– Подъезжаем к «Меотиде». Кто-нибудь выходит?.. – рявкнул в салон водитель-призрак и все облегченно завздыхали.
«Случись что, этот из кабины бы выпрыгнул, а нас на корм незалiжным акулам…»
ЛАЗ, перетерев задней осью раздолбанные рытвины, вписался в поворот между двух заборов и едва не задел опасливые «Жигули», выскочившие из влажной паволоки сырого тумана.
– Гарно сгвалтовал…
– Фа́ковый водитель!..
Автобус в раскоряку объехал несколько подозрительных луж и ускорил ход.
– На рынке выходят?..
Притормозив у здания почты, машина остановилась. Из-под металлической крыши стали выскакивать пассажиры, подставляя лбы и затылки под барабанные палочки ливня. Салон стремительно пустел.
И тут его осенило.
«Успею!»
Внезапная мысль стряхнула с места. Захватив сумку, он стремительно поднялся и вслед за другими аутсайдерами выпрыгнул наружу. За спиной зашипели дверцы, автобус тронулся. Потом через полминуты притормозил, дверцы распахнулись ещё раз, но он уже спрятался в дрожащей туманной сырости. Задёргавшиеся в дверном проёме лица последних пассажиров не оставили ему выбора, и он резво зашагал по раскисшей тропинке, которая вилась параллельно шоссе.
«ЛАЗ», надрывно урча, помчался к последней остановке.
«А эти, почему не захотели мокнуть?.. Значит, им точно известно, что дойду до конечной остановки. Типография там недалеко… А чего, перекурят в панельном павильончике, дождутся ходока, и я сам приведу их в адрес. Им нужно накрыть подпольный репроцентр, только вот где, в каком коттедже… Значит, таки-засекли трафик с оголовка Воронцовской косы. Говорил я Мутнову, предупреждал: не гоняй мегабайтные файлы через Yandex напрямую с терминала в Килогорске через Полтаву в Донецк, Запорожье и Крым. Тем более из здания администрации, там локалка и так перегружена: четыре консоли и в каждой свитч на тридцать два хаба…
Нужно было в обход, через сервер в Польше… И протокол передачи данных не поменял, гад. Вот и не совпали стартовый и стоповый бит и разминулись с нужным маршрутизатором… А фамилию мою в сводке-поминальнике даже не заболду́ют, дадут простым светлым шрифтом… Так, неизвестный, найденный… Перестань, ещё не вечер!..»
Ледяной влажный ветер хаотически метался, опутывая всё вокруг колючей проволокой дождя, который безжалостно колол лицо. Беспорядочные, хлёсткие порывы гнали вперёд, и приходилось перебегать открытые пространства до самых деревьев, а потом идти пешком возле бесконечных оград, где легче было увернуться от гнущихся веток.
Слева тянулись заборы, чередовались базы отдыха, пансионаты, прибрежные виллы. Стараясь держаться поближе к сетке-рабице, которой были огорожены почти все территории, невидимый никому, он упрямо шагал рядом с обочиной обезлюдевшего шоссе. Через пару километров выложенная плитами дорога упиралась в частный сектор, и его постройки, вплотную подступавшие к старому Воронцовскому маяку, за которым начинался государственный природный заказник «Оголовок Воронцовской косы» – несколько гектаров лиманов в обрамлении камышовых зарослей.
Отшвырнув бессмысленный зонт с изломанными спицами, достал из сумки старую ветровку, обтянул ею взмокревшие голову и плечи, и ринулся навстречу неизвестности.
«Слева море, справа шоссе и переходить через него нельзя: шаг в сторону и увязну в камышовой гнили. Попробую проскочить мимо остановки, сигану в заказник и в камышах потеряюсь… Всё, закiнчена думка».
Шквалистый мокрый ветер кромсал в искрившемся мраке кроны лип и платанов, выдергивая из них увесистые ветки, с треском валившиеся под ноги. Скомканные надвигавшимся ужасом, гасли огоньки дач и коттеджей.
«А эти под козырьком иззябли небось, меня ожидаючи… Я-то разогрелся, двигаюсь хо́дко… Нет, ещё не все потеряно. Вон и монумент погибшим морякам, якоря надраенные…»
В расхристанной ветром промозглой мгле сверкнули багровые сигнальные огни: черный сумрак, фыркая неисправной выхлопной трубкой, медленно отползал от остановки. Отчаянно урчащий «ЛАЗ» набирал скорость, словно древний звездолет из далёкого будущего, решивший вырваться из зияющих тенет Железной звезды[29]… Героический шофер-невидимка уводил родной автобус подальше от оконечности косы, где приливная волна грозила смять машину-развалюху и оттащить её в камыши.
«К рынку успеет, припаркует за почтой, с торца, там крепкая кирпичная кладка. Перемычку не одолеет. До Воронцовска 23 кэмэ, а волна вот-вот накатит…»
Вымокший до нитки, убыстрил шаг, расплёскивая мутную слизь из промокших насквозь кроссовок.
«Дорога жизни… Иди, иди вперед, рейдер хренов, сейчас тебя бандеровцы отметелят!..»
Крепко держа сумку, неспешно поравнялся с остановкой, обошел её с другой стороны, глядя под ноги. Через несколько секунд за спиной зашлепали в четыре ноги.
«Вам бы сейчас сразу на захват пойти, я отбиться не смогу. Теряете инициативу. На старт!..»
Слева растянулся ряд домов, справа стелилась гривистая нива камышей. Под ногами зачавкала вязкая грязь.
«Мой единственный шанс. Заказник исходил в погожие дни, знаю каждую тропку. Добегу до автостоянки, а далее Blind Date – «Свидание вслепую». Была у них такая группа-однодневка в Штатах в 80-м… И традиция у стопроцентных янки, сводить по знакомству молодых и рьяных… “Кохаю разгильдяйскую жизнь!..” Любимая прибаутка покойного прапора Паши Цеверимова… Как он там зава́ливал с фальшивой распальцовкой в ресторан с гуцулками… “Заключительная часть программы напоминает пение покойного очень талантливого певца о́лтиса Ре́динга…” Был такой, в 26 лет упал с самолета в лагуну и окочурился, когда меня еще на свете не было, а Стиви Вандера подвели за ручку к фортепьяно… Марш!..»
Забросив ленту рукояти за голову, он стиснул драгоценную ношу ладонью и ринулся в непролазную темноту по скользкому, проминавшемуся песчанику. Задев запястьем что-то железное, принял влево, чуть выставив локоть.
«Мусорный бак… Не врезаться бы в камыши… Теперь правее, правее по кромке лужи еще пятнадцать метров, не поскользнись… Там щит забелеет, ориентир…»
– Стоять, ги́цель!..
– Геть, моска́ль!..
Ветер доносил частое дыхание преследователей, спешивших настичь его в ошмётках света, источаемого одинокой лампочкой, отчаянно раскачивавшейся на самом крайнем деревянном столбе.
«“Генерали пiщаних Кар’срив”… Помнишь, в 76-м “Инкогнито” выступало в дэка “Текстильщик”, сыграли тогда песенку из фильма. А, проклятый С., забудь про него… Здесь сонце насолонило, насолодило, навiтамiнiзувало… Здесь закони джунглiв… Сейчас тебя милицiанты-западенцы сцапают, отберут всё и сбросят в чахлак, чтоб не шлялся клятый москаль по незалежнiм лиманам!..»
Сзади едва не обожгла разлапистая пятерня, что-то грузное плюхнулось и послышалась замешанная на мове матерная брань. Он устремился к возвышавшемуся невдалеке стенду с правилами поведения в госзаказнике. Отяжелевшие ноги ощутили твердое покрытие.
«Асфальт, положили в прошлом году. Поверну сразу влево, пройду к заливу вслепую через вторую протоку, она узенькая… Гнездовья разнесло, птиц не слышно, не выдадут…
– Лесь, жинись за ним!..
– Нi, Петро, автiвка трэба! Побачай, яки вогнегасник с нiбiс… Яки вiтре!..
Его преследователи сбавили шаг. В темноте вспыхнул фонарик и угрюмый электродиодный луч щупал тёмно-зеленую гущу.
– Без рук, без нiг, по водi плавае… Москаль, дуже хитрiй звiр…
– Ну его к бiсу, Петро…
– Брысь!.. Дай, я сам!.. Не за те ми мерзли на Майданi!..
Последние слова утонули в грохочущем шуме волн: ветер сменил направление.
В кромешной ветристом солёном спрее, прижав заветную сумку к животу и вытянув правую руку вперёд, он продвигался на ощупь, скрупулёзно считая шаги, как когда-то в детстве в подвале, когда шёл к своему сараю… Приходилось то и дело прикрывать ладонью лицо, отстраняя норовившие оцарапать остролистые стебли. Окуная пятки в волнующуюся смрадную жижу, тут же решительно выдирал их из грязи, переступал на носки и делал следующий основательно подготовленный шаг.
«В такую темень не местные к заливу не сунуться. Тут и прожектор не поможет…»
И словно в отместку, сзади начали стрелять – под ноги свалился срезанный наповал толстенный зеле́нь с мохнатым набалдашником.
«А у них что за ствол?.. “Байкал ТМ”, переделанный под стрельбу патронами калибра 7,5 мм… Дуло распирает от лишних джо́улей, самодельный затвор кли́нит… Ребята в ОРЧе ещё смеялись…»
Гулкие хлопки чеканили мглу и пару раз дожали до земли, но он не останавливался и, расшвыривая поверженные камыши, вышагивал дальше на полусогнутых, впиваясь исколотыми пальцами в шершавые стебли. И когда ступни вдруг увязли в грязи по щиколотку, сердце полоснула ледяная мысль:
«Заблудился?.. Нет, лиман слева, а эта малая протока, поворот со старой егерской тропы… Не дрейфь!..»
Не сбавляя и не убыстряя ход, ничего не видя перед собой, досчитал до конца, развернул корпус вправо, промаршировал вперёд, потом влево, и ускорил ход, напрочь забыв про страх и галичан-милицiантов.
