Добродушный вид Егоркина, его тихий рассказ настраивали сержанта на добрые мысли. Хотелось сделать механику что-то приятное, сказать теплые слова. Он проводил в капонирах, в ремонтной полковой мастерской дни и ночи, был для раненых "илов" и терпеливой нянькой, и опытным хирургом. Диагноз самолету Иваныч ставил еще на подлете машины к аэродрому и почти всегда был точен. Сказывался опыт.
Егоркин был душой полка - неунывающий, мудрый, добрый. Его внутреннюю сосредоточенность можно было сперва принять за нелюдимость. Но если надо - и он был разговорчив, напорист. Взял в оборот даже самого проверяющего из дивизии: "Как же так, товарищ полковник, за три последних месяца ни одного нового мотора не прислали. Спросите, пожалуйста, там у товарищей по техобеспечению - где у них совесть?"
Каким гоголем ходил Егоркин, когда двигатели вскоре поступили в полк новенькие, в смазке.
В полку выпускалась стенная газета "Крылатый патриот". Просматривая очередной номер, Воробьев увидел заметку о лейтенанте Зыкове.
Назавтра на задание решено было послать пять звеньев. В звене Зыкова полетит Костя Воробьев.
Когда поднялись все штурмовики и истребители, самолет сержанта Воробьева занял свое место в боевом строю. Костя облегченно вздохнул, словно сбросил с плеч непосильную ношу. Казалось, дружным, богатырским гулом моторов объят сейчас весь небосвод. Словно птица-вожак шел впереди строя самолет командира полка.
Низкая облачность была сегодня на руку; природа позаботилась укрыть наши самолеты от вражьих взоров, от зенитных орудий. Серый покров иногда разрывался, внизу мелькали буераки, мосты, какие-то строения.
Воробьев видел впереди себя горбатую спину зыковского "ила", зеленые упругие плоскости. Все вылеты к партизанам сержант Воробьев считал подготовкой к такому настоящему заданию. Ему приходилось возить партизанам почту, мешки с морожеными пельменями, овощи, патроны, хомуты, телогрейки - все, без чего не могут жить люди, скрытые в болотах, лесах и горах. Слово "партизан" было так же ненавистно фашистам, как слово "коммунист". И вот теперь предстояло Косте лично встретиться с врагом.
Облачность кончалась. Вскоре то там, то здесь стали появляться шапки зенитных разрывов. Слева показались четыре "мессера". Боясь приблизиться к столь грозной силе русских, залетели в хвост, с акульей жадностью и нетерпением стали преследовать крылатую дружину, держась от нее на почтительном расстоянии.
Скоро на пути следования должен был показаться вражеский аэродром. Отсюда когда-то летали фашистские транспортные самолеты на переброску продовольствия, боеприпасов окруженной армии Паулюса. Многие машины были перехвачены и уничтожены, но, по донесению разведки, самолетов сейчас там вновь появилось много.
Сильный ветер дул с запада, но командир полка точно вывел крылатую армаду на аэродром. Стрекозами расползались внизу самолеты, поднимались в воздух.
Минут пять назад все получили приказ приготовиться к бомбежке аэродрома. Выбрав наиболее выгодное направление атаки, "илы" приступили к штурму вражеских самолетов, бензозаправщиков, ангаров, аэродромных строений.
Однако сверху наседали вражеские истребители. Завязался воздушный бой. Сейчас и те "мессеры", что плелись раньше в хвосте наших машин, осмелели, пошли в атаку. Один из них, ошпаренный метким огнем пушек флагманского стрелка Большакова, быстро стал терять высоту.
Справа от штурмовика Воробьева близко пронесся "мессер". Потом сержант сквозь шум мотора услышал короткое, будто змеиное, шипение. По самолетной обшивке недалеко от кабины прошли рикошетом пули.
"Гаденыш! Откуда он вынырнул? Почему же стрелок так близко его подпустил?" - И тут же леденящая догадка охватила сержанта: стрелок убит или тяжело ранен.
"Сергей?!" - крикнул Воробьев, но не услышал ответа в наушниках своего шлемофона.
Послышались стон, хрипение, и вскоре все стихло...
- Двадцать первый! Двадцать первый! Я Тридцать девятый. У меня стрелок убит...
- Гляди, справа мессер! - крикнул Юрий.
Костя резко повернул голову. Пальцы сами нащупали гашетку. Летчик слегка развернул машину вправо, и, когда фашист полоснул пушечной очередью, ответным огнем встретил его Сорокин. Но противник ушел невредимым.
Как слабую птицу в стае, вражеские летчики, набившие глаз и руку в воздушных боях, сразу выделили штурмовик под номером "39". Он сбивался с курса, то отходил влево или вправо, то приближался к ведущему. Нетрудно было выявить новичка.
Воробьев удвоил внимание. Он заметил все с той же правой стороны двух истребителей со свастикой на хвостах, их уже встречали пулеметными очередями сзади идущие самолеты.
Внизу, не разбирая дороги, мчались танки. Со скляровского, а вслед за ним и с других "Ильюшиных" хвостатыми кометами полетели реактивные снаряды. Внизу бушевало пламя, от горевших машин растекался удушливый смрад.
Большое село, возле которого находилось скопище техники и живой силы, носило название Паровое. Село стояло на большом тракте, в нем происходило переформирование боевых соединений. Еще на собрании командир полка говорил: "Надо устроить "парилку" возле населенного пункта Паровое". И вот сейчас они поддавали жару. "Парили" фашистов бомбами и эрэсами, одновременно отражая налеты вражеских истребителей.
И еще было одно очень важное дело. Партизаны на подробной карте, начерченной от руки, указали местонахождение упрятанного под землей бензохранилища. С картой был ознакомлен каждый летчик, вылетевший на штурмовку. Все знали тот квадрат на краю села. Рядом река с крутым правым берегом, мост и неподалеку упрятанные цистерны. Партизаны не раз пытались взорвать бензохранилище, но охрана была продумана хитро и основательно. Невозможно было подступиться к берегу ни от реки, ни с трех других сторон. Оставалась уязвимой только пятая сторона: небо. Отсюда теперь надвигались звенья штурмовиков.
Точно на земляную макушку, под которой покоились цистерны, легли зажигательные бомбы. Суглинок, пропитанный соляркой, бензином, маслами, горел хорошо. Получился ориентир, куда теперь можно было прицельно метать бомбы и реактивные снаряды. Недавно у хранилища заправлялись танки и машины, там остались шланги. Их не успели отсоединить. Горели подтеки горючего, удавами скручивались в пламени оставленные шланги. Появились пожарные машины. В одну пожарную машину угодила бомба.
У Воробьева взмокла от напряжения спина. Все, начатое минут пятнадцать назад, казалось ему сновидением. Он увидел, что полотнище огня на бензохранилище все более увеличивалось. Багровое, огромное, оно билось на невидимых растяжках, словно пытаясь оторваться от земной тверди и улететь. И только сейчас Воробьев понял: бензохранилище взорвано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
