Было почти десять, когда Джим шатаясь вышел из «Горячего местечка» и снова сел в свою машину. По ее вихляниям Эллери понял, что Джим здорово пьян. Он свернул налево — значит, ехал не домой, а в город. Но куда?
Джим остановился возле убогого деревянного дома в центре Лоу-Виллидж. При свете тусклой двадцатипятиваттной лампочки в подъезде Эллери видел, как он поднялся по лестнице и постучал в дверь с облупившейся краской.
— Джим! — послышался возглас Лолы Райт.
Затем дверь захлопнулась.
Эллери поднялся по ступенькам, скрипящим под его весом. На площадке он без колебаний подошел к двери Лолы и прижал ухо к тонкой панели.
— Ты должна мне помочь! — услышал он крик Джима. — Лола, не прогоняй меня! Я дошел до отчаяния…
— Но я же говорила тебе, Джим, что у меня нет денег, — холодно ответила Лола. — Сядь. Ты пьян как свинья.
— Поэтому я и пью, — усмехнулся Джим.
— Что довело тебя до отчаяния? — Голос Лолы стал ласковым. — Вот так — теперь тебе будет удобнее… Давай, Джим, расскажи все малютке Лоле…
Хейт начал плакать. Всхлипывания были приглушенными, и Эллери догадался, что его лицо прижато к груди Лолы, чье материнское бормотание не представлялось возможным разобрать. Но внезапно она вскрикнула, словно от боли, и Эллери едва не вломился в квартиру.
— Джим! Ты толкнул меня!
— Ты такая же, как все! «Расскажи Лоле»! Убери от меня руки! Я ничего тебе не расскажу!
— Джим, тебе лучше поехать домой.
— Ты дашь мне денег или нет?
— Но, Джим, я же говорила тебе…
— Ни у кого не выпросишь ни цента! Попал в беду, а собственная жена и пальцем не шевелит! Знаешь, что мне пришлось сделать?
— Что, Джим?
— Ничего… — Последовала длительная пауза. Очевидно, Джим отключился. Эллери с любопытством ждал. Внезапно послышались слабый вскрик Лолы и сердитое ворчание Джима: — Я же сказал, убери от меня руки!
— Джим, я не… Ты заснул…
— Ты меня обыскивала! Что ты искала, а?
— Не надо, Джим. Мне больно… — Лола явно старалась сдерживаться.
— Тебе будет еще больнее! Я покажу тебе…
Эллери открыл дверь. Лола и Джим боролись, стоя на коврике в центре бедной, но аккуратной комнатенки. Джим пытался повалить ее на пол, а Лола отталкивала его, уперев руку в подбородок. Голова Джима была запрокинута, глаза его сверкали пьяным блеском. Вздохнув, Эллери бросился к ним, оторвал Джима от Лолы и усадил его на провалившийся диван. Джим закрыл лицо руками.
— Вы не пострадали, Лола?
— Нет, — запыхавшись, отозвалась она. — Вы поспели вовремя. Интересно, что вы слышали? — Отвернувшись, она пригладила блузку, поправила прическу, потом взяла со стола бутылку джина и как ни в чем не бывало убрала ее в шкаф.
— Только возню, — соврал Эллери. — Я пришел с запоздалым визитом. Что случилось с Джимом?
— Пьян в стельку. — Лола повернулась к нему; лицо ее было спокойным. — Бедная Нора! Не понимаю, зачем он пришел сюда? Думаете, этот идиот в меня влюбился?
— Вам виднее, — усмехнулся Эллери. — Полагаю, мистер Хейт, вам лучше пожелать доброй ночи вашей привлекательной свояченице и позволить старому приятелю отвезти вас домой.
Джим сидел, раскачиваясь взад-вперед. Внезапно его голова поникла. Он спал согнувшись, словно огромная тряпичная кукла с рыжеватыми волосами.
— Что вы знаете об этой истории, Лола? — быстро спросил Эллери.
— О какой истории? — Она смотрела ему в глаза, но ее взгляд ничего не говорил.
Эллери улыбнулся:
— Ни одного попадания — одни промахи. Но когда-нибудь я выберусь из этого непроглядного тумана! Доброй ночи.
Он перекинул Джима через плечо. Лола открыла дверь.
— Там две машины?
— Его и моя — точнее, Пэт.
— Я привезу машину Джима утром. Оставьте ее здесь, и, мистер Смит…
— Да, мисс Райт?
— Приходите снова.
— Может быть.
— Только в следующий раз стучите, — улыбнулась она.
* * *
С неожиданной твердостью Джон Ф. взял на себя инициативу.
— Никакой суеты, Герми, — заявил он, грозя ей тонким указательным пальцем. — Рождеством будет заниматься кое-кто другой.
— Джон Фаулер Райт, чего ради…
— Мы все отправимся на рождественский обед в горы, проведем ночь в охотничьем домике, будем жарить каштаны на костре Билла Йорка и как следует позабавимся.
— Что за нелепая идея, Джон? Нора отобрала у меня День благодарения, а ты отбираешь Рождество. Не желаю слышать об этом. — Но, посмотрев мужу в глаза, Герми решила, что это не каприз, и перестала спорить.
Поэтому Эда Хотчкиса наняли отвезти рождественские подарки в охотничий домик Билла Йорка на вершине Лысой горы с запиской Биллу от Джона Ф. насчет обеда, ночлега и «особых приготовлений». Старый Джон держался необычайно таинственно, усмехаясь, как мальчишка.
Они собирались отправиться на Лысую гору в двух автомобилях сразу после обеда в сочельник. На задние колеса надели цепи, старую Луди отпустили на рождественские каникулы, и теперь все поджидали снаружи Джима и Нору, топая ногами, чтобы согреться. Наконец дверь дома Норы открылась и оттуда вышла Розмэри Хейт.
— Где Джим и Нора? — спросила у нее Герми. — Так мы никогда не доберемся до охотничьего домика!
Розмэри пожала плечами:
— Нора не поедет.
— Что?!
— Она говорит, что неважно себя чувствует.
Они обнаружили Нору в кровати, слабую и позеленевшую. Джим ходил взад-вперед по комнате.
— Нора, детка! — вскричала Герми.
— Снова заболела? — осведомился Джон Ф.
— Ничего страшного, — с трудом отозвалась Нора. — Просто желудок. Поезжайте без меня.
— Ни за что, — с возмущением заявила Пэт. — Джим, ты вызвал доктора Уиллоби?
— Она мне не разрешает, — ответил Джим безжизненным голосом.
— Не разрешает?! Ты мужчина или тряпка? Что значит не разрешает? Я немедленно спущусь и…
— Не надо, Пэт, — пробормотала Нора.
— Но…
Нора открыла глаза. Они сердито сверкали.
— Я не хочу доктора, — процедила она сквозь зубы. — Говорю в последний раз. Я не желаю никакого вмешательства, понятно? Со мной все в порядке… — Закусив губу, Нора с усилием продолжила: — Пожалуйста, уезжайте. Утром мне станет лучше, и мы с Джимом приедем к вам в охотничий домик…
— Нора, — откашлявшись, начал Джон Ф., — нам пора поговорить с тобой, как отец с дочерью…
— Оставьте меня в покое! — закричала Нора.
Они повиновались.
* * *
Эллери и Пэт поехали на Лысую гору, забрали из охотничьего домика Билла Йорка рождественские подарки и вернулись с ними в Райтсвилл. Подарки были розданы отнюдь не в праздничной атмосфере.
Герми провела день в своей комнате. Пэт организовала рождественский «обед» из остатков баранины и баночки мятного желе, но Герми к нему не спустилась, а Джон Ф. съел два куска и, бросив вилку, заявил, что он не голоден. Поэтому Пэт и Эллери ели в одиночестве. Потом они пошли навестить Нору. Джима дома не оказалось, а Розмэри Хейт лежала на диване в гостиной с журналом «Лук» и коробкой конфет. Она сказала, что Нора спит, а на вопрос Пэт о Джиме ответила, пожав плечами, что он опять поругался с женой и убежал. Нора еще слаба, но поправляется. Разве в этом захудалом городишке можно как-то развлечься на Рождество? И с этим сердитым замечанием Розмэри вернулась к своему журналу.
Пэт побежала наверх взглянуть на сестру. Вернувшись, она выразительно подмигнула Эллери, и они вышли из дома.
— Я пыталась поговорить с ней — она вовсе не спала. Я… едва не сказала ей, что знаю об этих письмах! Эллери, Нора меня пугает! Говорить она не желает, чуть что — впадает в истерику и выглядит совсем больной. Говорю вам, Эллери, — Пэт перешла на шепот, — график действует! Вчера ее опять отравили!
— Вы становитесь такой же истеричкой, как Нора, — заметил Эллери. — Поднимитесь к себе и постарайтесь вздремнуть. Неужели женщина не может иногда заболеть?
— Я вернусь к Норе. Не хочу оставлять ее одну!
Когда Пэт убежала, Эллери отправился на длинную прогулку по склону Холма. На душе у него было скверно. Накануне, когда остальные были наверху с Норой, он потихоньку пробрался в столовую. Посуду после обеда еще не убрали, и он съел маленький кусочек остатков Нориного рагу из солонины. Эффект не заставил себя ждать. Вскоре Эллери почувствовал сильную боль в животе и тошноту. Он быстро выпил содержимое бутылки, которую захватил с собой, — гидроокись железа с магнезией, официальное противоядие при отравлении мышьяком. Теперь сомнений не оставалось: кто-то добавил в солонину какое-то мышьяковое соединение. Причем только в тарелку Норы — ведь, отведав мясо, больше никто не почувствовал себя плохо. План действовал. Сначала День благодарения, теперь — Рождество. Значит, смерть назначена на Новый год.