Салон полнился слухами. В полдень заработали позабытые всеми репродукторы, оповестили о приближающемся шторме. К вечеру городские пляжи будто повымерли. Набережную перегородили тяжелогружеными вагонами, их на железнодорожную колею, тянувшуюся от порта к вокзалу, выкатил на маневровом тепловозике лихой машинист, которого ветром унесло в залив… С противоположного берега Крыма прямо на Воронцовск надвигается двухметровая приливная волна.
«Всё, путешествие закончилось, начинается рейд. И чтобы не обнулить личные счета, придется попотеть. Пасут меня серьезные ребята, не “россияне” явно. Бютовцы шлюшенковские? Нет… Державна варта? Нет… Их, кажись, упразднили… Служба национальной беспеки?.. Вряд ли. На ко́су в такую погоду не каждый старожил сунется. Тем более на дальние лиманы: не ровен час, запутаешься в камышах, оступишься и затянет в чахлак. Так… А если министерство внутренних справ?.. Эти грязи не побоятся. Но выслеживать зловредных москалей не их функция… Надо поменять рисунок боя, уйти в тень, смимикрировать. Итак, position number one, мнимая: задрипанный рок-аутист притаранил наркоту от дилеров, ссыпал старику-алкоголику и понёсся к клиенту. Position number two[25], истинная: агент-рейдер из Москвы, нашпигованный патриотическим деривативом, перевёз через госграницу Украины CD– и DVD-болванки для многократного копирования на сервере с пишущим дисководом и последующей дистрибуции по запорожской и луганской глубинке, в те места, где затруднен доступ в Internet из-за отсутствия оптоволоконных кабелей или просто витой пары… Надо вжиться в первый образ, чтобы они дышали в затылок странствующему наркоману, равнодушного ко всему, кроме ро́ка в ушах. А потом выждать момент и выскочить, не доезжая точки. Надо как-то от них оторваться. Им нужен не я, им нужна подпольная CD-типография».
Он слился воедино с сидением, включил плеер, прокрутил громкость до отказа, и задвинул сумку подальше от прохода, под самое окно.
«У них иной дискурс, – вспомнил он термин, запавший в память с литинститутской лекции, – не наш. И дресс-код не местный. Остается одно – ждать и рассчитывать на себя…
Любопытно знать, догадались ли дубы в оргкомитете прописать как следует тэги на сидюшниках. Уже жаловались русины из Ужгорода, мол, запихивают CD-диск в дисковод, а там вместо содержания какие-то тарабарские значки. Да что там тэги, они даже накатку на диск с фирменным партийным лейблом не удосужились придумать, тоже мне конспираторы…»
Пустые, ненужные мысли отвлекали от страха, холодившего сердце и баламутившего сознание. Грохоча и подпрыгивая, автобус подъехал к «жэдэ»-вокзалу. Сквозь влажные стекла едва виднелись сигнальные огни последних отчаянных маршруток, прорвавшихся с косы в город.
Выгрузив нескольких пассажиров с чемоданами, водитель, невидимый в своей отгороженной плексигласом кабинке, потребовал доплаты. Пришлось вытащить кошелек, извлечь ещё десять гривен и передать вперёд.
Автобус повернул направо, и шофер прибавил скорости. За окном метались тревожные искорки – бесконечные ряды коттеджей и дач, малоэтажная курортная застройка. Где-то над головой буйствовал шквальный ветер, выдувавший ораторию в щелях между баллонами с пропаном, укрепленными на крыше.
«Они сверху как грузило, не позволяют свалиться в крен, а мы, бедолаги, в роли наживки для залихватистых удил-волн…»
«Человек пятнадцать осталось… Но меня беспековцы или кто они… трогать не будут, пока не выйду в адрес. Им нужны “явки и пароли”, как там вещал наш национальный лидер… До конечной остановки на такой скорости по ухабам минут сорок, если перемахнём через перемычку благополучно… Хитрова́н-кормилец, небось, ещё назад почешет… Во где “Формула-1”!..»
Порывы ледяного шквалистого ветра, казалось, взрезали застеклённые рамы насквозь, и прошивали ступни умиротворяющим холодом. По обезлюдевшей бетонке, поджимаемой с двух сторон сужающимися берегами, отслуживший все сроки автобус неумолимо рвался вперёд, встряхивая колесами на ухабах.
В заоконной скользко-лиловой темноте промелькнули белые будки.
«КПП “Воронцовская коса”… Взимают дань с курортников за проезд к пляжам. Наскребут гривен и пополняют ими местный бюджет, когда нечем выплачивать пособия по безработице “экологическим бригадам”. Весь Воронцiвск чистит по весне ко́су от мусора… А куда ещё податься инженерам, фрезеровщикам и токарям-универсалам? Предприятия позакрывались, в порту краны ржавеют… Таких, как Паша, царство ему небесное, здесь целый город».
Горемычный шофер не успевал и прибавил газу.
«И понеслась!.. Сэмплировать бы эту адскую дребедень и наложить на неё классическую трёхгитарную британскую рок-группу, просто так, без вокала…»
– Сядьте поровну по обе стороны!.. – донеслось из кабины. – А то завалит сейчас!..
Раздобревшая тетка перебралась на заднее сидение и шандарахнулась задом. Кумушка на соседнем ряду запричитала.
– Ой, дывiтесь, яки погнал… Злочинец…
– Не знайде нiхто нiзащо, у чому iхня користь…
В смоляной предзакатной дали печально блеснул крохотный огонёчек.
«Господи, там же областной детский противотуберкулезный санаторий! Прямо у моря, фундамент хлюпенький, завалится всё. Бедные хлопчики…»
Автобус мчался к первому пляжу средней косы. За окном мелькнули заборы последнего санатория. Он заклеил уши наушниками, каждый миг ощущая в ногах заветную сумку, и включил плеер на полную громкость.
«Death walk behind you…[26] Как там писал знаменитый поэт про Сталинград: “Вызываю вас из бессмертья, побратимы, гвардейцы, бойцы!..”[27] C Винсентом Крейном, Паулем Хаммондом, Марком Каном вместе… Чёрт, последний вроде бы ещё здравствует и даже где-то пиликает… “Годы, алкоголь, и наркотики сделали свое дело…” Будь она не ладна, эта твоя приснопамятная “История обыкновенной американской рок-группы”… Заколебало всё!..»
Доскрежетав днищем кое-как последний участок пути, где от непогоды укрывали заборы частных отелей, грозящий развалиться на ходу, неповоротливый, «ЛАЗ» выехал на самую узкую полосу косы. Здесь с двух сторон шоссе защищали набросанные в несколько рядов базальтовые глыбы, покрытые пеной соленой слизи и увитые водорослями. Каменистая перемычка, которую укрепляли из года в год, неумолимо сужалась и была уже меньше двух десятков метров.
X
С мрачной, наводящей ужас регулярностью высокие волны перемахивали через буруны и, натыкаясь на нежданное двигавшееся препятствие, гнобили его сырой смрадной пеной. Упёртый водитель, переклинивая то и дело коробку передач, за мгновение до того, как получить очередную порцию ледяного шквала, удерживал машину на холостом ходу, а потом нажимал акселератор и автобус-смертник делал новый отчаянный рывок ещё на десяток метров. Уже никто не оборачивался в зеркальце заднего обзора на съёжившихся и перепуганных пассажиров, проклинавших себя за то, что сели в самодвижущийся, пропахший бензиновой гарью ржавый стальной ящик на колесах, который вёз их в никуда…
Искрошенную перемычку поглотила взвихренные мутные волны. Шофер врубил фары и, вцепившись в баранку, продавливал колесами напиравшую со всех сторон чёрную соленую воду. На дороге, кроме них, уже никого не было. Лишь где-то впереди маячили огоньки средней косы.
Оглушительный раскат пронёсся зигзагом в густой провальной тьме – взбешенный вихрь высыпал на стекло мёрзлое не по августу крошево. Бок автобуса приподняло, и, почуяв опасность, пассажиры налегли на сидения, нависли на поручни. Накренившаяся было машина вновь рухнула колёсами на левый борт и, громыхнув металлическим седалищем, вляпалась в грунт. Беспомощные колёса сцепились с твердыней, шофер наддал газу и ЛАЗ устремился к спасительной средней косе, туда, где сгрудились дорогие отели для благородных и базы отдыха для простолюдинов…
Обернувшись на молнию, протрещавшую где-то над заливом, уловил внимательный взгляд. Опасные топтуны-попутчики, развалившиеся сзади, про него не забыли.
– С залива не смоет, а вот с моря могло бы… Пiшов I не верстаться…
– Совковый транспорт, для москалей клепали… По водi плавае… що вiтер без нiг бiжить…
«Эти не отвяжутся. Ох, влип ты, разведчик хренов. Сидел бы дома на печи с тёплой Миленой в обнимку, смотрел бы по DVD-плееру Бондиану…»
И вновь, словно неотвратимо всплывающее окошко в левом нижнем углу монитора, вспомнилась нелюбимая мать, которая давно для него умерла, хоть и доживала свой век в доме для престарелых где-то под С. В ушах зазвучал её ненавидящий крик в спину: «Не будет тебе в жизни счастья!..»
«Счастье viner’а – это горе luser’а[28]. Не нужно мне такого счастья… Это Слава твой ненаглядный, красавец писаный, родная кровь, всё для него! Вот истинный Гниенко, достойный продолжатель зэка-сифилитика дяди Юры и бабушки-дворянки Тамары Серафимовны. Выловили славу нашего рода в банановой “Канаде”, сняли с операционного стола, где сдавал донорскую почку за “обслуживание”, забросили на борт и выгрузили в родном катманду́. Мухудинова теперь в С. типографией заведует, пристроила аманта по соседству на станцию скорой помощи “старшим шофёром”. Дерьмо к дерьму липнет во всех местах…»
