Отлетела латунная спица, которой крепился между ступенями белый ковер.
Отлетела вторая спица.
В мозгу стучит «Сарабанда» Баруха Доуленда. Ранний вариант, запрещенный в Южном Анхуэсе за «вульгарность и презрение должной скромности» — под тамбурин, кастаньеты, с лихими выкриками танцоров…
Хрустнул под каблуком обломок картинной рамы.
В ужасе взвизгнула дверь гостиницы, едва не слетев с петель.
За угол, скорее за угол…
В этом забеге Тихий Трибунал выиграл у Бдительного Приказа. Не заботясь приличиями, вигилла Генриэтта — должно быть, и у нее сердце плясало знакомую, запрещенную ханжами «Сарабанду»! — выскочила за вещественной уликой прямиком из окна каминной залы. Лишь взметнулись облаком нижние юбки, да мелькнули, открывшись случайному взгляду, изящные щиколотки. Ну конечно, бельэтаж — это вам не второй, тут и захочешь, а ног не поломаешь… что, господин обер-квизитор, стыдно?., да, стыдно…
Обоим должно быть стыдно.
Потому что первым к крысятам успел нудный стряпчий Тэрц.
— Порча чужого имущества, взятого без спросу!., статья «О самовольном непотребстве», параграф…
— Да пошел ты, козлина…
— Ай! Дядька, ай! Ну ай же, кому кричу…
— Братва! Шустрим! Сморчки на хвосте!
Остановившись и восстанавливая дыхание, Конрад с удовольствием любовался, как стряпчий ловко держит за ухо здоровенного крысюка, вожака стаи. И выговаривает за дурные манеры, через слово поминая кодексы, статьи и параграфы. Крысюк соглашался и вопил. Такие деточки днем в мяч подобранной головой играют, а по ночам с кистеньком выходят помочь семье на мели безденежья. Кстати, ухо — не та часть тела, за которую можно у них держаться безнаказанно. Ты его за ухо, а он согнется в три погибели и тебе самому кое-какой артефакт отгрызет.
Или стряпчим они не отгрызают?
IV тупик, как и предполагалось, оказался тупиком только по названию. Шайка недорослей прыснула в стороны и растворилась быстрей ложки меда в крутом кипятке. Помочь дружку, угодившему в лапы правосудия, никто и не подумал: взаимовыручка здесь была не в чести. Раз сморчки на хвосте, значит, нос в дыру, хвосты в щели…
— Дядька, ну пусти… оторвешь же, клешнястый…
Стряпчий закончил выговор, сдал подоспевшим ликторам унылого крысюка — тот всхлипывал и сверкал распухшим ухом, — после чего обернулся к барону с вигиллой.
— Надеюсь, ваша светлость, вы позволите мне присовокупить к описи это?
Сейчас было ясно видно: голова — никакая не голова. Шар, сплошь покрытый грязно-бурой коростой, лишь издали похожей на запекшуюся кровь. А волосы — трава с обочины, налипшая поверх корки. Шар при изготовлении мастер-резчик поукрасил сложной резьбой: в углубления набилась земля, кое-где застряли мелкие прутики.
— Не слишком ли вас много, сударь Тэрц? Куда ни сунусь…
— Вы неизменно ставите мне препоны, ваша светлость! А в королевстве творятся ужасные вещи! И если не принять меры без промедления и робости…
— Извольте не говорить намеками!
— Да какие здесь намеки!
Стряпчий наклонился вперед, весь напрягся, как перед броском. Конрад словно впервые увидел его лицо, ясно-ясно: впалые щеки, сеть морщинок в уголках глаз, горбатый нос с трепещущими крыльями.
— Сами видите, кругом воры и жулье, воры и жулье! Небось в курсе, ваша светлость, как ворюге Михалю Ловчику в Бадандене руку публично рубили? Честь по чести, с зачитанием списка вин, на эшафоте! Отрубили, факелом прижгли и погнали взашей… А рука, значит, возьми и вырасти заново через неделю. А все почему?
Честно говоря, барон не нашелся ответить: почему?
Чушь какая-то… ахинея…
— А все потому, что у ворюги Михаля тень особая была! — стряпчий торжествующе ткнул пальцем в небо, при этом ловко перехватив шар под мышку. — С четырьмя руками. Про запас, понимаете? А к такой тени и имя особенное полагается. К добру ли? Нет, не к добру, заверяю вас! В народе шепчутся, а в народе зря шептаться не станут!..
— Вы сошли с ума, сударь?
— Ничуть, ваша светлость. Просто когда власти безмолвствуют, народу только и остается, что громогласно шептать… Глядишь, услышат, кому надо!
— Даже если так, при чем здесь Бдительный Приказ? Это ведомство Тихого Трибунала! — Барон с ужасом почувствовал, как его втягивает в склочную воронку скандала, бессмысленного и кошмарного. — Руки, тени, имена…
Тут, кстати, и вмешался Тихий Трибунал:
— Судари мои, извольте прекратить! Оба!
Вигилла резко протянула руку вперед, скрючив пальцы довольно страшненьким образом. Рука сделалась до ужаса похожа на лапу неясыти-брадачихи: так крылатый хищник пикирует на зазевавшуюся мышь. И плохой маникюр не помеха: глянешь и вздрогнешь — ишь, когтищи… Но куда любопытней оказалась ответная дрожь шара. Находка затряслась, запрыгала в ладонях стряпчего, уподобясь пойманной жабе. Тэрц, выказав чудесную прыть при задержании крысюка, к изумлению барона, не сумел удержать буйный шар.
— Овал Н-не… бес!
Тоненько вскрикнув, стряпчий с воплем отпустил «это» на свободу.
Отвратительная «голова» вспорхнула в воздух, отряхнув на ловца часть грязи, и живенько улетела к Генриэтте.
— Вне сомнений, обсервер, — определила вигилла, перехватывая добычу. — Личный, ограниченного действия, с самонаведением на ману владельца. Мы зовем их «манками». В наличии ряд сильных повреждений. Думаю, ему в суматохе досталось не только от этих… бодрых отроков. И сталью приложились, и каблуками, и остаточными бранными эманациями… Ставлю бабочку-капустницу против ловчей выдры, это шар Кристофера Форзаца.
Барон пари не поддержал. Генриэтта явно знала свое дело. Такие шары на улицах не валяются, а среди квесторов, если верить гостиничным записям, был всего один маг — упомянутый Кристофер.
— Если наш шарик окажется с вживленной «самопиской»… — Цокнув языком, дама рассмеялась безосновательной надежде, этой пагубе сыскарей, и спрятала шар в сумочку, с которой, похоже, не расставалась даже в купальне. — Ваша светлость, скажите честно: вы везунчик?
На взгляд Конрада, в сумочку не поместились бы и наливное яблочко с расписным блюдечком. Пора, пора подавать рапорт о внедрении!.. И вигиллу поставить на место тоже давно пора.
— Нет. Я не везунчик. И хотел бы получить от вас официальное заверение в том, что при получении дополнительных сведений, связанных с находкой, вы поделитесь ими с сотрудниками Бдительного Приказа.
Внезапно Генриэтта Куколь оказалась совсем рядом. Барон ощутил аромат ее духов — слабый, еле заметный, с пряными тонами вербены. Распахнулись большие небесно-голубые глаза. Дрогнул тонко очерченный рот:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
