животных. Мы быстро двигались, очевидно, группой, но я не могла сказать, сколько людей или животных было в этой группе.
Я медленно вспоминала, как оказалась в таком положении. Письмо, кем бы оно ни было написано, оказалось ловушкой. Я не знала целей моих похитителей, но надеялась, что им просто нужны деньги. Приезд в Мокт был абсолютной глупостью. понятия не имею, почему вторая половина моего разума решилась на это. Доверие к Алеку? Отсутствие жизненного опыта и понимание того, к чему это может привести?
Хуже всего было то, что я обязана была вернуться домой к завтрашнему дню. Сегодня вечером должна была состояться финальная проверка и репетиция ритуала, а завтра — сам ритуал. Если меня не будет на ритуале передачи источника, через пару дней источник перейдет в режим сохранения, и разбудить его будет невозможно. Через сорок дней источник умрет, и вместе с ним погибнет большая часть наших земель. Страх за мой дом и жизни тысяч людей заставил меня действовать.
— Отпустите меня, вы не понимаете, кем я являюсь! — громко закричала я. Я не имела в виду свой благородный статус или статус будущей герцогини. Я говорила о своем статусе будущей хранительницы источника, чья пропажа могла стоить жизней тысяч людей. — Отпустите меня, свяжитесь с баронессой Торнхар или герцогом Тенбрайк, или даже с самим королем! За меня заплатят любой выкуп!
Я почувствовала, как гомон вокруг затих, животное подо мной замедлило ход, перешло на плавный шаг, а затем и вовсе остановилось. Несколько человек засмеялись, а потом обменялись фразами на незнакомом языке. Когда я поняла, что это за язык, мне стало по-настоящему страшно. Этот язык не изучали в школах, и единственная причина, по которой я его знала, было мое увлечение древними культурами и историей.
Люди, похитившие меня, разговаривали на аракийском — главном языке Республики Аракии, находящейся на юго-востоке от Королевства Валлед. Когда-то у двух государств существовали дипломатические и торговые отношения, но из-за расширения пустоши и уменьшения границ всех государств, Республика Аракия оказалась полностью изолированной Великой Пустошью и потеряла все взаимоотношения с другими государствами.
Аракийцы были известны своей способностью приспосабливаться к пустоши и выживать в ней значительно дольше, чем остальные. В отличие от валледцев, которые умирали в пустоши в течение двенадцати часов, большая часть аракийцев могла провести в ней до двадцати часов и выйти живыми, несмотря на истощение и серьезные пожизненные последствия для здоровья. Рекорд выживания в пустоши аракийцем составлял чуть менее тридцати пяти часов. Благодаря таким особенностям, многие надеялись, что Аракия сможет продолжать нормальное существование, даже не имея объединенных границ с соседями.
Однако с ростом проблем и страха в республике, беззаконие расцвело во всю силу. Правительство не смогло вовремя остановить панику и рост преступности. В хаосе многие источники были разорены вандалами, разбиты на осколки и разворованы с целью продажи на черном рынке как артефакты защиты от пустоши.
Использовать осколки источников как артефакты было чистым безумием. Без хранителя и в разломанном состоянии источник умирал, и его заряд в пустоши хватало лишь на пару лет, в зависимости от размера осколка. Тем не менее, они действительно защищали от пустоши и позволяли проходить сквозь мертвые земли группам людей. Некоторые осколки попали на черный рынок и были проданы за миллионы золотых, другие же оказались в руках криминальных групп, которые теперь могли передвигаться через пустошь. Эти группы аракийцев здесь называли кочевниками, и я понимала, что попала именно в их руки. Учитывая, что дипломатические и торговые отношения с Аракией были прерваны, никто, кроме кочевников, не мог находиться там, в Мокте, на границе с пустошью и разговаривать на аракийском.
И это означало что мои проблемы были совсем другого масштаба.
Я почувствовала, как кто-то схватил меня за талию и стянул с животного, на котором я лежала поперек, после чего я упала на землю, как мешок с картошкой. Я попыталась сразу встать, но перед глазами мерцало, голова безумно кружилась, и ноги меня не держали, к тому же я запуталась в своих юбках.
В это время я услышала, как похитители засмеялись, а затем вновь раздался топот животных, на которых меня везли.
Я понимала, что похитители бросают меня, и постаралась как можно быстрее избавиться от мешка на голове, начав с развязывания тесемок у горловины.
Наконец, стянув мешок с головы, я смогла осмотреться. Впереди я видела группу всадников, поднимающих огромное количество пыли. Они быстро удалялись от меня на своих длинноногих рациканах — местном аналоге верблюдов.
Надо мной раскинулось безоблачное насыщенно коричнево-желтое небо, а вокруг не было ничего, кроме песка и камней на многие километры вокруг. Я чувствовала, как температура моего тела стремительно повышается, а внутри пробуждается страшное сосущее чувство. Пустошь убивала, поедая человека заживо, заставляя его мучительно умирать от истощения, голода, жажды и отказа внутренних органов.
Мои похитители были уже почти незаметны на горизонте, они быстро удалялись, унося с собой осколок чьего-то источника, который защищал их. Оставляя меня одну, беззащитной против пустоши. Это значило, что мне оставалось жить чуть менее 12 часов.
* * *
Я шла… вперёд. Шла уже несколько часов. У меня не было возможности следить за временем, но я запомнила положение солнца в тот момент, когда мои похитители скрылись из вида. Если следить за положением солнца, я смогу примерно делать вывод о том, сколько прошло часов.
Жара была невыносимой. Я сбросила все свои юбки и осталась в светлых панталонах и нижней сорочке. Юбку я разорвала на лоскуты и обмотала ими голову, остальные куски распределила по открытым участкам кожи, включая лицо. Не время и место для соблюдения приличий. Мои собственные следы помогали мне выдерживать направление, мне нужно было найти любой опознавательный знак, старую башню, что угодно, чтобы попытаться выяснить, где я нахожусь. Для этого нужно было выбрать направление и просто двигаться вперёд, не кружить, не поворачивать. Я обожала книги о прошлом этого мира, прекрасно знала историю ближайших земель и надеялась, что я набреду на руины известных зданий, а после уже буду решать, куда идти, в зависимости от того, чем окажутся эти руины. Пока же все было безрезультатно.
Я не сразу пришла к этому решению. Первые пятнадцать минут после осознания моего положения были потрачены на полноценную истерику. Я плакала, боялась, тряслась, отрицала реальность. В моем сердце и голове поселился ужас за судьбу моей семьи и жителей нашего баронства. Я понимала, что мои шансы вернуться отсюда живой стремились к нулю. Пустошь высасывала из меня
