В первый же мой рабочий день, оставив Калинина наедине с Рыковым и Бухариным, я обнаружил на своем столе, в ящике «входящие», кипу бумаг. Пошел к товарищу Поскребышеву, с предъявой. Я мол, герой- охранник, а не бумажный червь.
Но Александр Николаевич, смиренно попросил меня не выеживаться, а приступать. Как человек грамотный, я легко справлюсь, ничего сложного мне не поручат. Потом коротко объяснил, что и как я должен делать с этими бумагами. Приступай, Боб, и не волнуйся, я, поначалу, буду проверять.
Он оказался прав, ничего сложного. Пакет документов, по какому либо вопросу, выглядит, в общем-то, одинаково. Сам документ. Заключения экспертов, отзывы специалистов, лист согласований, визы ответственных руководителей. Моя задача, вовсе не изучать документ, это, скорее, ненужно. Я должен, прежде всего, изучить все отзывы с резолюциями. И на основании этих отзывов и резолюций, написать короткую, максимум в два –три предложения, сопроводиловку, о чем идет речь. И рекомендацию — отказать, отложить, вернуть на доработку, согласовать для рассмотрения в политбюро, и тд.
Потом это дело кто-то там сортирует, исходя из вот этих сопроводиловок, и других неведомых мне критериев, и лишь потом, меньшая часть этих бумаг,попадает к Поскребышеву. Который и доносит это до вождя.
Навсегда запомню первый отработанный мной фолиант. Товарищи с Дальнего Востока родили идею автономной области удэге. И протолкнули этот вопрос на рассмотрение в канцелярию СНК и ВС. Визовый лист был заполнен энергичными резолюциями народных комиссаров, их замов, и товарищей из аппаратов ЦК и Верховного Совета. Если коротко, то суть этих росчерков сводилась к простому- ' Да они там совсем о…уели! Других дел что ли нет⁈'. Поэтому, я с чистым сердцем рекомендовал вернуть это на доработку.
В принципе, если отстранится от специфики моего личного присутствия рядом с Калининым, то в работе референта — ничего сложного. Отработать поступившие документы, подобрать и выписать информацию или цитаты из книжек, для своего руководителя. Подготовить короткую справку, по тому или иному вопросу.
Но, в этой кажущейся простоте и незатейливости, были скрыты серьезные подводные камни. Кроме меня, на товарища Калинина работает достаточно большой аппарат. Своя референтура, куча стенографисток, машинисток, и разного рода помощников. Называется это «Особый Сектор Оргбюро» и возглавляется товарищем Поскребышевым.
При всей революционно-коммунистической сути власти в стране, вся эта шобла, как я уже и говорил, существует по древним законам внутренней борьбы и дворцовых интриг.
В моем случае, меня проверили на устойчивость уже спустя три дня после появления.
Я, только что отсидел ничего не понимающим истуканом за спиной Калинина, во время встречи того с непонятным мне товарищем Андреевым. Который, оказывается, член Политбюро. Вернулся к себе в закуток, и снова было приступил к изучению январского номера журнала «Военная Мысль». К Калинину приехал Рыков, и меня отпустили.
Но не успел я закурить сигарету, как курьер положил мне в ящик «входящие» пакет документов. Лениво потянулся, положил перед собой, и ничего не понял.
Кроме времени поступления в фельдъегерскую службу Кремля, шестнадцать тридцать, сегодня, аппарат Кремля не оставил ни одной пометки на этих документах. Что- невероятно.
Это был проект постановления Совета Народных Комиссаров. Сам документ был грамотным, деловым, и очень дельным.
В целях уменьшения количества детских домов в стране, для улучшения психологического состояния детей, и заботы о подрастающем поколении, предлагалось запустить программу усыновления сирот. Для стимулирования процесса, установить для усыновителей ряд льгот, как то — увеличение предоставляемого жилья, дополнительные выплаты, первоочередное санаторно-курортное обслуживание и еще ряд мер.
Госбанк, наркомфин, НКВД и ЦК, в один голос заявили, что нет средств и возможностей. Лаврентий Палыч, лично начертал, что его Комиссариат уже освоил средства, и ждет еще, а не это вот все. И в довершении, председатель СНК товарищ Рыков собственноручно написал:
«Отложить вопрос на тридцать девятый(зачеркнуто) сороковой год». Казалось бы — отказать, и все. Если бы не одна ерунда. Подпись, под попавшим мне на стол документом:
Народный Комиссар Образования, Крупская Н. К.
Все стало кристально ясно. Совет Народных Комиссаров, товарища Крупскую послал. И она, по простому, отправила документ Калинину. И любой, кто встанет на пути этого документа между ней и Калининым- считай труп. Не в прямом смысле, конечно. Хотя, кто его знает. Даже мне, за три дня в Кремле, уже было известно, что Надежда Константиновна –зверь.
Инструкция, что лежит у меня на столе, прямо предписывает отказ от рассмотрения. Понятно, что все до одного кремлевские клерки, отпрянули от этих бумаг как черт от ладана. И подставили меня под раздачу. Потому как, что бы я не сделал, буду неправ.
С другой стороны, может и верно, что это спихнули на новичка, какой с меня спрос? И я не стал ничего выдумывать. А просто взял бумаги, и пошел в приемную Калинина.
Товарищ Поскребышев, выслушал меня немедленно. Изучив документ, включая лист согласований, он позволил себе слегка улыбнуться. Для совершенно безэмоционального его лица это было столь неожиданно… Говоря по простому, можно считать что он заржал на всю Москву.
— Ступай к себе, Борисов — проронил он — подойдешь через час.
Потом встал и бесшумно скрылся с этими бумагами в кабинете Первого Секретаря…
Спустя час, я сидел в приемной, напротив Поскребышева, и не понимал, что я здесь делаю. Но, еще через десять минут дверь приемной распахнулась, и мы оба встали. Александр Николаевич, вообще то, не утруждается. Я не видел, что бы он вставал из-за стола навстречу посетителям. Но, в помещение вошла Надежда Константиновна Крупская.
Ее сопровождала красивая женщина, лет сорока, надо полагать ответственная-доверенная сотрудница. И фотомодельных кондиций девица, лет двадцати. Ничего такая. Видимо — помощница.
Девица, кстати, сразу заметила мой интерес, и задрала нос, демонстрируя непонятно что. А мне что? Я уже два раза посетил Селезневские бани, и мне пофиг. Но сделать ответный покерфейс не успел. Крупская спросила:
— Кто у него?
— Рыков — нет, всеж Будде, у Поскребышева, учится и учится.
— Ага — сказал Надежда Константиновна, и толкнула дверь в кабинет Калинина.
Дождавшись когда посетители войдут в кабинет, Поскребышев, немного подумал и кивнул мне головой. И я вошел следом, сразу же усевшись за свой столик.
В кабинете, несмотря на раскрытое окно, было накурено, на столе для совещаний были разложены какие-то документы. Рыков и Калинин сидели напротив друг друга, обернувшись на входящих.
Крупская молча подошла к этому столу и уселась. Положив свою черную трость прямо на стол, на разложенные на нем документы. Может мне показалось, но оба вождя покосились на эту палку с опаской. Обернулась к усевшейся рядом с ней красивой женщине, и взяла у нее из рук стопку листов.
— И что же это за херня? — умилила меня Надежда Константиновна народной простотой, обратившись к этим двум руководителям. А потом хлопнула по столу пачкой бумаг. Я разглядел проект постановления, что чуть больше часа назад отдал Поскребышеву.
— Кто из вас меня послал, мальчики? — продолжила Крупская — ты, Леша? Или ты Мишу попросил?
Я так понимаю, на документе появился категорический отказ в рассмотрении.
— Надя! — заговорил Рыков — в бюджете дыра, не время сейчас…
— Михаил Иванович — перебила его Крупская, обратившись к Калинину — ты понимаешь, что лидер страны, в первую очередь забоится о будущем?
— Не обостряй, Надежда Константиновна — поморщился Калинин — твой наркомат- один из главных приоритетов всего государства.
— Пустая болтовня! — отмахнулась вдова Ленина — и нежелание видеть дальше собственного носа!
— Наденька — от тона Калинина, даже мне стало несколько зябко — я тебе обещаю, что во втором полугодии следующего года, проект будет принят. Но здесь и сейчас, мы очень заняты.
