Деревянный жалобно заскрипел всем своим телом.
— Всеподданнейше ходатайствую перед вашим величеством об оставлении меня на месте. Хотя краска кое-где еще держится на мне, но внутри я весь прогнил.
Бронзовый позеленел от злости.
— Что! Бунтовать? — загрохотал он и, размахнувшись, ударил Розенбума палкой по спине.
Щепки так и полетели во все стороны.
— Эй, не дури, Розенбум! Смотри, хуже будет.
— Так точно, хуже будет, — скрипнул Розенбум и замаршировал на месте, чтобы размять свои деревянные ноги.
— Шагом марш! За мной! — скомандовал бронзовый король и затопал по улице.
А за ним, потрескивая и поскрипывая, двинулся деревянный солдат.
Так шествовали они через весь город, до самой корабельной верфи: Бронзовый — впереди, Деревянный — позади, а Нильс — у Деревянного па голове.
У высоких ворот они остановились. Бронзовый легонько ударил по огромному висячему замку. Замок разлетелся на мелкие кусочки, и ворота с лязгом открылись.
Сквозь щелочку в шляпе Нильс увидел старую верфь. Это было настоящее корабельное кладбище. Старые, допотопные суда с пробоинами в раздутых боках лежали здесь, как выброшенные на сушу рыбы. На почерневших от времени стапелях застряли потрепанные бурей шхуны с обвисшими рваными парусами, с перепутавшимися, точно паутина, снастями. Повсюду валялись ржавые якоря, бухты полуистлевших канатов, покореженные листы корабельного железа.
У Нильса даже глаза разгорелись — так много тут было интересного. А ведь он видел только то, что было справа, потому что в шляпе, под которой он сидел, с левой стороны не было ни одной щелочки.
— Послушай, Розенбум, мы же не найдем его здесь! — сказал Бронзовый.
— Так точно, ваше величество, не найдем, — сказал Деревянный.
— Но мы должны его найти, Розенбум, — загремел Бронзовый. — Так точно, должны, — проскрипел Деревянный.
И они двинулись по шатким мосткам. От каждого их шага мостки вздрагивали, трещали и прогибались.
По пути Бронзовый переворачивал вверх дном каждую лодку, сокрушал корабельные мачты, с грохотом разбивая старые ящики. Но нигде — ни под лодками, ни в ящиках, ни под мостками, ни на мачтах — он не мог найти дерзкого мальчишку. И немудрено, потому что мальчишка этот преспокойно сидел под шляпой на голове старого солдата Розенбума.
Вдруг Бронзовый остановился.
— Розенбум, узнаешь ли ты этот корабль? — воскликнул он и вытянул руку.
Розенбум повернулся всем корпусом направо, и Нильс увидел какое-то огромное корыто, обшитое по краям ржавым железом.
— Узнаешь ли ты этот славный корабль, Розенбум? Посмотри, какая благородная линия кормы! Как гордо поставлен нос! Даже сейчас видно, что это был королевский фрегат… А помнишь, Розенбум, как славно палили на нем пушки, когда я ступал на его палубу?
Бронзовый замолчал, мечтательно глядя на старый, развалившийся корабль с развороченным носом и разбитой кормой.
— Да, много он видел на своем веку, мой старый боевой товарищ, — сказал Бронзовый. — А теперь он лежит здесь, как простая баржа, всеми заброшенный и забытый, и никто не знает, что сам король ходил когда-то по его палубе.
Бронзовый тяжело вздохнул.
Слезы, большие, круглые, как пули, медленно потекли из его бронзовых глаз.
И вдруг он стукнул палкой, выпрямился, колесом выпятил грудь.
— Шапки долой, Розенбум! Мы должны отдать последний долг свидетелю нашей былой славы. — И широким величественным движением руки Бронзовый снял свою треуголку. — Честь и слава погибшим! Ура! — громовым голосом закричал он.
— Урр-ра! — закричал Деревянный и сорвал с головы свою шляпу.
— Урр-ра! — закричал вместе с ними Нильс и притопнул ногой на голове у Розенбума.
Прокричав троекратное «ура!», Бронзовый с легким звоном надел свою треуголку и повернулся.
И тут его бронзовое лицо потемнело так, что стало похоже на чугунное.
— Розенбум! Что у тебя на голове? — зловещим шепотом проговорил он.
А на голове у Розенбума стоял Нильс и, весело приплясывая, махал Бронзовому рукой.
От ярости слова застряли у Бронзового в горле, и он только задвигал челюстями, силясь что-то сказать. Впрочем, он мог разговаривать и без слов — ведь у него была хорошая бронзовая дубинка. Ее-то он и пустил в ход.
Страшный удар обрушился на голову Деревянного. Из треснувшего лба взвился целый столб пыли и трухи. Ноги у Деревянного подкосились, и он рухнул на землю…
3.
Когда все затихло, Нильс осторожно вылез из-под груды щепок. Бронзового и след простыл, а на востоке из-за леса мачт вырывались красные лучи восходящего солнца.
Нильс с грустью посмотрел на кучу обломков — это было все, что осталось от Деревянного.
«Да, не промахнись его величество, и моим бы косточкам тут лежать, — подумал Нильс. — Бедный Розенбум! Если бы не я, проскрипел бы ты, наверное, еще годик-другой…»
Нильс бережно собрал разлетевшиеся во все стороны щепки и сложил их вместе ровной горкой.
Построив памятник своему погибшему товарищу, Нильс побежал к воротам.
«Не опоздать бы мне! — с беспокойством думал он, поглядывая на светлевшее небо. — Пока я разыщу ратушу, солнце, пожалуй, совсем взойдет. А вдруг Мартин и в самом деле улетит без меня?»
Он выскочил за ворота и побежал по улицам, стараясь припомнить, где он плутал ночью. Но утренний свет все изменил, все выглядело теперь по-иному, и Нильс ничего но узнавал. Он свернул в один переулок, в другой и, сам того не ожидая, выбежал прямо к ратуше.
Не успел он отдышаться, как перед ним уже стоял Мартин.
— Ну, сегодня ты молодец. Послушался меня, далеко не ходил, — похвалил его Мартин.
Нильс ничего не ответил. Он не хотел огорчать своего друга.
Когда стая пролетала над площадью, Нильс посмотрел вниз.
На высокой каменной тумбе стоял Бронзовый. Видно было, что он очень торопился и поспел на место в самую последнюю минуту. Камзол его был расстегнут, треуголка сбилась на затылок, а палка торчала под мышкой.
— Прощайте, ваше бронзовое величество! — крикнул Нильс.
Но Бронзовый молчал.
Может быть, он не слышал, а если и слышал, все равно ничего не мог сказать.
Ночь прошла. Начался новый день.
Глава X. ПОДВОДНЫЙ ГОРОД
1
Стая Акки Кебнекайсе летела над прибрежной полосой, там, где земля встречается с морем.
Давно уже в этих местах между землей и морем шел нескончаемый спор.
Вдали от берега у земли только и было забот, что о картофеле, об овсе и о репе. Про море она и не думала.
И вдруг узкий длинный залив, как ножом, разрезал землю.
Земля отгородилась от него березой и ольхой и снова занялась своими обычными делами…
Но вот еще один залив рассек землю.
Земля и на этот раз окружила его деревьями, словно это был не морской залив, а обыкновенное пресное озеро.
А заливы бороздили уже весь берег. Они ширились, они вторгались в самую середину лесов и полей, дробили землю на мелкие кусочки.
Море хотело захватить землю.
Земля хотела оттеснить море.
Земля подбиралась к морю отлогими зелеными холмами.
Но море выбрасывало ей навстречу песок и складывало у берега сыпучие горы.
— Не пущу! — говорило море.
— Не сдамся! — говорила земля.
И она поднималась перед морем отвесной скалистой стеной.
Тогда море начинало яростно биться. Оно шумело и пенилось, оно кидалось на утесы так, словно хотело растерзать на части всю землю.
Но земля пускалась на хитрость. Она выставляла заслон из множества островов — шхер. Они держались крепко, как солдаты в строю. В первой шеренге стояли самые заслуженные старые бойцы. На них давно и травинки не осталось: свирепые волны срывали с них даже водоросли — из пены поднимались только камни, источенные глубокими морщинами.
Море перекатывалось через них, шло на приступ дальше. Но все новые и новые защитники вставали на его пути. И море билось с ними, постепенно истощая свою ярость, А когда добиралось наконец до земли, у него уже не было сил, и оно мирно плескалось у зеленых островков.
Здесь, на этих поросших травой шхерах, стая Акки Кебнекайсе в последний раз отдыхала перед самым большим перелетом.
Дорога всех птичьих стай шла дальше над открытым морем.
2
Нильс сидел на своем белокрылом коне и вертел головой во все стороны. В воздухе было шумно, как на большой проезжей дороге в ярмарочный день.
Никогда в жизни не видел Нильс столько птиц сразу. Тут были черно-белые казарки, и пестрокрылые утки, и крохали, и кулики, и кайры, и гагары. Они кричали, гоготали, чирикали, щебетали, свистели на все голоса. Они перекликались, переговаривались, старые знакомые приветствовали друг друга, а новички то и дело спрашивали:
— Скоро ли мы прилетим?
— Уж не сбились ли мы с пути?
— Сколько же можно лететь без отдыха?
Но вожаки уверенно вели свои стаи все дальше и дальше.
