Я заглянула в комнату. Люсино тело должны были привезти из морга в одиннадцать, поэтому гроб стоял пока пустой, но присутствие покойника все равно ощущалось в квартире. Пахло сосной. Только этот запах теперь говорил не о новогодних праздниках, подарках и апельсинах, а о венках и гробе, сколоченном из плохо просушенной древесины. Вдоль стены стояли венки: от соседей, сослуживцев, друзей и знакомых. Их было очень много, наверное, больше десяти. Еловые и сосновые ветви были соединены между собой, перевязаны траурными лентами и украшены белыми и алыми гвоздиками. Именно от венков исходил столь сильный аромат хвои и скорби.
На столе стояли портрет с черной лентой по углам и зажженная свеча. С портрета смотрела улыбающаяся Люся, молодая и счастливая. Я прекрасно помнила этот снимок, собственно, это фото Люся отсылала своему Рене в Бельгию. Тяжелый вздох вырвался из моей груди, видно, не суждено было Люсе стать женой бельгийца и родить ему кучу детишек, чтобы потом возить их на занятия в школу и на теннисные корты. Моей подруге была уготована судьбой страшная участь — погибнуть под колесами джипа, за рулем которого сидел неизвестный отморозок. Борис сказал, что джип ищут. Но найдут ли? Предадут в руки закона? Хотелось бы.
На диване, взявшись за руки, сидели Люсины родители, они не сводили глаз с портрета и тихо плакали. Глядя на них, сердце разрывалось от боли. Вытирая слезы, я вернулась на кухню к Анне Владимировне.
— Сил нет смотреть на них, — тихо сказала я.
— А что будет, когда Люсю привезут, — поддержала меня Анна Владимировна, смахивая со щеки слезу. — И где Светку носит?
— Кто это?
— Светка — это Люсина младшая сестра. Не знала?
— Знала, конечно, — вспомнила я Свету. — Видела один раз у Люси дома. Похожа на нее очень. Так где же она? Самое время поддержать родителей.
— Укатила, наверное, куда-нибудь. В общежитии ее с пятницы не видели. Может, сегодня заявится, а сестры уже нет, в могиле лежать будет. Вот горюшко!
— Надо было найти.
— Где искать-то? Всех спросили. Вроде к морю на выходные собиралась съездить, с нее станет. А Люське что, в морге из-за непутевой сестрицы лежать? Завтра четвертый день пойдет, сколько можно?
Я ничего не успела ответить Анне Владимировне, из коридора послышались приглушенные голоса. Я посмотрела на часы — пятнадцать минут двенадцатого.
«Должно быть, это Люсю привезли», — подумала я, не осмеливаясь выглянуть в коридор, проверить, так ли это.
Ужас накатил на меня, по коже пробежали мурашки. Мне стало очень страшно. Наверное, я сильно побледнела, Анна Владимировна окинула меня взглядом, нахмурилась и спросила:
— Что с тобой? Пойди, посмотри, кто там?
— Боюсь, — честно призналась я.
Страшно посмотреть на тело человека, с которым ты дружил, еще вчера делился секретами и до сих пор не представляешь его мертвым. Люся для меня до последнего момента оставалась живой, моя душа не принимала ее смерти. И вот сейчас я должна была увидеть ее мертвое тело и согласиться с тем, что это не чудовищная ошибка, а самая настоящая правда.
Анна Владимировна угадала мои мысли, стянула с меня передник, взяла за руку и вывела за порог кухни:
— Идем вместе, надо проститься.
Когда я собралась с духом и вошла в комнату, Люсю уже уложили в гроб. Руки ее покоились на груди, а лицо закрывал платок. Чтобы не смущать людей, было решено не показывать ее обезображенного лица. Наверное, это было правильным решением: лучше, если знакомые и близкие будут вспоминать хорошенькую Люсю, чем бесформенное месиво.
Скоро маленькая квартирка стала заполняться людьми. Тех, кто хотел проститься с Люсей Антиповой, было чрезвычайно много. Люся слыла очень общительным человеком — знакомых у нее было превеликое множество. Люди шли нескончаемым потоком, приносили венки, оставляли корзины роз, гвоздик, хризантем.
Мы с Анной Владимировной вновь вернулись на кухню и продолжили приготовления к поминкам. Из-за материального положения Люсиных родителей они не могли оплатить ритуальный обед в кафе для всех желающих, поминать решили дома. Аркадий Семенович выдал деньги на закупку продуктов и попросил Анну Владимировну взять приготовления к поминкам на себя.
К двум часам у нас уже все было готово.
— Поезжай на кладбище, а я останусь, буду готовить стол, — предложила Анна Владимировна, и я с ней согласилась — накрыть стол не составит ей особого труда.
Если честно, атмосфера в квартире была настолько сильно пропитана горем и это так сильно на меня давило, что мне захотелось срочно выскочить на улицу и вдохнуть полной грудью воздуха.
Я вышла на улицу и растворилась в толпе скорбящих. И хотя все вокруг только и говорили о безвременной смерти Люси Антиповой и общее настроение было хуже некуда, мне все равно стало легче. Как будто огромная ноша, которая прежде покоилась на моих плечах, была поделена между всеми здесь присутствовавшими и каждый взял себе ее маленькую часть. Все, не стесняясь, плакали и горевали по поводу нелепой Люсиной кончины.
Похороны и поминки прошли, как им и подобает, траурно и торжественно. «Оптимальный выбор» присутствовал в полном составе. Аркадий Семенович был печален и строг, под руку его держала спутница по жизни и верная жена, Калерия Павловна.
Должна заметить, ни одно мероприятие — ни грустное, ни веселое, — на котором бы имел честь присутствовать Аркадий Семенович, никогда не обходилось без ее недремлющего ока. Казалось бы, сдались ей похороны рядовой сотрудницы? Могла бы и дома посидеть. Но она, очевидно, думала по-другому. Ее святая обязанность — быть всенепременно и в трудную минуту поддержать коллектив, разумеется, в лице своего супруга, Аркадия Семеновича.
На кладбище Аркадий Семенович взял слово и выступил с трогательной речью, многие, не стесняясь своих слез, плакали, в их числе была и я.
Глава 12
Когда я вернулась домой, был уже вечер. Облом еще не объявлялся, а мне не терпелось узнать, какую информацию он принесет из «Гименея».
Я досмотрела по телевизору вечерние новости и стала подумывать: «А не разобрать ли мне диван, чтобы завалиться спать, день, что ни говори, выдался для меня очень тяжелый». Но своего желания осуществить я так и не успела — как раз в этот момент раздался звонок в дверь. Я дождалась условного сигнала и пошла открывать. На пороге блистал лучезарной улыбкой Облом.
— Так поздно? — спросила я, зевая во всю ширину рта.
— Ты как сварливая жена, только скалки или сковородки в руке не хватает, — выговорил мне Облом.
— Не дождешься. А отчего ты весь светишься?
— У меня было виртуальное свидание с французом. Ира, обхохочешься. Мне так было весело.
— Чего не могу сказать о себе. Мне, напротив, было очень грустно…
Облом изменился в лице:
— Плохие новости?
— Я была на Люсиных похоронах.
— Не пугай, я думал что-то новенькое. Извини, совсем забыл.
— Не извиняйся, Люся была моей подругой, а не твоей. Тебе простительно не помнить. Пошли, напою тебя чаем с остатками торта.
— Что значит с остатками? — насторожился Облом и, опередив меня на повороте, поспешил на кухню, проверить, какой кусок оставили ему от пирога.
— Я только сегодня с утра отрезала маленький кусочек, — чистосердечно повинилась я.
— Точно — маленький? — Он поднял тарелку и стал рассматривать кусок торта со всех сторон. Потом открыл кухонный шкаф, взял ложку и вонзил ее в сочную мякоть бисквитного торта.
— Ты что, отрезать не хочешь? — возмутилась я поведением приятеля. Я и сама была не прочь съесть с чаем кусочек.
— А зачем? Это ведь мой торт?
— Облом, если бы я тебя хорошо не знала, подумала бы, что ты говоришь серьезно. Признайся, ты меня разыгрываешь?
— Нет, я говорю серьезно. Все, что касается сладкого, для меня очень серьезно.
— Тогда ты плохо кончишь. Диабет, склероз и последняя стадия ожирения тебе обеспечены. А отсюда — инфаркт, стенокардия, инсульт и многое, многое другое.
Облом поперхнулся и закашлялся. Я со всей силы и с огромной радостью, что могу ему отомстить, ударила его по хребту.
— Ой, — запищал Облом. — Не колоти так! Больно! Пожалела, да? Кусочек торта пожалела? Маленький? Для друга, да? Давай тарелку, отрежу. Сама небось половину слопала?
— Облом, не паясничай. Дай мне кусок торта и рассказывай, как тебя приняли в «Гименее».
— А знаешь, хорошо. Очень хорошо! Лучше, чем ты меня принимаешь. Кофе предложили, конфетами угостили. На семь у меня был запланирован сеанс связи, или, точнее сказать, виртуальной любви с французом. Поскольку я по-французски ни бельмеса не соображаю, пришла очень хорошенькая переводчица, Дашенькой зовут. И началось… Сначала были просто общие вопросы: где, что, когда. Потом вопросы пошли погорячее. Даша краснеет, но переводит. Я держу себя в руках и стараюсь отвечать честно.
