Понятно, что их особые отношения перестали быть секретом в селе. Но одно дело, когда молодежь гуляет и слушает соловьев. А совсем другое, когда предстоит ночевка в одной палатке.
Народ нормально воспринял бы тракториста с дояркой. Но если такое вытворяет учитель с медсестрой — это разврат!
Геру Мамочкина волновала еще одна вещь. Он чувствовал некое раздвоение своей личности.
Учитель хотел повести Ирочку за реку Кривушу. Но не в глухой романтический лес, а туда, где прямо на берегу какая-то фирма начала строительство коттеджей. Он хотел сделать фото этого безобразия и поднять общественность на борьбу. Надо охранять родную природу!
Именно это и беспокоило Германа. Он никак не мог понять, что для него главнее в этот день. Или первая любовь с Ириной, или спасение берегов Кривуши…
Они встретились в шесть часов вечера в дубраве за мостом.
У Германа за плечами был неуклюжий рюкзак, а в руках маленький баул с палаткой. А Ира Забелина принесла две пухлые сумки.
Сегодня утром они наспех договорились о том, кто и какие вещи возьмет. Но наверняка что-то забыли или перепутали.
Когда уходишь в лес более чем на сутки, нужно очень много. Необходимы котелки для воды и супа. Пригодится топор и лопатка. Надо взять продукты, включая чай, сахар и картошку. И, конечно, посуду, одежду и одно одеяло на двоих…
Они шли вдоль берега реки и через двадцать минут уткнулись в забор фирмы «Пикник». Дальше дороги не было. Тупик! Но зато рядом была уютная полянка и удобный спуск к реке.
За забором стояла абсолютная тишина. Похоже, на стройке не было ни одной живой души. Идеальное место для тайного ночлега.
До заката оставалось несколько часов. Они сразу начали обустраиваться, ставить на поляне палатку, разводить костер и подвешивать над ним котелки для вечернего чая.
Когда совсем стемнело, послышались трели соловья. А может быть, других птиц. Но все было очень романтично и красиво.
Влюбленные сидели на берегу и целовались. Но вчера, когда они делали это в первый раз, все было торопливо, сумбурно и страстно. А сейчас они смаковали, растягивая удовольствие.
— Скажи, Гера, а до меня у тебя много девушек было?
— Это как?
— Ну, ты раньше много раз целовался?
— Ни разу!
— Я так и подумала. Ты совсем неопытный и стеснительный. Как десятиклассник.
— А как ты, Ира? Ты очень опытная?
— Не очень. Но уж побольше тебя! Первый раз, когда у меня день рождения был, родители пошли провожать гостей, а я с одним парнем в бутылочку играла.
— Понятно, Ира! Но был и второй раз?
— Был. Это когда в училище нас направили на практику. На ночном дежурстве подвалил ко мне аспирант в очках, прижал к стенке и стал целовать.
— Ты дала ему по морде?
— Хотела, но он меня плотно держал. Я вначале немножко брыкалась, а потом решила не дергаться.
— А дальше что было?
— Ничего не было, Гера. Он, конечно, хотел большего, но я не отдалась! Я все сберегла для тебя. Тебе приятно?
— И да, и нет! Я, Иришка, очень ревнивый. Долго буду вспоминать и этого очкарика, и того с бутылочкой…
Они долго молчали и смотрели на воду, которая искрилась в свете молоденькой луны.
Ирина ругала себя за глупую откровенность. Это была непонятная бравада. Ей вдруг понравилось быть опытней его. Вот она и ляпнула правду-матку! Хорошо, что сказала не все, а только малую часть.
А в душе Германа метались разные чувства — злость, ревность, брезгливость. Но победили жалость и снисхождение. Ему показалось, что Ирочка полностью откровенна перед ним. Таких девушек очень мало! А еще ему показалось, что Ира очень мучается из-за этих двух позорных случаев. Ее нельзя сейчас оттолкнуть. Он бы посчитал себя подлецом!
Через десять минут Ира Забелина немного ожила. Она встала, сняла обувь, подошла к реке и вошла в воду почти по колено.
— Иди сюда, Гера! Вода как парное молоко. Ужасно теплая. Давай купаться!
— Давай! Я пойду в палатку надену плавки.
— А зачем? Я купальник вообще не взяла. Предлагаю поплавать так.
— Как?
— Так! Совсем без всего. Я так люблю, Гера, что совсем тебя не стесняюсь. А ты?
— И я люблю…
Ирина отошла чуть в сторону. Она понимала, что сейчас на нее падает свет молодой луны, и она будет похожа на русалку.
Она медленно поднимала платье, снимая его над головой. Потом на прибрежную траву легло и все остальное.
Это была необыкновенная пьянящая красота. Герман видел такое первый раз в жизни. Он встал и замер, как скульптура с острова Пасхи.
Было понятно, что Ирина не хочет входить в воду сама. Она ждет его! И тогда учитель Мамочкин начал торопливо раздеваться. Все снялось быстро, но дрожащие руки никак не могли расстегнуть маленькие пуговички на груди. И тогда он с треском рванул на себе рубаху и сбросил ее на траву…
Когда они входили в воду, Герман прошептал странную фразу:
— Знаешь, Ира. Мы с тобой похожи на Адама и Еву с картины Альбрехта Дюрера. Только у тех фиговые листочки, а мы как-то так…
— А ты против? Так даже красивее, чем у твоего Альбрехта! Натуральное, Гера, всегда лучше…
Каждая профессия накладывает отпечаток на любого человека. Артисты продолжают играть и в жизни, учителя учат всех подряд, а чиновники берут взятки при любом удобном случае.
Майор полиции Юрий Дробышев был недавно уволен по собственному желанию руководства. Он попал как раз под кампанию по чистке рядов. До этого момента майора долго терпели, но всему же есть предел!
Еще будучи лейтенантом, Юрий Иванович честно старался избавить Москву от криминала. Он подозревал всех и старался посадить как можно больше народа. Была уверенность, что среди арестованных наверняка окажутся и преступники.
Когда молодого сотрудника стали критиковать за брак в работе, Дробышев решил выбивать из подследственных признания. Он пытался делать это не сам, а через своих агентов и заключенных СИЗО, сидящих по другим статьям.
В ход шли банальные побои, угрозы разглашения семейных тайн, а также намеки на возможную расправу с женой и детьми.
Большинство подписывали признательные показания, и Юрий Иванович и сам начинал верить, что поймал матерого преступника.
За пятнадцать лет Дробышев добрел до майора.
Его методы использовали многие, но все делали это аккуратно. А Юрий Иванович разбушевался. Он начал лупить подозреваемых прямо в кабинете, применяя лишнюю жестокость и оставляя следы. Это был явный перебор!
Наконец от этого субъекта освободились! Чтоб не порочил честные ряды российской полиции и чтоб не мешал работать другим…
Уже через месяц Дробышева подобрал Василий Михайлович Сойкин. Ему нужен был опытный, беспринципный и жестокий человек.
Теперь у Юрия Ивановича была новая должность — майор для особых поручений…
На этот раз Дробышев был недоволен заданием.
Его завезли в глухомань под Звенигородом, наспех сколотили для него домик размером с голубятню и оставили охранять котлован пятиметровой глубины.
Все это происходило на участке в шестьдесят соток, который был огорожен высоким забором.
Вчера неожиданно приехал Сойкин с каким-то типом по фамилии Годунов. Вслед за ними прибыли четыре грузовика. Несколько часов рабочие сгружали в котлован бочки. Потом они уехали так же неожиданно, как и появились.
Перед отъездом Сойкин вручил Дробышеву снайперскую винтовку и приказал охранять груз, как золотой запас Родины!
У майора запаса не было семи пядей во лбу, но и он сообразил, что бочки заполнили ровно половину котлована. А значит, скоро привезут еще сто штук и уложат их на дно. А потом бульдозер навсегда завалит это добро землей.
Что бы там ни было, но Дробышев недавно носил погоны. Он привык выполнять свою работу четко, быстро и качественно!
Оставшись один, он осмотрел высокий забор и порадовался, что нигде не было не только дыр, но даже просветов и щелей.
Больше всего майора волновала роща за забором. Почти все деревья росли у реки и имели тонкие стволы. Что-то вроде ивы, ветлы и орешника. На них удержится только мышь или, в крайнем случае, белка.
Но подальше от реки Кривуши сразу за забором росли три высоченные березы и мощный дуб.
Дробышев подошел поближе и понял, что две толстые ветки дуба нависли над участком. В охране объекта это было самое слабое звено…
К ночи Юрий Иванович сделал два важных дела.
Первое — он в груде земли из котлована вырыл себе лежбище. Что-то вроде снайперского укрытия, с которого хорошо просматривался дуб.
Второе — когда совсем стемнело, он провел разведку, обходя забор по периметру.
Он решил начать обход с открытой стороны, выходящей на дорогу, а закончить на том лесистом участке, который примыкает к реке Кривуша. Именно там, где росли три березы и неудобный дуб.
