не происходило с нашей семьей уже три поколения, из за чего источник продолжал слабеть с каждой передачей. Оливеру же в любом случае подобрали бы хранительницу.
В ответ мой жених долго молчал, явно обдумывая слова Доротеи. Я не могла его видеть и не знала, что он чувствовал. Был ли он раздражен? Встревожен? Смотрел ли на сестру с любовью? Нежностью? Я не понимала этого человека и не знала, заинтересован ли маркиз в Доротее так же, как она в нем.
— Этого не будет, Доротея. Ты всегда знала, что я женюсь на твоей сестре. Даже если я разорву эту помолвку, принеся огромные проблемы прежде всего вашему роду, позднее появится другая — хранительница источника. Я сочувствую твоему горю и не хочу тебя ранить. Я ценю все, что ты мне дала. — его голос был мягким и успокаивающим.
Оливер не говорил сестре, что любил ее, но также не говорил, что не любил. Они оба были ответственны за то, что флирт, начавшийся три года назад, зашел так далеко. Тем не менее, я видела, как отчаянно Доротея пыталась держаться за эти отношения. Я знала что сестра, так же как и я когда-то, мечтала о Тенбрайке, когда он даже не знал о нашем существовании. И я видела, что Оливер избегает открытых ответов, продолжая питать бессмысленную надежду моей сестры.
Доротея долго смотрела в ту часть комнаты, где сидел Оливер. Я не понимала, как она собиралась убеждать его отказаться от свадьбы. Да, при таком раскладе Тенбрайки пострадают меньше, чем Торнхары, но это скажется на их личных взаимоотношениях с очень суровым молодым королем, что вряд ли мог допустить отец Оливера.
— Помнишь, как я пришла к тебе в первый раз? Ты тогда говорил, что я единственное твое утешение в этом брака. Говорил, как счастлив держать меня в своих руках. Говорил что я идеальна. Я не хочу, чтобы мы заканчивались, Оливер. Я дам тебе все, когда ты захочешь и как ты захочешь. Если хочешь… если хочешь, мы можем сделать это прямо сейчас? Я готова дать тебе все.
— Боже, нет! Доротея, как ты можешь говорить подобное сейчас?
Доротея встала из-за стола и подошла… наверное к Оливеру, я не могла видеть ту часть комнаты и не знала, что там происходило.
— Жизнь так несправедлива… Почему я родилась второй? Почему Элли вообще родилась? Почему она существует? У меня подходящий дар, знания и талант к управлению. Я люблю тебя, я хочу подарить тебе первенца, мне было суждено быть твоей. Я должна была быть на ее месте. — Доротея плакала, ее речь становилась неразборчивой.
— Тшш… тише, успокойся. Ты говоришь страшные вещи, на самом деле ты так не думаешь… Доротея, я должен идти. Нельзя позволить, чтобы нас заметили. — Если честно, я не слышала в голосе Оливера особой поддержки. Скорее, усталость и желание уйти.
— Нет, не уходи. Пожалуйста, я не могу потерять тебя… — Следующая часть речи Доротеи была слишком неразборчивой, и ответ моего жениха был таким же тихим.
Поняв, что ничего нового не услышу, осторожно вышла из комнаты. В принципе, я не узнала ничего нового, только то, что их отношения и желание общаться друг с другом были настолько сильными, что они уже меньше боялись публичности, того, что их заметят.
Когда Доротея поставила свою одержимость Оливером выше будущего нашей земли? Нашей семьи? Наших людей?
Следующие четыре часа я провела с Алеком. Брат был расстроен и, кроме того, мучался страшным похмельем. Я несколько раз пыталась заговорить с ним об отце, но Алек не был готов это обсуждать — закрывался и злился. В итоге я решила, что он не готов, решила обсудить, что он видел в последние дни.
Алек рассказал, что последние дни провел с пьянчугами в разных тавернах. Брат был восхищен жизнью обычных людей и также был полон идей по улучшению их быта, говорил о дорогах, снижении налогов, новом производстве.
Я внимательно слушала и не перебивала. Брат лежал на моих коленях, и я перебирала его светлые волосы, как тогда, когда мы были детьми, и он рассказывал о своих мечтах служить в гвардии, иметь в друзьях герцогов и маркизов. Я была рада, что слова Алека сейчас были другими, что он думал о нашей земле, наших людях. Брат по-прежнему был очень наивен, потому что все крупные проекты планируются много лет, и этим занимается целая группа специалистов, которые оценивают просьбы жителей и возможности казны. Но сейчас было не время и не место обсуждать это. Если он хочет вникать в этот вопрос, мы можем организовать для него тех же учителей, что были у меня и Доротеи. Сейчас же я просто хвалила идеи и энтузиазм Алека.
Оставшуюся часть вечера я посвятила проверке комнат для прибывающих жрецов и документации после последней церемонии передачи источника. Мне доставили отчет о передвижениях Алека в первые дни после смерти отца, включая информацию о посещенных им тавернах и компании. Оказалось, что брат даже провел время с некоторыми особами с криминальным прошлым — список их имен и преступлений был приложен. Теперь, когда Алек возвращен, отчет потерял свою актуальность.
Позже я также провела два часа со специалистом по протоколу, который должен был убедиться, что я знаю, что должна буду делать. Завтра вечером пройдет генеральная подготовка, в этот раз уже в храме, где все участвующие должны будут имитировать весь ритуал. Это было сделано для того, чтобы на самом ритуале не было никаких проблем и задержек.
В итоге в свои покои я возвращалась голодная и уставшая, впереди еще было огромное количество работы, а маму так никто и не видел после смерти отца, кроме ее личной служанки. Милли сразу поняла, что у меня нет сил на ночные разговоры, и очень быстро подготовила меня ко сну.
На постели меня ждало письмо. Письмо было от брата, и Алек просил меня приехать завтра в полдень в Мокт — самую крайнюю деревню нашей территории, граничащую с великой пустошью. Он говорил, что это очень важно, что он в отчаянии и что это откроет мне наконец глаза на Доротею и ее план, который был опасен для нас всех. В письме говорилось, что брат не может обсудить это со мной дома, а в Мокте нас никто не услышит. Брат просил никому не сообщать, куда я еду.
До сегодняшнего дня Алек никогда не писал мне писем.
По эмоциональному фону, который я получала, я поняла, что, несмотря на то что моя
