"Разговорить его, пускай расслабится, отвлечётся, а там я его и возьму. Живым, конечно, вряд ли получится, ну, да и хрен с ним: отпишусь, не впервой. А и не отпишусь — такую гадину завалить, — считай, жизнь не зря прожил. Посмотрим", — решил для себя Андрей.
Убей её, убей!!! — исходил истерикой Иисус внутри головы Левского, — я узнал её. Она одна всех уже изгнанных Демонов перетянет. Убей её, ну же!!!
— Убери нож, — посоветовал Малюта. — Убери. Отпусти девчонку, не бери ещё одного греха на душу. А там посмотрим.
"Попаду, — думал он меж тем про себя, — девяносто пять к пяти, что попаду. А если и девчонку задену — что ж, мой грех, но гнида эта по земле ходить больше не будет".
Убей её!!! — надрывался Иисус. — Она — настоящее Зло. Мент — он тупой, ничего дальше козырька не видит. Но ты-то понимаешь — она Зло.
— Ты не видишь, — пробормотал Игорь, — она не должна жить. Оно не должно. Как можно быть таким слепым?..
Тонкая ещё струйка крови из надрезанной шеи заструилась по ножу.
— Дяденька, — слабо прошептала Ленка, и Малюта выстрелил.
Он не промахнулся. Пуля макарова поставила жирную красную точку на лбу Игоря Левского и оборвала его жизнь. Но уже мёртвый, падая, он не переставал сжимать волосы девчонки, а воткнутый в тонкую шейку нож продолжал двигаться, перерезая мышцы и артерии.
Тело девочки содрогалось, лёжа на трупе своего убийцы.
"Бля, бля, бля!!!" — вопил про себя и в полный голос Андрей, кинувшись к Лене и пытаясь оторванным впопыхах рукавом от ветровки остановить кровотечение. Но уже ясно было, что всё бесполезно.
Малюте доводилось и раньше видеть детские трупы. Жизнь — такая паскудная штука, что всегда подкидывает тебе что-то интересное. Он видел мёртвых детей в чеченских сёлах, видел замёрзших до смерти или переширявшихся бомжат, видел жертв ДТП. И никогда не мог, да и не хотел, привыкнуть к этому. Вот и сейчас, сжимая в руках ещё подергивающееся тело Ленки Красильниковой, он начинал тихо звереть. А потом, закусив губу, мрачно, по-волчьи завыл.
И внезапно упёрся во взгляд распахнутых совершенно не детских глаз.
"Надо было тебе его послушать", — прозвучал в голове Андрея незнакомый, какой-то чужой голос, от которого мурашки побежали по хребту, а сердце тихо ойкнуло и почти остановилось.
Уже стекленеющие глаза девочки зажглись каким-то мрачным, внутренним огнём, и Андрей почувствовал, как холодные и в то же время раскалённые то ли пальцы, то ли щупальца перебирают одну за другой все извилины его мозга, подчиняя его своей воле, уничтожая и загоняя сознание Андрея в такие тупики, из которых нет выхода.
Через пару минут Создание, раньше бывшее Андреем Малютиным, поднялось с колен, уронив с них труп девочки Лены. Созданию нравилось тело Лены, потенциально оно сулило большие перспективы и могло очень пригодиться. Лет через пять. А вот тело замнача убойного отдела Малюты могло пригодиться уже сейчас. Ну что ж, не повезло мужику, оказался не в том месте и не в то время. Или наоборот — в то именно и там, где нужно? В силу своей природы Создание не заморачивалось такими вопросами.
Услышав приближающиеся звуки милицейских сирен, оно слегка улыбнулось. Андрей Малютин долго бы пытался объяснить, что произошло, но у Существа сомнений не возникало. Маньяк убил девочку, потом кинулся с ножом на офицера милиции. Тот применил табельное оружие. Маньяк убит. Покопавшись в памяти Малютина, Существо выудило информацию ещё о восемнадцати подобных эпизодах. Что ж, похоже, капитан милиции Андрей Малютин метит в местные звёзды. А у звезды всегда больше возможностей, чем у простого мента.
Нет, новое тело Существу положительно нравилось.
Дедушка Митрофаныч
— Сам ты "обосрался", — обиженно нахохлился Виталик, — решили же идти — значит, пойдём. Я своего решения не меняю никогда.
Костян насмешливо скривил физиономию и недоверчиво цыкнул через щель в передних зубах. Этой его особенности Виталик всегда завидовал — у самого-то у него зубы всегда были на редкость белые, крепкие и здоровые. Да и во всём остальном Костян заметно отличался от своего приятеля: ширококостный, крепкий, с вихрастыми рыжими волосами и непременным фингалом где-нибудь на физиономии. В свои двенадцать с небольшим Костян уже сейчас выглядел постарше и поматёрее большинства своих четырнадцатилетних товарищей. Другое дело — Виталик: всегда какой-то непонятно чистенький, тощенький, хоть и очень жилистый, аккуратно причёсанный, в очочках, вечно витающий где-то в облаках. Короче, два мира — два детства. По всем законам Костян должен был бы третировать Виталика, не давать тому проходу и всячески доставать. Тем более удивительной была их дружба.
Познакомились они лет пять назад, когда маленького Виталика родители сослали в первый раз в деревню к бабке на лето. Раньше как-то обходилось, но в тот год не повезло. Родители решили устроить себе второй медовый месяц, навострились куда-то сначала в Анталию, а потом по старой, студенческой ещё привычке — то ли сплавляться вниз по одной из многочисленных сибирских рек, то ли просто выбраться с друзьями молодости в очередной турпоход с завываниями под гитару и ночными бдениями у костра. Романтики, блин. А Виталика спихнули к бабке по отцовской линии в недалёкую Ольховку — пусть, дескать, молодое поколение ума-разума и крестьянской мудрости набирается, тем более что бабка — сельская учительница на пенсии — от тоски в своей деревне тоже с ума сходила и против приезда внука никак не возражала. Мнение Виталика, естественно, в расчёт никто не брал.
Уже на второй день Виталик повстречал на деревенской улице Костяна. Тот по всем законам жанра надавал приезжему очкастому городчанину подзатыльников, но неожиданно получив сдачи, проникся к тому глубоким уважением. С тех пор и началась их дружба.
По сути своей Костян был парнем незлым, хоть и выглядел отпетым хулиганом. Кто знает, может, в городе он таким бы и стал, но в деревне, особенно при таком батяне, как у него, особо не поозоруешь. Папаша Костяна был местным участковым, причём больше походил не на патриархального Анискина, а на рейнджера Одинокого Волка МакКуэйда в исполнении Чака Норриса. Да и то сказать, через пару-тройку десятков километров зона расположения лагерей зековских начинается, тут хочешь — не хочешь, а окрутеешь. Само собой, что и сына он держал в строгости, настойчиво прививая ему неприятие популярной воровской романтики и резко пресекая всякие хулиганские поползновения.
С воровской романтикой Костян не дружил, но вот от поползновений всяких нехороших избавиться так и не смог. Как и любого нормального пацана, разжигала его изнутри жажда адреналина, желание сделать что-то не то, чтоб уж явно запрещённое, но по сути своей нехорошее. Однако и дури в нём было поменьше, чем в городских сверстниках: с малолетства помогающий матери по хозяйству, Костян приучился к такой ответственности, о которой большинство городских ребят и представления не имели. Той же корове ведь не объяснишь, почему её не подоили, а мамка-то тоже не двужильная…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
