— И решил расплатиться тобой?
— Ну почти. Скорее я решила. Хотела попробовать сама договориться с кредитором.
— Великолепно, — Мирон припечатывает ладонь ко лбу и даже не скрывает снисходительную улыбку. Издевается гад.
— Кстати. Долг твоего мужа закрыт.
— Что? — округляю глаза. — Зачем ты…
— Это не я, — пожимает плечами, а мне становится не по себе.
Ворон? Игры у тебя жестокие. Не для меня совсем.
— Я так понимаю, неземной любовью там и не пахнет? — Мирон продолжает меня пытать.
— Конечно нет, — не могу не улыбнуться. Какой он забавный.
— Почему не разведёшься?
— Есть причины.
— Которые ты мне, конечно же, не расскажешь?
И сообразительный. Сплошные плюсы. Вот кому-то повезёт.
— Нет, прости, — качаю головой. — Может, когда-нибудь потом…
— Это даёт надежду на ещё одну встречу, — довольно заключает он и расплывается в широкой улыбке.
— Ты хочешь со мной встретиться? — совершенно серьёзно спрашиваю я.
— Очень, — так же серьёзно отвечает Мирон и смотрит в глаза.
Неожиданно. Смущённо улыбаюсь и отвожу взгляд. А на душе становится тепло. Оказывается, мужское внимание может быть очень приятным. А я давно забыла об этом.
— Что я могу для тебя сделать?
Задумчиво смотрю на него. Он и так уже сделал очень многое. Большего я, наверное, принять не смогу.
— Ничего, — пожимаю плечами.
— Почему? — хмурится Мирон. — Я хочу помочь.
— Я не верю в бескорыстную помощь, — честно отвечаю и виновато пожимаю плечами. — Прости.
— Лихо тебя прижало, — цокает он и качает головой.
— Есть немного.
— Но ты же сама сказала, что я мужчина. А мужчина никогда не потребует плату за помощь.
— Красивая игра слов, — поощрительно усмехаюсь. Как вывернул, а. Переиграл меня на моём же поле.
— Сам в шоке, — смеётся он и сосредотачивается на дороге.
Прикрываю глаза и позволяю себе немного расслабиться.
— Ир, я правда готов вписаться, — Мирон ловит мой взгляд и удерживает. — Можешь на меня рассчитать.
— Зачем тебе это? — спрашиваю прямо. Хочу понять его мотивы. Не бывает же просто так? Или я просто загоняюсь?
— Ты мне нравишься, — искренне и откровенно.
Вот так просто. Честно и по-мужски. А я не знаю, что делать с этим признанием. Ответить я на него не готова.
— Мирон, я… — подбираю правильные слова.
С Мироном мне хорошо. Реально приятно его общество и не хочется расставаться. Но всё же это не то… В груди не дрожит, и сердце не бьётся раненой птицей. Как тогда, с Вороном. Господи, я когда-нибудь уже забуду о нём? Сколько можно меня изводить?
— Не надо ничего говорить, — хмыкает он. — Просто прими это как данность.
Легко сказать. Но я не хочу водить его за нос и использовать.
— А если я не смогу ответить тебе взаимностью?
Невольно напрягаюсь. Не привыкла я к таким разговорам. Да и повода не было.
— Значит, не судьба, — смеётся Мирон. — И всё. Без претензий. Но я же могу попытаться?
— Спасибо, — улыбаюсь. — Я тебя услышала.
— Номер запиши.
— Диктуй.
Останавливается напротив подъезда. Там, где совсем недавно стояли другие два джипа.
— Какой этаж? — Мирон смотрит на окна.
— Пятый.
— Свет горит. Может, проводить и объяснить всё супругу?
— Не стоит, — качаю головой. — Я сама справлюсь.
— Уверена? — недовольно хмурится. Защитник.
— Да, — подаюсь вперёд и мягко касаюсь губами его щеки. — Спасибо тебе за всё.
Просто порыв. Желание хоть как-то отблагодарить за то, что он со мной возится весь вечер. Торопливо открываю дверь, впуская в салон морозный воздух.
— Ир, я не шутил, — Мирон в последний момент ловит мою руку. — Звони мне при любом раскладе.
— Я поняла.
Выхожу. Расправляю плечи и иду к подъезду, ощущая на себя внимательный взгляд. Приятно. Да! Мне приятно мужское внимание! Не могу сказать, что прям накрыло. Нет. Скорее, мне просто стало спокойно. В моей ситуации это уже огромное достижение. Я просто не умею прятаться за спину сильного мужчины. Но, возможно, Мирон именно тот человек, который меня научит?
Отъезжает. Провожаю взглядом его машину, прикладываю магнитный ключ и под писк домофона дёргаю дверь.
— А ну-ка стой, — раздаётся над головой мужской голос, и пальцы сходятся на плече.
Глава 18
Ворон
В зале тихо и всё ещё пыльно. Открываю окно, чтобы вытянуло. Выключаю свет. Прикурив, облокачиваюсь на подоконник и свистом подзываю к себе пса. Он лает мне в ответ. Подходит, смотрит на меня своими умными глазами, а я криво усмехаюсь.
Пёс уходит обратно к себе, а я затягиваюсь, вдыхая вместе с дымом запах ненавистного ноября. Когда уже закончится эта чёртова дата и вдохи перестанут причинять надоевшую за сегодня боль?
По телу мурашки размером с кулак. Тушу сигарету, закрываю окно и ложусь спиной на стопку матов. Подкладываю руки под голову, таращусь в потолок. Когда-то давно на нём шелушилась краска и полы приходилось подметать несколько раз в день. Всё вокруг изменилось за шестнадцать лет. Моя жизнь после возвращения из плена сделала несколько таких сальто, лучшие акробаты Московского цирка позавидуют. А вот таких сильных и контрастных чувств всё равно больше не было. Сегодня она ворвалась в этот зал, как много лет назад, и разожгла внутри меня пожар из ненависти и той проклятой любви, что была между нами.
Сука! Тут же вонзила нож мне в печень, встав на колени.
Дура! Идиотка! Я никогда не бил женщин. Сегодня захотелось дать ей хорошую затрещину. Встряхнуть, заорать.
У меня до сих пор эта сцена перед глазами. Она на коленях перед моей расстёгнутой ширинкой…
Как это развидеть теперь?!
Никогда бы я такого с ней не сделал. Да, женщины тоже бывают тварями. И иногда мы их убивали. Но обычно сразу. Без насилия, без жести. Один случай только был, но и меня тогда рядом не было, когда с бабой нажестили. Не знаю, если бы мою жену убили в квартире, где находились двое маленьких детей, как было с Русланом Грановским, я бы, может, тоже озверел в тот момент. Но я не хочу там оказаться. У меня есть ресурсы, чтобы защитить свою семью. Семьи только нет. И женщина, которая смотрела на меня с обожанием, вдруг решила, что я смогу её изнасиловать.
И не горит ведь больше. Выгорело всё внутри, наконец, и покрылось толстым слоем серого пепла.
Закрыв глаза, я позволяю себе упасть в чёрную воронку воспоминаний и вынырнуть с другой стороны.
Флешбэк
Январь. Красиво вокруг до невозможности. После двух месяцев в темноте глаза всё ещё режет от яркого света, бликующей мишуры, витрин, обклеенных снежинками, и просто невыносимо белого снега.
Один глаз у меня так пока и не открывается. Он скрыт за специальной чёрной повязкой, чтобы не пугать людей уродливым шрамом. На моём теле их ещё много, и оно болит, хотя медики очень старались подлатать. Какие-то полностью исчезнут со временем, а какие-то останутся со мной навсегда, как тот, что перпендикулярно пересекает глаз. Это практически высеченное имя мрази, которую мы оставили в том самом подвале, когда уходили.
От чистого воздуха до сих пор кружится голова. И даже автомобильный выхлоп не раздражает лёгкие. Хромая поднимаюсь по ступенькам цветочного бутика. Мне придётся извиниться перед ведьмочкой за то, что пропал. Я не хотел. Так вышло. И выжил я ради неё, убил всех демонов в том аду и вырвался на свободу, чтобы вернуться, обнять, любить…
Ещё никогда у меня не было такого острого желания завести детей. В темноте вдруг подумалось, что совсем неплохо было бы кого-то после себя оставить. Когда ты осознаёшь, что в любую минуту можешь сдохнуть, мысли и чувства вообще очень знатно штормит. И не имеет значения, сколько на тебе брони.
Выбираю букет нежных белых лилий, ловлю такси и еду к ней. От предвкушения встречи пальцы подрагивают как у мальчишки и снова забывается про боль, темноту, шрамы. Ира же примет меня таким? Будущий гениальный врач. Не должна испугаться.
