
Увидев меня, он подбежал ко мне, схватил за руку и потащил по лестнице в свой кабинет. По его лицу я поняла — случилось что-то еще.
— Они опять звонили! — выпалил мой запыхавшийся клиент.
— Когда? Что сказали? Откуда звонили?
— Как только вы уехали. Определитель номера не высветил, так что опять, наверное, из автомата звонили. Сказали, что я могу нанять еще хоть десяток телохранителей, им наплевать. Потому что мне все равно ничто не поможет. Что же это делается, а?
М-да.., значит, противнику стало обо мне известно. Как произошла утечка информации? Ведь о моем статусе знал весьма ограниченный круг людей. Что ж, у меня больше не возникало сомнений, что угрозы исходят либо от того, кто работает на «Ковчеге», либо от того, на кого «засланный казачок» работает. Может, сегодняшняя встреча с теми, кто шантажирует Лину, прольет свет на эту темную лошадку? Но сначала надо съездить на завод.
* * *
До «Ковчега» мы добирались окольными путями. На заднем сиденье пыхтели, прижатые друг к другу, охранники. Да уж, извините, мой «Фольксваген» вам не джип.
Для такого количества народу машинка несколько маловата. Зато в ней безопасно.
Около ворот мы остановились и посигналили. Из окна будки выглянул охранник. Кечаян помахал ему рукой, и ворота открылись. Мы подъехали к зданию офиса.
В приемной сидело несколько человек.
Судя по одежде, работали они где-то в цехах. Когда Арсен вошел, ожидавшие поднялись со своих мест, вежливо поздоровались и двинулись было к нему, держа в руках какие-то бумаги.
— Что это у вас? — спросил удивленный Кечаян.
— Да вот, хотели отпуск за свой счет взять. А Литвиненко сказал, что, пока вас нет, он ничего подписывать не будет. Тем более такое сейчас творится… Мы думали, Сурен Вартанович может подписать, он же вроде за вас пока.
— Ира, позвони в отдел кадров, пусть Литвиненко подпишет заявления. Скажи, я разрешаю. Мне сейчас некогда. Сурен там?
Ирочка при виде меня изобразила на лице жалкое подобие улыбки.
— Да. Только что вошел.
Сурик сидел в директорском кресле с красным лицом и что-то кричал в трубку.
Увидев нас, он сказал невидимому собеседнику:
— Вот Арсен Баграмович подъехал, с ним и будешь разговаривать.
Он бросил трубку и с глубоким вздохом откинулся на спинку.
— Ужас! Я думал, что умру к концу рабочего дня. Нечто невообразимое происходит! Всем сразу что-то надо. Народ на взводе. Да еще утром по «Радио-Омега» передали, что будто бы мы под видом производства вина просто мешаем спирт, иногда сомнительного качества, с компотом и соком. А в результате получается гадость, какую в рот не возьмешь. Вроде мы специально отраву делаем. И на заводе говорят, что не только эта радиостанция такое про нас треплет. Некоторые еще и похлеще слышали. Бойко предложил прокатиться по редакциям и набить журналистам морды. А еще все утро тут сотрудники ОБЭПа крутились, работать не давали. То по складам лазили, то в бухгалтерии сидели, в документах рылись. А сейчас Щербаков звонил. У него после их визита, видите ли, язва обострилась. Домой ему надо. Куда я его сейчас отпущу? И Ширшина опять домой отпросилась с утра. У нее, как всегда, проблемы коммунального характера — якобы трубы прорвало. Сразу после обэпников и смылась. Короче, никто работать не хочет.
При виде расстроенного лица Сурика я пожалела Кечаяна. Вот несчастный мужик!
В каком коллективе трудится — сплошные проблемы. Одна только Ширшина чего стоит. Не хотела бы я оказаться ее сосед-. кой. Точно — в коллективе где-то работает тот, кто хочет занять место Арсена. А может, виновник всего происходящего Сурик?
Сначала я чуть не села от такого предположения, неожиданно пришедшего мне в голову. Но тут же задумалась — а что…
Сурик знал, что я не секретарь Арсена, а его телохранитель. Также ему известна дорога, по которой ежедневно ездит его шеф.
Он вхож в его дом. Может, он случайно подслушал разговор Лины по телефону с кем-нибудь из бывших подруг и узнал о ее прошлом? Все выглядит очень подозрительно. Разве у него нет шанса занять пост Кечаяна после того, как того сживут со свету? Разве он фактически уже не является негласным заместителем Кечаяна, который сам называл Сурена «своей правой рукой»? Одно «но»: какой смысл Сурику намекать на национальность Арсена, когда сам он, в отличие от полукровки-шефа, чистокровный армянин, правда, всю жизнь проживший в России? Правда, он мог специально говорить с «националистическим уклоном» по телефону, чтобы отвести от себя подозрения… Опять сплошные вопросы.
Кечаян прошел на свое рабочее место.
Сурик с заметной радостью освободил директорское кресло, а я прошла к своему столу. Арсен нажал кнопку селектора на своем телефоне:
— Ира, попроси всех начальников отделов зайти ко мне через десять минут.
Будет маленькое совещание.
Когда в кабинете собрались все замы, стало ясно, что денек выдался на заводе жаркий. Вид у всех был потрепанный. Особенно в этом смысле отличался Сергей Валентинович Щербаков, начальник производственного отдела. В первый день я даже не узнала, как его зовут, потому что неудержимо засыпала под звук его унылого доклада. Он и сегодня был похож на ослика, но теперь — на неизлечимо больного ослика. Щербаков вздыхал, закатывал глаза и всем своим видом показывал, что пушкинская строчка «и к обеду померла» написана именно про него, если он немедленно не отправится домой.
Первым речь толкнул Литвиненко. Говорил он всегда явно то, что думает, не выбирая особо выражений:
— Идиотизм какой-то! У нас под носом какие-то жертвы аборта сдают в магазины «левую» дрянь. К нам приходят толпы из органов. Нас проверяют как пацанов каких-то. Хорошо хоть, уголовное дело на нас не завели. А если эти скоты научатся такую фальшивку делать, что нас всех посадят без суда и следствия? Доказывай потом, что не мы ее выпустили.
Возмущаясь происходящим, он пару раз шарахнул кулаком по столу. А Щербаков всякий раз вздрагивал так, будто Литвиненко стучит ему по голове.
Начальник отдела сбыта сидел бледный как мел. Платок в его руках был мокрым от пота. Лысина его блестела.
Арсен обратился к нему:
— Александр Сергеевич, за последнее время из Новоармейска никаких предложений о сотрудничестве не поступало?
Лебедев поднял глаза на шефа:
— Что вы, какое сотрудничество! С этим Новоармейском работать никто не хочет.
Там же самогонных аппаратов больше, чем населения. Я просто удивляюсь, как туда столько вина ухитрились на продажу сдать, ведь в городе спиртным отродясь в магазинах не торговали — невыгодно. И тем не менее поддельное вино, оказывается, специально для праздника в магазине купили.
Это же четыреста бутылок! А заказать такую большую партию можно только у нас на заводе. Но к нам из Новоармейска никто не обращался. Это точно.
Он вздохнул и полез в карман за новым носовым платком.
Арсен тем временем переключил свое внимание на Бойко.
— Владимир Федорович, а какие у вас предположения по поводу случившегося?
Главный снабженец «Ковчега» сидел, подперев ладонью подбородок, и разглядывал громоздкую декоративную пепельницу, стоявшую посередине стола. Не меняя позы, он сказал:
— Предположений миллион. Бутылки делаются на заводе технического стекла, этикетки печатаются в типографии номер три. Все это можно купить. Надо у них узнавать, кто к ним обращался, а так мы будем топтаться на месте. Собственно, пусть милиция этим и занимается. У нас своих проблем хватает. А на борзописцев надо в суд подать.
Арсен обвел взглядом сидящих в кабинете и тихим, но притом каким-то звенящим голосом заявил:
— В общем, так! С сегодняшнего дня каждый из вас особо строго будет следить за работой своего отдела, и за действие каждого своего подчиненного вы будете отвечать головой. Почему даже от своих заместителей я не могу узнать что-то путное? У меня такое ощущение, что вы работаете отдельно от своих отделов. Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам.
Ведь только от одного человека я смог услышать вразумительный ответ.
Лебедев запыхтел, сделал серьезное лицо, но было ясно: он доволен тем, что шеф хоть и не напрямую, но все-таки похвалил его. Мне он был наиболее приятен из всех замов. А еще мне нравился Литвиненко. Наверное, за прямоту. Бойко был каким-то странным, чересчур разнузданным, что ли. Про Щербакова я ничего не могла сказать. А вот Ширшина явно мутная тетка. Она мне не нравилась.
