рейтузы с кантом? А они этого канта видеть не могут... Сейчас же за пулеметы берутся. Не угодно ли?.. Спереди красногвардейцы, как стена, сзади спекулянты и всякая рвань с гетманом, а я посредине. Слуга покорный. Мне надоело изображать навоз в проруби. Пусть мобилизуют! По крайней мере, я знаю, что буду служить в русской армии.
Студзинский. Они Россию прикончили. Да они нас все равно расстреляют.
Мышлаевский. И отлично. Заберут в Чека, по матери обложат и выведут в расход. И им спокойнее, и нам.
Студзинский. Я с ними буду биться.
Мышлаевский. Пожалуйста. Надевай шинель! Валяй, дуй! Шпарь к большевикам, кричи им — не пущу! Николку с лестницы уже сбросили. Голову видал? А тебе ее и вовсе оторвут! И правильно — не лезь! Теперь пошли дела богоносные.
Лариосик. Я против ужасов гражданской войны. В сущности, зачем проливать кровь?
Мышлаевский. Ты на войне был?
Лариосик. У меня, Витенька, белый билет. Слабые легкие. И, кроме того, я — единственный сын при моей маме.
Мышлаевский. Правильно, товарищ белобилетник.
Студзинский. Была у нас Россия — великая держава[19].
Мышлаевский. И будет, будет.
Студзинский. Да, будет, — ждите!
Мышлаевский. Прежней не будет, новая будет. А ты вот что мне скажи. Когда вас расхлопают на Дону[20], а что расхлопают, я вам предсказываю, и когда ваш Деникин даст деру за границу... а я вам это тоже предсказываю, тогда куда?
Студзинский. Тоже за границу.
Мышлаевский. Нужны вы там, как пушке третье колесо, куда ни приедете, в харю наплюют. Я не поеду, буду здесь, в России. И будь с ней что будет... Ну и кончено, довольно, я закрываю собрание.
Студзинский. Я вижу, что я одинок.
Шервинский (вбегает). Позвольте, господа, не закрывайте собрание. Вот что: Елена Васильевна Тальберг разводится с мужем своим, бывшим полковником генерального штаба, и выходит...
Входит Елена.
Лариосик. Ах!
Мышлаевский. Брось, Ларион, куда нам с суконным рылом в калашный ряд. Лена, ясная, позволь я тебя обниму и поцелую.
Студзинский. Поздравляю вас, Елена Васильевна.
Мышлаевский. Ларион, поздравь — неудобно!
Лариосик. Поздравляю вас и желаю вам счастья.
Мышлаевский. Лена, ясная... Ну а ты молодец! Ведь такая женщина. По-английски говорит, на фортепьяно играет. И в то же время самоварчик может поставить. Я сам бы на тебе, Лена, с удовольствием женился.
Елена. Я бы за тебя, Витенька, не вышла.
Мышлаевский. Ну и не надо. Я тебя и так люблю. Я, по преимуществу, человек холостой и военный. Люблю, чтобы дома было уютно, без женщин и без детей, как в казарме... Ларион, наливай!
Шервинский. Погодите, господа. Не пейте это вино! Я вам шампанского налью. Вы знаете, какое это винцо? Ого-го-го!.. (Взглянул на Елену, смутился.) Обыкновенное Абрау-Дюрсо. Три с полтиной бутылка... среднее винишко...
Мышлаевский. Леночкина работа. Лена, рыжая, ты умница! Женись, Шервинский, ты совершенно здоров! Ну поздравляю вас и желаю вам...
Дверь в переднюю открывается, входит Тальберг в штатском пальто, в снегу, с чемоданом.
Тальберг. Дверь почему-то не заперта.
Мышлаевский. Это номер!
Тальберг. Здравствуй, Лена. Виноват, кажется, мое появление удивляет почтенное общество? Здравствуй, Лена! Немного странно! Казалось бы, я мог больше удивляться, застав на своей половине столь веселую компанию в столь трудное время. Здравствуй, Лена. Что это значит?
Шервинский. А вот что...
Елена. Погоди, Леонид. Вот что: господа, прошу вас, выйдите все на минутку, оставьте нас вдвоем с Владимиром Робертовичем.
Шервинский. Лена, я не хочу.
Мышлаевский. Постой, постой, все уладится. Соблюдай спокойствие. Ты слушайся ее. Нам выкатываться, Леночка?
Елена. Да.
Мышлаевский. Я знаю, ты умница. В случае чего кликни меня. Персонально. Ну что ж, господа, покурим, пойдем к Лариону.
Шервинский. Я тебя прошу...
Мышлаевский. Я за все отвечаю. Прошу, господа.
Шервинский. Постой!
Мышлаевский. Я тебя прошу.
Все уходят, и дверь закрывается.
Тальберг. Что все это значит, прошу объяснить. Что за шутки! Где Алексей?
Елена. Алексея убили.
Тальберг. Не может быть... Когда?
Елена. Два месяца тому назад, через два дня после вашего отъезда.
Тальберг. Ах, боже мой, конечно, ужасно. Но ведь я же предупреждал, ты помнишь?
Елена. А Николка калека.
Тальберг. Но согласись, ведь это никак не причина для этой глупой демонстрации. Я же не виноват во всем этом.
Елена. Скажите, как же вы вернулись? Ведь сегодня большевики будут... сейчас...
Тальберг. Я прекрасно в курсе дела. Гетманщина оказалась глупой опереткой. Немцы нас обманули. Но в Берлине мне удалось получить командировку к генералу Краснову на Дон. Киев надо бросить совсем. Я за тобой.
Елена. Я, видите ли, с вами развожусь и выхожу замуж за Шервинского.
Тальберг. Очень хорошо! Ага! Очень хорошо, очень хорошо! Воспользоваться моим отсутствием для устройства пошлого романа. Ты...
Елена. Виктор!
Мышлаевский. Лена, ты меня уполномочиваешь объясниться?
Елена. Да!
Мышлаевский. Понял.
Пауза. Елена уходит. Ухватив Тальберга за глотку, вынимает револьвер.
Вон!
Тальберг набрасывает на плечи пальто, берет чемодан и уходит.
Мышлаевский. Лена! Персонально!
Елена. Ну?!
Мышлаевский. Уехал, развод дает. Очень мило поговорили.
Елена. Спасибо, Виктор! (Убегает.)
Мышлаевский. Рад стараться. Ларион!
Лариосик. Уже уехал?
Мышлаевский. Уехал!
Лариосик. Ты гений, Витенька.
Мышлаевский. Я гений — Игорь Северянин[21]. Туши свет, зажигай елку.
Лариосик поворачивает штепсель, и елка вспыхивает электрическими лампочками. Входят Шервинский, Студзинский и Елена.
Студзинский. Очень красиво! И как стало сразу уютно!
Мышлаевский. Ларионова работа. Браво, браво! Ну-ка, Ларион, сыграй нам марш.
Лариосик выбегает и начинает на рояле бравурный марш. Николка выходит, ложится на диван.
Ну вот, все в полном порядке. Давайте же поздравим вас начисто. Ларион, довольно.
Лариосик входит с гитарой, передает ее Николке.
Поздравляю тебя, Лена ясная, раз и навсегда. Забудь обо всем, и вообще — ваше здоровье. (Пьет.)
Николка трогает струны гитары.
Лариосик. Огни... огни...
Николка (напевает тихо). Скажи мне, кудесник, любимец богов...[22]
Мышлаевский. Ларион! Скажи нам речь. Ты мастер.
Лариосик. Я, господа, право, не умею. И, кроме того, я очень застенчив.
Мышлаевский. Ларион говорит речь.
Лариосик. Что ж, если обществу угодно, — я скажу. Только прошу извинить: ведь я не готовился. Мы встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень, очень много, и я в том числе. Я ведь тоже перенес жизненную драму. Впрочем, я не то... И мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны...
Мышлаевский. Очень хорошо про корабль, очень.
Лариосик. Да, корабль. Пока
